Водители с недоумением уступали свои места людям в камуфляже, брели, оглядываясь, к легковым машинам.
Наконец процедура передачи груза была завершена.
«Газик» развернулся.
Полковник снова стал дремать рядом с молодым солдатиком и лишь изредка, на секунду просыпаясь, нащупывал плотный сверток с деньгами во внутреннем кармане френча.
В полдень с Мариной случился сильный припадок. Она металась по палате, срывала шторы, била кулаками с запертую дверь, кричала, звала на помощь, сбрасывала с себя одежду.
Дежурная сестра услышала ее крики, побежала к палате, открыла дверь, но на нее тут же навалилась Марина, которая еще громче стала выкрикивать:
– Не трогайте меня! Где я? Что со мной?
– Доктор! – закричала сестра, выглядывая из палаты. – Виталий Дмитриевич!
Поплавский быстро покинул свой кабинет и заспешил по коридору.
– В чем дело? Что случилось?
– Доктор, больная… – начала объяснять сестра, но Марина тут же перебила ее:
– Кто сказал, что я больная? Кто решил? Пустите меня к телефону! Сообщите на работу, что я здесь! Кузьмичеву сообщите!
Поплавский силой заставил женщину вернуться в палату, миролюбиво приговаривая:
– Сейчас позвоним, сейчас всем сообщим. И Сергею Андреевичу, и Виктору Сергеевичу. Они приедут, вас заберут, и все будет хорошо. А пока что побудьте в палате, подождите. Главное, не стоит кричать и скандалить.
Марина испуганно посмотрела на доктора:
– Виктора Сергеевича не надо… Пожалуйста. – Неожиданно на ее лице появилась болезненная гримаса, она произнесла: – Шел снег… все стало белым… А потом… потом пришел доктор, – улыбнулась. – Доктор пришел. Вы – доктор?
Виталий Дмитриевич улыбнулся в ответ:
– Доктор.
– Мне бы домой, доктор. Где мой дом?
– Ваш дом здесь. Ложитесь, дорогая, отдохните, и все будет очень хорошо.
Он уложил больную на постель, показал жестом медсестре, чтобы та оставила их в покое, присел на стул.
– Вы говорите, надо позвонить?
– Кому? – не поняла она.
– Вы сказали, что надо кому-то сообщить, что находитесь в больнице.
– В больнице? Нет, не в больнице. Не знаю.
Главврач покинул палату, вошел в кабинет, постоял у телефонного аппарата, прикидывая, кому звонить. Набрал номер.
– Сергей Андреевич? Звонят из больницы. Сегодня случилось первое просветление у больной.
– Она способна поговорить со мной хотя бы по телефону? – спросил Кузьмичев.
– Нет. Уже нет… Но вас вспоминала.
– Кого еще?
– Больше никого.
– Если она пришла в себя, значит, должна была вспомнить еще кого-нибудь.
– Да, она вспомнила.
– Кого?
– Я не могу об этом говорить по телефону.
– К вам подъехать?
– Пока не надо. Я вам сообщу.
– Когда?
– Когда ей снова станет лучше.
– Буду ждать. Спасибо.
Доктор положил трубку, постоял еще какое-то время в раздумье, снова набрал номер. Подождал, когда на том конце снимут трубку.
– Виктор Сергеевич? Больная заговорила.
– Сообщила что-нибудь интересное?
– Да, но это при встрече.
После разговора с Поплавским Сергей впал с какой-то ступор и некоторое время сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Зазвонил сначала городской телефон, потом мобильный, он на них никак не отреагировал и пришел в себя, лишь когда в кабинет тихо, на цыпочках вошел Вован.
– Ты чего, Андреич? – спросил, садясь напротив. – Уснул, что ли? Никто не может до тебя дозвониться.
Кузьма внимательно посмотрел на него, затем встал, зачем-то прикрыл поплотнее дверь, снова сел за стол.
– Враги, – сказал он тихо. – Понимаешь, враги.
– Где? – чуть ли не испуганно спросил Вован.
– Кругом.
– Ты чего, Андреич? Может, тебе домой?
– Нет, – покрутил головой Сергей. – Со мной все в порядке. Просто я никому уже не доверяю.
– А как же быть?
– Не знаю… Не так давно принимал, например, адвоката Лерра и вижу, что врет… Играет на две шарманки, а может, и на три, а схватить за руку не могу. Не к чему придраться.
– Я тоже ему не совсем верю.
Кузьма внимательно посмотрел на давнего друга, погрозил пальцем, предупредил:
– Разговор, Володя, крайне серьезный.
Вован взволнованно кивнул.
– Не подумай, что я чокнулся, – продолжал Сергей, – но некоторые вещи, которые ты сейчас услышишь, будут для тебя неожиданностью.
– Я слушаю.
– День ото дня я все больше теряю способность доверять. И это не от маниакальности. Прежде всего оттого, что есть ряд вопросов, на которые я сам не могу ответить.
– Тебе трудно, я знаю, – кивнул Вован. – Империя о-го-го какая.
– Не в этом дело. Я – один. Или почти один. Есть только пара человек, которым я пока верю. В числе их – ты.
– Пока?
– Пока, Володя.
– Значит, в какой-то момент ты и мне перестанешь доверять?
– Зависит от тебя. У меня была команда, сейчас она распадается.
– Я знаю, кому ты больше всего не веришь.
Сергей с интересом посмотрел на Вована:
– Кому?
– Старкову.
– Почему ты так решил?
– Я ему тоже не верю.
