– Учту.
Старков ждал Сергея возле пруда. Охрана держалась поодаль. Два друга уселись на скамейку.
– Важа только что подтвердил, что Лерр работает на Маргеладзе, – сообщил Старков.
– Трудно поверить. Он слишком умен, чтобы на это пойти, – усомнился Кузьмичев.
– Он слишком жаден, чтобы не воспользоваться этим, – возразил Владимир. – Необходимо сесть на него. Причем срочно.
– У тебя есть такая возможность? – взглянул на него Сергей.
– Я бы сказал, у нас, – поправил его Старков.
– А у тебя? – Кузьмичев испытывающе смотрел на друга.
– Не понял вопроса.
– Неужели не понял? – со злой насмешливостью переспросил Кузьмичев.
– Что с тобой?
– Со мной все нормально. А с тобой?
– Не понимаю, о чем ты… Разъясни.
– Попытаюсь… Тем более что собирался сделать это давно. – Сергей достал из кейса стопку фотографий, передал Старкову.
Тот взял их, с интересом стал рассматривать. Это были снимки, сделанные в разное время людьми Кузьмичева.
На лице Владимира все больше прорисовывалось искреннее удивление. Сергей внимательно наблюдал за ним.
– Ты за мной следишь? – спросил Старков.
– Вынужден.
– Давно?
– Слежу недавно, подозреваю давно.
– В чем?
Кузьмичев выдержал паузу, спокойно спросил:
– Ты ведь знаком с Николаем?
Тот удивленно повернул голову.
– С кем?
– Плохо слышишь? С Николаем. – Сергей взял одну из фотографий, где Старков входит в арку, показал ее. – Вот ты направляешься к нему в гости… А вот выходишь. Входишь-выходишь… Входишь-выходишь…
Владимир отодвинул снимок. Кивнул:
– Знаком.
– Значит, ты моя крыша?
– Нет.
– Стукач?
– Нет.
– А кто же?
– Друг и соратник.
– Друг и соратник, который бегает к резиденту, чтобы сообщить о каждом моем шаге?
– О каждом твоем шаге я никому не сообщаю. В том числе и резиденту.
– Но ты же бегаешь к нему?! – Сергей взял друга за лацканы пиджака, сильно притянул к себе. – Как дешевка бегаешь! Докладываешь, сообщаешь!
Тот спокойно отцепил его пальцы от пиджака, так же спокойно ответил:
– Не бегаю – хожу.
– Зачем? Стучать?
– Советоваться… Я советуюсь по вопросам нашего общего дела.
Кузьмичев откинулся на спинку скамейки.
– Ты посвящен в «общее дело»?
– Конечно. Еще служа в милиции, я знал о той задаче, которую ты выполняешь.
Сергей мотнул в изумлении головой:
– Получается, тебя ко мне внедрили?
Старков усмехнулся:
– Получается так.
– Когда это началось?
– Помнишь фокус с «мерседесом» Часовщика? С этого и началось.
– А фокус с двойником?
– Не самый удачный. Но ты остался жив.
– Ценой чужой жизни!
Владимир смотрел прямо в глаза Сергею.
– У тебя ко мне претензии?
Тот пожал плечами.
– Скорее к себе… – Помолчал, печально улыбнулся. – Жаль, что сам не сказал мне обо всем.
– Не имел права. А потом я понимал, что рано или поздно ты сам обо всем догадаешься.
– Наверно, – кивнул Сергей и повторил: – Наверно… Вопросов больше нет.
– А у меня есть. Что будем делать с адвокатом?
– Надо от него избавляться.
– С ума сошел?
– Не в том смысле. Надо разорвать с ним контракт, потому что все рано или поздно выйдет наружу. Надо беречь нашу с тобой репутацию.
Лерр и его коллега из военной прокуратуры Агапов сидели в зеленом открытом ресторанчике в районе ВДНХ, на столе стоял хороший коньяк, закуска.
Оба были слегка подшофе, поэтому излишне говорливы и темпераментны.
– Уверен, у тебя должен быть кто-нибудь в органах, – страстно убеждал адвокат приятеля. – Ты же военный юрист, все время крутишься среди публики в погонах, а они всегда завязаны на ФСБ.
– Миша, – брал его за руку захмелевший Агапов, – пойми. Вояки и органы – не только разные понятия, но и несовместимые. Они друг друга не любят и боятся… А что за проблема, Миша?
– Нужно помочь одному человеку.
– В чем?
– Ну, попался человек на одной ерунде.
– На какой ерунде, Миша? Не темни, мы же друзья, учились вместе. Можешь быть откровенным?
– Не могу, потому что дал слово.
– Замечательно. – Агапов взял бутылку, налил коньяка в обе рюмки. – Дал слово, молчи. И давай о бабах… Кстати, как у тебя с бабами? Давай за них? С ними трудно, а без них еще труднее.
Выпили, Агапов наколол на вилку кусок колбасы, сунул в рот.
– Знаешь, Лерр, – жуя произнес он, – ты всегда был хитрожопым… еще в институте… а тут гонишь такую полярную ночь, что хоть свечку жги… Можешь сказать, что тебе нужно? Честно сказать!
– Две вещи от тебя… За вознаграждение. Серьезное вознаграждение! Но в двух вещах ты должен помочь.
– Сколько?
– Еще не узнал за что, а уже спрашиваешь сколько… Нормально!
– Давай по проблеме.
Лерр огляделся, подсел поближе, негромко заговорил:
– Первое… Нужен человек из ФСБ, чтобы я мог получить у него консультацию.
