ды Мадонне подали новую чашку и пообещали нам бесплатный десерт.
Вернувшись домой, я обнаружила в сумке подарок Мадонны, который она сунула туда втихомолку. Нет, она все-таки ненормальная! Я вспомнила, что говорил о ней Тиан-Тиан, положила вибратор в ящик комода, умылась и пошла спать.
Дремота обволакивала тело, как прилив во время полнолуния. За долгие-долгие дни мне впервые удалось так быстро заснуть. Тиан-Тиан, мой роман, мои тревоги и даже проклятые попытки по добыванию хлеба насущного – все кануло в бездонную пропасть. Сперва мне нужно было хорошенько выспаться, а уж потом я со всем разберусь.
Дорогая Коко, не тревожься понапрасну! Завтра, когда ты проснешься, наступит новый день!
На следующее утро толстуха из соседней квартиры нашла в нашем почтовом ящике письмо и открытку, и по своему обыкновению принесла их мне. Я поблагодарила ее, подошла к софе и села. Письмо было от Тиан-Тиана, а открытка от Марка.
Я помедлила мгновение, а потом решила сначала прочесть открытку. На ней был изображен похожий на пагоду огромный кактус в пустыне. На обратной стороне было что-то нацарапано по-английски.
«Дорогая, я в Мексике по делам. Здесь грязновато, но интересно. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, марихуана, велорикши и брюнетки с необычайно печальными голубыми глазами. В отеле я попробовал знаменитый мексиканский жгучий перец. Так что при следующей встрече обожгу тебя горячим поцелуем.
Целую, Марк.
Р. S. Один из наших клиентов, фирма которого выпускает небьющееся стекло, оказался ужасным занудой. Отсюда мне придется поехать в главный офис фирмы в Германии, чтобы оценить перспективы сбыта его продукции. Еще по его настоянию нужно изучить положение потенциальных конкурентов. Так что вернусь не раньше, чем через две недели.
Р.Р.S. Никак не могу до тебя дозвониться. Пожалуйста, подумай об электронной почте. Я смогу устроить тебе бесплатную линию».
Я поцеловала открытку. Уже довольно давно я сняла трубку с аппарата. Думала, он догадается, что я пишу. Впрочем, мне не стоило о нем беспокоиться. Он был, что называется, столпом общества. Красивый, умный, с престижной работой, умело находящий выход из самого затруднительного положения и не теряющий хладнокровия. Он и с женщинами чувствовал себя, как рыба в воде.
Так что если ему действительно захочется меня найти, то он разыщет меня даже на Южном полюсе.
Разносторонность и предприимчивость Марка были даром свыше. Он являлся полной противоположностью Тиан-Тиану. Они были существами из двух разных миров. Перевернутым отражением друг друга в зеркале моего тела.
На столе я нашла серебряный нож для разрезания бумаги. Я обычно не пользуюсь ничем столь претенциозным, чтобы открыть конверт, но в этот раз почему-то нервничала.
Тиан-Тиан написал всего одну страницу.
Моя милая Коко!
Пишу тебе отсюда, словно из сна. Я даже не уверен, что письмо дойдет. Сейчас я далеко от тебя, страшно далеко, за миллионы световых лет. Я не могу не думать о тебе, не вспоминать о том, что было между нами. Никак не избавлюсь от кошмаров.
Один раз мне приснилось, что я куда-то бегу. Меня окружают розовые цветы и фрукты. У цветов острые колючки, я бегу, весь в крови. И потом проваливаюсь в глубокую, глубокую яму. Там черным-черно. И в темноте лишь едва слышен твой голос, ты читаешь роман. Я в отчаянии зову тебя, и вдруг моя рука натыкается на какой-то горячий пульсирующий и кровоточащий комок. Я чувствую, что это сердце, но никак не пойму, кто мог бросить его в эту черную яму.
Этот сон повторялся вновь и вновь, повергая меня в ужас, пока я не лишился последних сил. Врач говорит, что это нормальная реакция организма на лечение, но я больше не хочу здесь оставаться. Повсюду лишь унылые, отрешенные лица.
После окончания курса первичного лечения вернусь домой. Сразу же. Господи, дай мне крылья! Я целую тебя. Тысячу, нет, десять тысяч раз! Если и имеет смысл жить, то только ради любви к тебе.
Твой грустный Тиан-Тиан, 30 июня.
На обратной стороне листа он изобразил себя: уголки рта печально опущены, прядь волос приклеилась ко лбу. Я не могла сдержать слез. Жгучие капли стекали по щекам, как лава.
«Господи, – думала я. – Что это все значит? Почему судьба так жестока ко мне и к этому мужчине? Все мои помыслы, слезы, сердечная боль и душевные устремления – лишь о нем. Не знаю, было ли наше чувство любовью, но оно трагично и безысходно, чистейшее поэтическое воплощение обреченной страсти, как томление узника в тайной темнице, как буйное цветение сирени, как плеск рыбки в бездонном озере отчаяния».
Мы были обречены еще до нашей встречи. Время, как безжалостный и неумолимый скорый поезд, пронеслось по современным городским кварталам и скрылось вдали. Мои слезы не имели смысла. Радости и печали любого из нас не имеют смысла, потому что огромные стальные колеса поезда беспрестанно вращаются с жестокой неотвратимостью. Именно быстротечность бытия так мучает и угнетает жителей больших городов в нашем проклятом прагматичном веке.
