Только теперь выступила на сцепу Фанни, вполне подготовленная для своей новой роли. Только теперь она окончательно затмила мистера Спарклера и стала сиять за обоих, вдесятеро ярче. Не чувствуя более неясности и двусмысленности положения, так тяготивших ее раньше, этот благородный корабль развернул паруса и поплыл полным ходом, не отклоняясь от курса и выказывая в полном блеске свои превосходные качества.
– Так как предварительные объяснения привели к благоприятному результату, – сказал мистер Доррит, – то, я полагаю, душа моя, пора… кха… формально объявить о твоей помолвке миссис Дженераль…
– Папа, – возразила Фанни, услышав это имя, – я не понимаю, какое дело до этого миссис Дженераль.
– Душа моя, – сказал мистер Доррит, – этого требует простая вежливость по отношению к леди… хм… столь благовоспитанной и утонченной…
– О, меня просто тошнит от благовоспитанности и утонченности миссис Дженераль, папа, – сказала Фанни, – мне надоела миссис Дженераль!
– Надоела, – повторил мистер Доррит с изумлением и негодованием, – тебе… кха… надоела миссис Дженераль!
– До смерти надоела, папа, – сказала Фанни. – И я, право, не знаю, какое ей дело до моей свадьбы. Пусть занимается собственными брачными проектами, если они у нее есть.
– Фанни, – возразил мистер Доррит веским и внушительным тоном, резко противоречившим легкомысленному тону дочери, – прошу тебя объяснить… кха… что ты хочешь сказать.
– Я хочу сказать, папа, – ответила Фанни, – что если у миссис Дженераль имеется какой-нибудь брачный проект, то он, без сомнения, может заполнить все ее свободное время. Если не имеется, тем лучше, но в том и другом случае я желала бы избежать чести оповещать ее о моей помолвке.
– Позволь тебя спросить, Фанни, – сказал мистер Доррит, – почему.
– Потому что она и сама знает о моей помолвке, папа, – возразила Фанни. – Она очень наблюдательна, смею сказать. Я заметила это. Пусть же догадывается сама. А если не догадается, то узнает, когда мы обвенчаемся. Надеюсь, вы не сочтете недостатком дочерней почтительности, если я скажу, что это самое подходящее время для миссис Дженераль.
– Фанни, – возразил мистер Доррит, – я поражен, я возмущен этим… хм… капризным и непонятным проявлением ненависти… кха… к миссис Дженераль.
– Пожалуйста, не говорите о ненависти, папа, – не унималась Фанни, – так как, уверяю вас, я не считаю миссис Дженераль достойной моей ненависти.
В ответ на эти слова мистер Доррит поднялся со стула и величественно остановился перед дочерью, устремив на нее взгляд, полный строгого упрека. Его дочь, повертывая браслет на руке и посматривая то на браслет, то на отца, сказала:
– Как вам угодно, папа. Мне очень жаль, что я не угодила вам, но это не моя вина. Я не дитя, я не Эми, и я не намерена молчать.
– Фанни, – произнес мистер Доррит, задыхаясь после величественной паузы, – если я попрошу тебя остаться здесь, пока я формально не сообщу миссис Дженераль как образцовой леди и… хм… доверенному члену семьи о… кха… предполагаемой перемене, если я… кха… не только попрошу, но и… хм… потребую этого…
– О папа, – перебила Фанни выразительным тоном, – если вы придаете этому такое значение, то мне остается только повиноваться. Надеюсь, впрочем, что я могу иметь свое мнение об этом предмете, так как оно не зависит от моей воли.
С этими словами Фанни уселась, приняв вид воплощенной кротости, которая, впрочем, в силу крайности, казалась вызовом, а ее отец, не удостоивая ее ответом или не зная, что ответить, позвонил мистеру Тинклеру.
– Миссис Дженераль.
Мистер Тинклер, не привыкший к таким лаконичным приказаниям, когда речь шла о прекрасной лакировщице, стоял в недоумении. Мистер Доррит, усмотрев в этом недоумении всю Маршалси со всеми приношениями, моментально рассвирепел:
– Как вы смеете? Это что значит?
– Виноват, сэр, – оправдывался мистер Тинклер. – Я не знаю…
– Вы отлично знаете, сэр, – крикнул мистер Доррит, побагровев. – Не говорите вздора… кха… отлично знаете. Вы смеетесь надо мной, сэр.
– Уверяю вас, сэр… – начал было мистер Тинклер.
– Не уверяйте меня, – возразил мистер Доррит. – Я не желаю, чтобы слуга уверял меня. Вы смеетесь надо мной. Вы получите расчет… хм… вся прислуга получит расчет. Чего же вы ждете?
– Ваших приказаний, сэр.
– Вздор, – возразил мистер Доррит, – вы слышали мое приказание. Кха… хм… передайте миссис Дженераль мое почтение и просьбу пожаловать сюда, если это ее не затруднит. Вот мое приказание.
Исполняя эту просьбу, мистер Тинклер, по всей вероятности, сообщил, что мистер Доррит в жестоком гневе: по крайней мере, юбки миссис Дженераль что-то очень скоро зашелестели в коридоре, как будто даже мчались к комнате мистера Доррита, – однако за дверью приостановились и вплыли в комнату с обычной величавостью.
– Миссис Дженераль, – сказал мистер Доррит, – садитесь, пожалуйста.
Миссис Дженераль с грациозным поклоном опустилась на стул, предложенный мистером Дорритом.
– Сударыня, – продолжил этот джентльмен, – так как вы были столь любезны, что взяли на себя труд… хм… довершить образование моих дочерей, и так как я убежден, что все близко касающееся их интересует и вас…
– О конечно, – заметила миссис Дженераль самым деревянным тоном.