– Почему?
– Не знаю. Но он какой-то двойной. Мне кажется, у него есть еще одна жизнь.
Кузьмичев усмехнулся, с одобрением кивнул:
– Хочешь, чтобы я за ним проследил? – догадался Вован.
– Хочу. Он слишком много стал знать. Подчас больше, чем я.
– Ты его боишься?
– Опасаюсь. Поэтому мне важно знать, кто он и кому еще служит.
– Думаешь, стучит?
– Не думаю. Но я чувствую себя под его колпаком. Вован вытер вспотевшие руки.
– Кому ты еще доверяешь из наших? – спросил Кузьмичев.
– На сто процентов? На сто процентов только Аркашке. И может, Коляну.
– Когда возникает слово «может», лучше не надо. Деликатно объясни Аркаше.
Вован встал.
– Хорошо. Могу идти?
Сергей протянул ему руку:
– Будь осторожен.
Зазвонил мобильный телефон. Сергей поднес его к уху:
– Да.
– Старков! – сказал голос в трубке. – Ты где?
– Пока занят. Что-нибудь срочное?
– Да, срочное. Когда я могу тебя увидеть?
– Через час…
– Где?
– Пообедаем где-нибудь в центре.
– Еду.
Кузьмичев захлопнул крышку телефона, улыбнулся Вовану:
– Легок на помине… Старков.
– Интуиция, – улыбнулся в ответ тот.
Виктор Сергеевич обедал в небольшом ресторане, с удовольствием ел наваристый суп, слушал Оксану, одобрительно кивал головой.
– Интересное знакомство. Теперь давай подумаем, для чего нам может понадобиться этот дикий мальчик.
– Чтобы подобраться к самому Вахтангу? – предположила девушка.
– Отпадает. У твоего мачо звериная интуиция – сразу все поймет. Сначала уложит тебя в постель… причем силой… а потом пустит в расход.
Она засмеялась:
– Хорошая перспектива: после удовольствия – вечный покой.
Виктор Сергеевич вытер салфеткой жирный рот, подмигнул девушке:
– Удовольствие вряд ли ты получишь, а вот второе – гарантировано.
– Значит, пошел мальчик на фиг.
– Нет. Здесь может быть другой вариант… Влюбить в себя пацана, парень он, судя по твоему рассказу, дикий, темпераментный. А дальше можно будет использовать его в наших интересах. Не всегда же тебя пускать на мокрое дело. Правильно я говорю?
Девушка пожала плечами:
– Может быть… Но мне придется с ним спать.
Виктор Сергеевич отодвинул пустую тарелку, пододвинул к себе второе – отбивную котлету. Стал старательно резать ее ножом.
– Не сразу. Надо как следует поиграть. Мужики, особенно кавказцы, не любят, когда женщина ложится сразу.
Оксана через стол дотянулась до его лица, погладила:
– Ревновать не будешь?
– Буду. Но дело подчас важнее эмоций.
Девушка укоризненно цокнула языком:
– Страшный ты человек, Виктор Сергеевич.
– Умный, – рассмеялся тот, налил чуточку вина себе и подруге, поднял фужер. – Ну, чтобы наше не заржавело!
Кузьмичев сидел за компьютером, умиротворенно раскладывал пасьянс, когда в кабинет с удивленным видом заглянула секретарша.
– К вам посетитель, Сергей Андреевич.
– Кто? – недовольно спросил тот.
– Странный какой-то.
– Кто такой, спрашиваю!
– Говорит, вы его знаете… Герман.
Кузьма погасил экран компьютера, кивнул:
– Пусть войдет.
Герман, бледный и напряженный, пересек комнату четким строевым шагом, остановился напротив Сергея. Руки держал по швам.
– Буквально пять минут. Даже меньше.
Хозяин кабинета кивнул.
– Я больше не буду работать на вас. Вот, собственно, все.
Оба молчали, смотрели друг на друга.
– Я могу идти? – отчеканил Герман.
– Нет.
– Я все сказал.
– Но вы не выслушали меня.
– Что бы вы ни сказали, я не изменю своего решения. После гибели Грязновых я не считаю себя профессионалом. Я потерял честь.
– Вы совершили ошибку, – заметил Сергей.
– Какую?
– Не пришли ко мне.
– И что бы я вам сказал? Что мои парни проворонили объект?
– Именно это и надо было сказать, а не разыгрывать спектакль. Я ведь тоже виновен в смерти этих двоих.
– Я имел представление о Грязнове, – сказал Герман. – Был Грязнов-офицер и был Грязнов-бизнесмен. Жизнь загнала его в тупик. Он не смог бы жить после такого позора. Финал все равно был бы таким же.
Кузьмичев подумал, согласно кивнул:
– Наверно, вы правы. Значит, винить и корить себя не в чем! Я хочу сделать предложение. У меня нет команды. Вернее, она есть, но малочисленная и слабая… Вы – один из тех, на кого можно положиться.
Герман усмехнулся, насмешливо взглянул на Сергея:
– Можно откровенно?
– Нужно.
– Я не испытываю к вам никакой симпатии. Ни человеческой, ни профессиональной. Единственное, что меня удерживало возле вас, – совпадение точек ненависти к той нечисти, которая стала господствовать в нашей с вами стране… Однако вы очень изменились за годы нашего сотрудничества. Вы стали почти таким же, как эти Маргеладзе, Сабуры и прочая сволочь. Но я готов поработать еще некоторое время с вами, чтобы выполнить тот минимум программы, которую я себе обозначил.