– Сложно. Невозможно сложно. Но попробую. Второе?
– Ты, по-моему, недавно защищал группу вояк, которым катили статью по торговле оружием?
– Было дело. А тебе зачем?
– Отмазал?
– Двоих отмазал, трое сели. Тебе, спрашиваю, зачем?
– Отмазал кого – генералов? – гнул свое Лерр.
– Полковников. Майор и два капитана сидят.
– Познакомь с одним из полковников.
Агапов смотрел на Лерра, как на сумасшедшего.
– Мишка, ты чего? На нары захотел?
– Я спрашиваю, ты – отвечаешь, – осадил его Лерр. – Договорились? Познакомишь – получишь пять штук.
– А за фээсбэшника?
– Штуку.
Коллега рассмеялся:
– Что-то у тебя органы по дешевке проходят! – Налил снова коньяка, поднял рюмку. – В сумме шесть штук, правильно? За такие бабки сделаю все, о чем ты попросил… Но хочу предупредить – играешь с петухом, который если клюнет в зад, то прожжет насквозь.
…Метрах в пятидесяти от ресторанчика в машине сидел Герман, прослушивал их разговор, снимал на миниатюрную видеокамеру встречу.
Коридор тюрьмы был пуст. В противоположных концах его несли вахту конвоиры. Со стороны основного входа послышались тяжелые шаги, три человека в форме миновали охранников, остановились возле одной из камер.
Передний вставил ключ в ячейку замка, все трое вошли в камеру.
Сабур сидел возле телевизора, смотрел какую-то передачу, с удовольствием потягивал холодное пиво.
Оглянулся на звук открываемой двери, поднялся, чтобы встретить гостей, и тут его ударили.
Били со всех сторон – кулаками, сапогами. И не останавливались до тех пор, пока заключенный не рухнул на пол и не затих.
Люди в форме еще попинали его, оттащили тело поближе к унитазу, покинули камеру, заперли ее и зашагали к выходу.
…Тюремная больничная палата, в которой лежал Сабур, была небольшой, но чистой и уютной. Опять же с телевизором и отдельным сортиром.
Сергей сидел на стуле рядом с койкой, на которой лежал перебинтованный и весь в ссадинах подследственный.
– Кузьма, вытаскивай меня отсюда, иначе каюк, – с трудом говорил Сабур. – Видишь, как выписали бубну?
– Кто это мог быть?
– «Сапоги» били… Вояки. А вот за что – тут надо думать.
– Уже ведь думал?
– Думал. И есть одна очень нехорошая догадка. С тобой, кстати, связанная.
– Со мной? – сделал вид, будто удивился, Сергей.
– С тобой. Ты мою малявку насчет Вахтанга получал?
– Получал.
– Адвокатишка приносил?
– Да.
Сабур цокнул языком:
– Сдается мне, что этот сучонок заложил. Ты ведь никому ее не показывал?
– С ума сошел, Сабур?
– Значит, он. Этот гаденыш… Покрути его как следует и сам поймешь.
– А может, воры?
– Меня – воры?! Ты чего, Кузьма? Да тут ни на кого из наших рука не поднимется. Отсохнет с ходу. Или отгрызут! Точно – твой вертожопый. И как ты ему веришь? Помурлыкай с ним как следует – сразу шелухой пойдет.
Кузьмичев кивнул:
– Сделаю. А тебя скоро выдернем… – улыбнулся. – Может, и хорошо, что отметелили. Отсюда легче ноги делать.
– Не-е, – покачал головой Сабур. – Ноги делать не буду. Хочу освободиться нормально, по закону. Чтоб жить на воле и не оглядываться… – Вдруг с опаской огляделся, склонился поближе к Сергею, прошептал: – Боюсь я, Кузьма… Убьют. Клянусь, убьют. Вытащи, век не забуду.
Квартира Зуслова была светлая, просторная. Из музыкального центра лилась восточная мелодия, на столе стояла откупоренная бутылка коньяка.
Алексей Иванович был в своем традиционном тонком халате, смотрел на Любаню не мигая. Она стояла перед ним навытяжку, от напряжения и волнения коленки ее дрожали.
– Раздевайся, – произнес наконец Зуслов.
– Зачем? – одними белыми губами спросила девушка.
– Раздевайся, – повторил Алексей Иванович бесстрастно.
– Я не смогу.
– Ты кто?
– Любаня.
– Нет. Ты – моя тень.
– Да.
– А я твой учитель.
– Да.
– Ты обязана выполнить мой приказ.
Любаня медленно, как во сне, стала снимать с себя одежду, пока не осталась голой. Стояла перед Зусловым, ждала.
Он подошел к ней, стал целовать грудь, губы, шею, глаза. Потом взял на руки, понес в постель…
Он занимался с нею любовью – со стоном, ласками, а она смотрела в потолок немигающими глазами и, похоже, ничего не ощущала.
Наконец Алексей Иванович завершил акт любви, встал с постели, набросил халат, отправился в ванную.
Любаня тоже поднялась, подошла к подоконнику, стала смотреть в окно, сплошь заплетенное густыми ветками. По ее щекам текли слезы.
Зуслов вышел из ванной, приблизился к девушке, обнял, поцеловал в голову.
– Я выбрал тебя из всех. И об этом должны знать только двое – я и ты, – сказал он. – Знаешь почему?
– Да.
– Потому что разрушение тайны повлечет разрушение веры. А ты ведь мне веришь?
– Да.
– Я вознагражу тебя за преданность и со временем ты станешь святой. Как Жанна д’Арк.