22 Встреча с издателями
Усилия объединим.
Для сердца одинокого свет лампы безвреден,
но невыносим. На позднем поезде во тьму,
в дорогу – хоть что-то сделав по уму,
ей богу, расшатан времени остов – поедем. [90]
Тори Амос [91]
Снова позвонила Дэн, участливо интересуясь, хорошо ли я питаюсь и как продвигается работа. Потом спросила, смогу ли я прийти на встречу с ее друзьями-издателями в кафе на улице Шаосин. – Конечно, – ответила я.
Я взяла такси. Небольшая улица Шаосин – литературный квартал города. Здесь находятся несколько издательств и крупные книжные магазины. Кафе называлось «Читальня «Искусство древнего Китая». Оно славилось огромной, располагающейся вдоль всех стен библиотекой и обстановкой тридцатых годов. Владел заведением известный фотограф Дейк Эр [92]. Среди завсегдатаев множество знаменитостей: журналисты, издатели, литераторы, теле- и кинопродюсеры, звезды китайской оперы, западные ученые. Благодаря их присутствию в кафе витал дух творчества. Собрание старых книг, звуки джаза, аромат кофе и старинная мебель как нельзя лучше соответствовали эротическому прошлому и потребительскому настоящему Шанхая.
Распахнув дверь, я увидела Дэн и нескольких мужчин за угловым столиком. Лицо одного из присутствующих показалось мне знакомым. Когда я села, он улыбнулся и протянул визитную карточку, и только тогда я вспомнила, кто это.
В студенческие годы, когда я изучала китайский язык в университете Фудань, он был председателем факультетского отделения союза студентов. Он поступил на два года раньше меня и в то время был одним из немногих, кем я втайне восхищалась. Его прозвали «Крестным отцом» из-за шляпы и темных очков, действительно придававших ему сходство с мафиози.
В университете Фудань тогда впервые в истории высшей школы Шанхая в студенческом любительском театре решили поставить романтическую салонную комедию под названием «Ловушка». Режиссером был Крестный отец. Я преодолела немыслимые препятствия, обошла всех других претенденток и получила роль главной героини. Под предлогом читки пьесы я часто заходила в третье общежитие, где жил Крестный отец, и подолгу просиживала с ним за «столом откровений» (его называли так, потому что за ним частенько собирались студенты, чтобы поговорить по душам). Близоруко щурясь, я пристально всматривалась в его тонкие черты и воображала, что он вдруг замолчит, наклонится ко мне, и наши губы сольются в поцелуе, словно притянутые магнитом.
Мне эта сцена казалась гораздо трогательнее и интереснее, чем любой эпизод пьесы. Но ей не суждено было разыграться в жизни. Я была слишком молода и стеснительна. А что касается его, то он влюбился в длинноногую художницу-оформителя. Она разгуливала по сцене со связкой серебристых ключей на шее так, будто кружилась в вальсе. А когда она улыбалась, на щеках появлялись две маленькие ямочки. Она властно распоряжалась мужчинами, гоняя их по сцене туда-сюда с молотками и гвоздями. Похоже, она была большой специалисткой по театральному реквизиту и частенько звонила в Бумажную Компанию Хуэйфэн. Про себя я ее так и называла: Хуэйфэн.
Она просто околдовала Крестного отца. Накануне спектакля я видела, как они вдвоем прогуливались по залитому лунным светом бульвару, трогательно держась за руки. У меня было настроение точь-в-точь как в «Песне о роковом лунном свете».
Пьеса имела огромный успех. Я играла очень убедительно, в самые трогательные моменты слезы лились из глаз ручьем, а зал взрывался овациями.
И спустя каких-то два месяца на газоне позади памятника председателю Мао я познакомилась с тем сексуально-озабоченным коротышкой – большим знатоком Шекспира и истым христианином. Как я уже рассказывала, мы очень скоро миновали платоническую фазу, а потом мне даже пришлось использовать свои связи в Бюро общественной безопасности, чтобы избавиться от этого маньяка.
Мысли о прошлом пробудили не только приятные воспоминания, но и напомнили о моей глупости. Может, если бы тогда вместо того, чтобы связаться с фанатиком, я завела роман с Крестным отцом, моя жизнь сложилась бы иначе? Может, сейчас у меня не было бы такого множества проблем? Стала бы я так напряженно работать и вести такой странный образ жизни? Кто знает?
– Привет, Крестный отец, – я радостно пожала протянутую мне руку.
– Ты еще красивее, чем раньше, – польстил он мне. Подобные комплименты, хоть и не оригинальны, но всегда действуют на женщин. Дэн представила мне остальных присутствующих. Все собравшиеся были учредителями и членами редколлегии редакции «Левый берег» в издательстве, где она работала. Такое название мог придумать только выпускник Фуданьского университета. Но от Дэн я знала, что именно в этой редакции вышла сенсационная серия книг «Тысяча бумажных журавликов», имевшая ошеломляющий успех, побившая все рекорды продаж на Китайской национальной книжной ярмарке и уже принесшая прибыль более десяти миллионов юаней.