В этом безвыходном положении миссис Эффри, накрыв голову передником от дождя, с плачем бегала по двору, потом остановилась и заглянула в замочную скважину, как будто ее глаз был ключом, который мог отворить дверь. Зачем она это сделала, трудно сказать; впрочем, многие в ее положении сделали бы то же самое.
Вдруг она выпрямилась с глухим криком, почувствовав что-то тяжелое на своем плече. Это была рука – рука мужчины.
Мужчина был одет по-дорожному, в шапке с меховой оторочкой и длинном плаще, и выглядел иностранцем.
У него были густые волосы и усы – черные как смоль и только на концах с рыжеватым оттенком, – ястребиный нос. Он засмеялся, когда миссис Эффри испугалась и вскрикнула, и когда он засмеялся, его усы поднялись кверху, а нос опустился над усами.
– В чем дело? – спросил он на чистейшем английском языке. – Чего вы испугались?
– Вас, – пролепетала Эффри.
– Меня, сударыня?
– И этого ужасного вечера и всего, – сказала Эффри. – А тут еще, посмотрите, ветер захлопнул дверь, и я не могу попасть в дом.
– Ага, – сказал незнакомец, отнесясь к этому заявлению очень хладнокровно. – В самом деле? А не случалось ли вам слышать в этих местах фамилию Кленнэм?
– Господи помилуй, еще бы не случалось, еще бы не случалось! – завопила Эффри в новом припадке отчаяния.
– Где она живет?
– Где? – воскликнула Эффри, снова прильнув к замочной скважине. – Где же ей жить, как не в этом доме? И вот она сидит одна-одинешенька в своей комнате, не владея ногами, не может двинуться, чтобы помочь себе или мне, а другой хитрец ушел. Господи, прости меня грешную! – вопила Эффри, пускаясь в какую-то бешеную пляску под влиянием всех этих соображений. – Я с ума сойду сегодня.
Незнакомец, заинтересовавшийся этим положением вещей, когда оказалось, что оно касается и его, отступил шага на два, чтобы окинуть взглядом дом, и глаза его вскоре остановились на высоком узком окне маленькой комнатки подле передней.
– Где же комната дамы, которая не владеет ногами, сударыня? – спросил он со своей характерной усмешкой, которая так поразила миссис Эффри, что та уставилась на него во все глаза.
– Haверху! – ответила она. – Вон те два окна.
– Ага! Мне, хоть я и высок ростом, не представиться ей без помощи лестницы. Ну-с, сударыня, говоря откровенно – откровенность в моем характере, – отворить вам дверь?
– Да, пожалуйста, сэр, будьте так любезны, и поскорее, – воскликнула Эффри, – потому что она, пожалуй, зовет меня в эту самую минуту, или, может быть, на ней загорелось от камина платье, и она горит заживо, да и мало ли что может случиться, подумать только – с ума сойдешь!
– Постойте, добрейшая моя! – Он остановил ее своей белой гладкой рукой. – Я полагаю, дела на сегодня уже закончены.
– Да, да, да, – воскликнула Эффри, – давным-давно!
– Позвольте же мне сделать вам одно честное предложение. Честность – тоже черта моего характера. Я, как вы сами можете догадаться, прямо с парохода. – Он указал ей на свои мокрые сапоги и плащ, хоть она уже успела заметить, что он забрызган грязью, растрепан и стучит зубами от холода. – Я прямо с парохода, сударыня, меня задержала погода, адская погода! Вследствие этого одно важное дело (важное, потому что денежное), которое я должен был сделать здесь в положенный час, до сих пор остается несделанным. А покончить с ним необходимо. Итак, если вы найдете мне подходящего субъекта, который бы устроил мне это дело, я вам отворю. Если же это условие не подходит вам… – И с той же усмешкой он сделал вид, что уходит.
Миссис Эффри сердечно обрадовалась предложенному компромиссу и выразила свое согласие. Незнакомец попросил ее подержать его плащ, разбежался, вскочил на подоконник узкого окна и моментально поднял раму. Когда он заносил ногу, чтобы вскочить в комнату, и оглянулся на миссис Эффри, глаза его сверкнули таким зловещим огнем, что она вся похолодела. «Что, если он пойдет теперь прямо к больной, да и убьет ее? – подумала она. – Как я ему помешаю?»
К счастью, у него не было таких планов, так как в ту же минуту он явился на пороге дома.
– Ну-с, добрейшая моя, – сказал он, взяв у нее плащ и снова накинув на плечи, – теперь будьте так любезны… Что за чертовщина?
Это был самый странный шум, очевидно раздавшийся поблизости, так как даже воздух заколебался, и в то же время глухой, как будто шел издалека.
Шелест, шорох, падение какого-то легкого сухого вещества.
– Что за чертовщина?
– Не знаю, что это такое, но я слышу его постоянно, – сказала Эффри, уцепившись за его руку.
Кажется, он был не храброго десятка – она заметила это, несмотря на свой ужас и бред наяву, потому что его дрожащие губы побелели. В течение нескольких минут он прислушивался, потом успокоился.
– Ба! Пустяки! Ну-с, дорогая, вы, помнится, говорили о каком-то хитреце. Не будете ли добры познакомить меня с этим гением?
Он держался за дверь, как будто готовился захлопнуть ее снова, если Эффри откажется.
– Вы ничего не скажете о случае с дверью? – прошептала она.