– То я считаю приятным для себя долгом сообщить вам, что моя дочь, здесь присутствующая…
Миссис Дженераль слегка наклонила голову в сторону Фанни. Та отвечала низким поклоном, затем высокомерно выпрямилась.
– …что моя дочь Фанни… кха… помолвлена с известным вам мистером Спарклером. Отныне, сударыня, вы освобождаетесь от половины ваших трудных обязанностей… кха… трудных обязанностей, – повторил мистер Доррит, бросив сердитый взгляд на Фанни. – Но это обстоятельство… хм… конечно, не отразится ни в каком отношении, ни прямо, ни косвенно, на положении, которое вы столь любезно согласились занять в моей семье.
– Мистер Доррит, – ответила миссис Дженераль, не нарушая безмятежного покоя своих перчаток, – всегда снисходителен и слишком высоко ценит мои дружеские услуги.
Мисс Фанни кашлянула, как будто говоря: «Вы правы».
– Мисс Доррит, без сомнения, позволит мне принести ей мое искреннее поздравление. Подобные события, когда они свободны от порывов страсти… – Миссис Дженераль закрыла глаза, как будто не решалась взглянуть на своих собеседников, произнося это ужасное слово. – …когда происходят с одобрения близких родственников и скрепляют основы благородного семейного здания, могут считаться счастливыми событиями. Надеюсь, мисс Доррит позволит мне принести ей мои искреннейшие поздравления.
Тут миссис Дженераль остановилась и мысленно произнесла для придания надлежащей формы губам: «Папа, помидор, птица, персики и призмы».
– Мистер Доррит, – прибавила она вслух, – всегда любезен, и я прошу позволения принести мою искреннюю признательность за то внимание, скажу больше – за ту честь, которую он и мисс Доррит оказывают мне, удостоив меня таким доверием. Моя признательность и мои поздравления относятся как к мистеру Дорриту, так и к мисс Доррит.
– Мне чрезвычайно, невыразимо приятно слышать это, – заметила мисс Фанни. – Утешительное сознание, что вы ничего не имеете против моего брака, снимает тяжесть с моей души. Я просто не знаю, что бы стала делать, если б вы не согласились, миссис Дженераль.
Миссис Дженераль с улыбкой, в которой сказывались персики и призмы, переложила перчатки, так что правая оказалась сверху, а левая – снизу.
– Сохранить ваше одобрение, миссис Дженераль, – продолжила Фанни, также отвечая улыбкой, в которой, однако, не замечалось и следа упомянутых выше ингредиентов, – будет, без сомнения, главной задачей моей жизни в замужестве; утратить его было бы, без сомнения, величайшим несчастьем. Тем не менее я уверена, что вы, со свойственной вам снисходительностью, позволите мне, и папа позволит мне исправить одно маленькое недоразумение, маленькую ошибку, которую я заметила в ваших словах. Лучшие из нас так часто впадают в ошибки, что даже вы, миссис Дженераль, не можете быть вполне свободны от них. Внимание и честь, о которых вы так выразительно упоминали, миссис Дженераль, исходят не от меня. Обратиться к вам за советом было бы такой великой заслугой с моей стороны, что я считаю недобросовестным приписывать ее себе, раз этого не было в действительности. Она целиком принадлежит папе. Я глубоко признательна вам за одобрение и поощрение, но просил их папа, а не я. Я очень благодарна вам, миссис Дженераль, за то, что вы облегчили мое сердце от бремени, любезно согласившись на мой брак, но вам не за что благодарить меня. Надеюсь, что и в будущем мои действия удостоятся вашего одобрения и что моя сестра еще долго будет предметом ваших попечений, миссис Дженераль.
Произнеся эту речь самым учтивым тоном, Фанни грациозно и весело выпорхнула из комнаты и, взбежав наверх, принялась рвать и метать, накинулась на сестру, назвала ее слепым мышонком, стала увещевать ее пошире открыть глаза, рассказала обо всем, что произошло внизу, и спросила, что она думает теперь об отношениях папы и миссис Дженераль.
К миссис Мердль молодая леди относилась с величайшей независимостью и самообладанием, но пока еще не открывала явно враждебных действий. Время от времени происходили случайные стычки, когда Фанни казалось, что миссис Мердль начинает относиться к ней чересчур фамильярно или когда миссис Мердль выглядела особенно молодой и прекрасной, но миссис Мердль всегда умела прекратить эти поединки, откинувшись на подушки с грациозно-равнодушным видом и заведя речь о чем-нибудь другом. Общество (это таинственное существо оказалось и на семи холмах) находило, что мисс Фанни значительно изменилась к лучшему после помолвки: сделалась гораздо доступнее, гораздо проще и любезнее, гораздо менее требовательной, так что теперь ее постоянно окружала толпа поклонников и вздыхателей, к великому негодованию маменек, обремененных дочками на выданье, решительно возмутившихся и поднявших знамя восстания против мисс Фанни. Наслаждаясь этой суматохой, мисс Фанни надменно шествовала среди них, выставляя напоказ не только собственную особу, но и мистера Спарклера, точно говорила: «Если я нахожу уместным влачить за собой в моем триумфальном шествии этого жалкого невольника в оковах, а не кого-нибудь посильнее, так это мое дело. Довольно того, что мне так вздумалось». Мистер Спарклер, со своей стороны, не требовал объяснений: шел, куда его вели, делал, что ему приказывали, чувствовал, что его успех зависит от успехов его невесты, и был очень благодарен за то, что пользуется таким широким признанием.