– Ни слова.
– И не тронетесь с места, и не откликнетесь, если она будет звать, пока я сбегаю за ним?
– Сударыня, я превращусь в статую!
Эффри так боялась, что он проберется наверх, как только она повернется к нему спиной, что, выбежав на улицу, вернулась к воротам и украдкой взглянула на него. Видя, что он стоит на пороге, скорее вне дома, чем внутри, как будто боится темноты, и не имеет ни малейшего желания исследовать тайны этого жилища, она сломя голову помчалась на соседнюю улицу и, добежав до таверны, послала вызвать мистера Флинтуинча, который и вышел немедленно. Когда супруги подбежали к дому: жена впереди, а мистер Флинтуинч за ней, одушевленный надеждой задать ей встряску, прежде чем она улепетнет в дом, – им бросилась в глаза фигура незнакомца, стоявшего на пороге. В то же время они услышали резкий голос миссис Кленнэм, кричавшей из своей комнаты:
– Кто там? Что случилось? Отчего никто не отворяет? Кто там внизу?
Глава XXX. Слово джентльмена
Когда супруги, задыхаясь от бега, появились у дверей старого дома, незнакомец, увидев в полумраке лицо Иеремии, следовавшего по пятам за Эффри, вздрогнул и отмахнулся.
– Черт побери! – воскликнул он. – Вы как сюда попали?
Мистер Флинтуинч, к которому относились эти слова, изумился не меньше самого незнакомца. Он вытаращил на него глаза в полном недоумении, оглянулся, как будто ожидая увидеть кого-нибудь за своей спиной, снова уставился на незнакомца, не понимая, что тот хотел сказать, взглянул на жену, ожидая объяснения, и, не получив его, набросился на нее и принялся трясти с таким усердием, что чепчик слетел с ее головы. Он приговаривал сквозь зубы со злобной насмешкой:
– Эффри, жена моя, тебе нужна порция, жена моя! Ты опять за свои штуки! Ты опять видела сон, сударыня! Это что такое? Это кто такой? Это что значит? Говори, или задушу! Выбирай любое!
Предполагая, что миссис Эффри обладала способностью выбирать в эту минуту, пришлось бы прийти к заключению, что она выбрала удушение, так как не отвечала ни слова на требование мужа, а покорно подчинялась встряске, от которой голова ее болталась из стороны в сторону. Незнакомец, однако, вступился за нее, вежливо подняв с пола чепчик.
– Позвольте, – сказал он, положив руку на плечо Иеремии, который тотчас выпустил свою жертву. – Благодарю вас. Виноват. Муж и жена, конечно, судя по вашей игривости. Ха-ха! Приятно видеть такие отношения между супругами. Послушайте, могу ли я обратить ваше внимание на то, что какая-то особа наверху, в темноте, крайне энергично выражает желание узнать, что здесь происходит?
Это напоминание заставило мистера Флинтуинча войти в переднюю и крикнуть наверх:
– Не беспокойтесь, я здесь! Эффри сейчас принесет вам свет! – Затем он крикнул своей ошеломленной супруге, которая тем временем надела чепчик – Убирайся, пошла наверх! – и, обратившись к незнакомцу, спросил: – Ну, сэр, что вам угодно от меня?
– Боюсь показаться навязчивым, – ответил тот, – однако попросил бы вас зажечь свечу.
– Правда, – согласился Иеремия, – я и сам собирался сделать это. Постойте, пожалуйста, здесь, пока я не раздобуду огня…
Посетитель остался у порога, но повернулся лицом к темной передней, чтобы видеть мистера Флинтуинча, пока тот разыскивал спички в соседней комнате. Когда наконец нашел, оказалось, что они отсырели или просто попортились от какой-нибудь причины: спичка за спичкой вспыхивали, озаряя бледным светом его лицо, но не разгорались настолько, чтобы зажечь свечу. Незнакомец, пользуясь этим мерцающим светом, пристально и пытливо всматривался в его лицо. Иеремия, которому удалось наконец зажечь свечу, заметил это, уловив выражение на его лице – выражение напряженного внимания, – сменившееся двусмысленной улыбкой, характерной для его физиономии.
– Будьте так добры, – сказал Иеремия, запирая наружную дверь и в свою очередь пристально вглядываясь в улыбавшегося незнакомца, – войдите в контору… Говорят вам, не беспокойтесь! – сердито крикнул он в ответ на голос, все еще раздававшийся сверху, хотя Эффри была уже там и что-то говорила убедительным тоном. – Сказано вам: все обстоит благополучно!.. Нелепая женщина, никакого сладу с ней нет!
– Трусиха? – заметил незнакомец.
– Трусиха? – повторил мистер Флинтуинч, повернув к нему голову. – Из сотни мужчин девяносто не поравняются с ней храбростью, позвольте вам сказать.
– Хотя и калека?
– Много лет. Миссис Кленнэм, единственный представитель фирмы из этой фамилии. Мой компаньон.
Пробормотав в виде извинения несколько слов по поводу того, что в это время дня они не принимают по делам и запираются на ночь, мистер Флинтуинч провел гостя в свою контору, имевшую довольно деловой вид. Тут он поставил свечу на стол и, скрючившись сильнее, чем когда-либо, сказал незнакомцу:
– К вашим услугам.
– Мое имя Бландуа.
– Бландуа! В первый раз слышу, – сказал Иеремия.