Старлинг ласково дотронулась до Мэйуида:
— Глупенький, я же не останусь тут навсегда. Только пока мои дети подрастут. Чтобы научить их всему, чему смогу. А потом я отправлюсь домой, в Данктонский Лес. Правда-правда! И возьму с собой Фиверфью. Честное слово! Нужно найти Лоррен и Бэйли... Правда-правда!
Старлинг была права, Фиверфью отказалась идти. И от этого Триффан, к своему стыду, почувствовал облегчение.
— Лысуха, Старлинг...
— Но ведь Мэйуид жив, и у него осталось всего несколько шрамов.
— Да,— прошептал Триффан,— да, всего несколько шрамов.
Потом Триффан пошел к Фиверфью и попытался поговорить с ней, но слова не шли у него с языка. Тогда Фиверфью подошла близко, нежно обнюхала Триффана, и они осмелились взглянуть друг на друга. Говорить они по-прежнему не могли. Между ними было молчание, которое вобрало в себя их детенышей и боль всего кротовьего мира, все его надежды, а смерть малышей — всю жестокость и ужас этого мира. Осталось лишь пустое молчание.
— Что нам делать? — спросил наконец Триффан.
— Пу-у-усть бу-у-удет по во-оле Ка-а-амена, — ответила Фиверфью. — До-о-оро-огой Триффан, крот мо-ой, бу-у-удем ли мы когта-нибу-уть фме-есте? — В ее мелодичном голосе слышалась смертельная тоска. Триффан не понимал, почему они расстаются, но не находил слов, чтобы помешать разлуке.
— Если мы сохраним верность и преданность друг другу, я думаю, Камень снова сведет нас, — проговорил он.
— Мо-ой ми-илый, я от-тшень лю-ублю-у тебя-а-а. Я хо-очу, ш-штоб у на-ас бы-ыли де-е-ети.
— Ты — единственная, кого я любил, я никогда никого больше не полюблю,— прошептал Триффан.
Но Фиверфью приложила свой коготь к его губам, прерывая слова, которые в один прекрасный день могут оказаться ложью. Триффан скользнул взглядом по Фиверфью, изуродованной лысухой, и прикоснулся к больному месту.
Фиверфью улыбнулась:
— Не бо-о-ойся, я-а-а не умру-у. Ка-а-амен изле-е-ечит меня-a. Не бо-ойся, любо-овь мо-оя, не бо-ойся.
И снова между ними стояло молчание, одолеть которое не могли никакие слова любви, никакие слова надежды, обещавшие лучшие времена. Поэтому, расставшись, они почувствовали облегчение. Каждому предстояло пережить это молчание и ждать встречи.
Вскоре Триффан, Спиндл и Мэйуид ушли из Вена. Славный Мэйуид должен был прокладывать путь на север, откуда донеслись до них призывы старого Босвелла, на север — за Темную Вершину, в страшный Верн.
Хит спокойно попрощался с ними. Он дотронулся до Триффана и Спиндла и напоследок на минутку задержался около Мэйуида, с которым подружился.
— Об одной вещи я, назойливый Мэйуид, хотел бы тебя попросить, — проговорил Мэйуид.
— Давай, приятель, я выполню твою просьбу, гели смогу.
— Люби и охраняй нашу восхитительную Мадам, в когда она захочет идти домой, помоги ей.
— Хит об этом не забудет. А теперь убирайся, иначе Хит расплачется, а это не по его части,— ответил Хит.
Мэйуид догнал Триффана и Спиндла и повел друзей на север, в Верн.
А в Истсайде этой умирающей системы Старлинг играла со своими детьми. Фиверфью была рядом. Другие кроты держались от нее подальше, напуганные болезнью Фиверфью.
Однако малыши часто резвились у самого бока Фиверфью, и Старлинг не запрещала им этого. Она сама долго находилась под опекой Мэйуида, на коже которого были шрамы после перенесенной лысухи, и не боялась за своих детей. Какой-то древний материнский инстинкт подсказывал Старлинг, что хорошо, а что плохо, и, когда Фиверфью пела малышам, Старлинг считала ее песни лекарством для выздоровления подруги. Пусть малыши освоят все, чему их учит Фиверфью. Правильно, что Триффан ушел. И все же Фиверфью сейчас очень плохо. Но об этом Старлинг не говорила, надеясь в будущем с помощью Камня исправить причиненное Фиверфью зло.
— Фиверфью?
— Что-о, до-орога-ая-а?
— Ты расскажешь моим детям о Камне, когда придет время, а заодно и мне?
Фиверфью ласково кивнула, подумала о молчании, которое пролегло между ней и Триффаном, и улыбнулась. Обязательно должен отыскаться какой-нибудь способ заполнить его, и Камень найдет этот способ, и Триффан тоже узнает об этом!
— Расскажешь? — повторила Старлинг.
— Ра-асскажу-у.
— А мне можно будет послушать, или это только для детей?
— Можно, милая, можно.
Глава семь
Расхождение во взглядах приводит порой к тому, что формируется новая община, которая роет собственные подземные ходы и находит новые места для встреч. С теми, кто не хотел молчать о своей вере, так и случилось.
Например, в Карадоке местом паломничества служили давно покинутые Камни. Туда приходили новообращенные, там на тайных сборищах смелые верующие свершали свои обряды. Но в системах, захваченных грайками, приближаться к Камням было опасно, потому что они охранялись и кроту, застигнутому патрулями, грозило подвешивание. Поэтому в таких системах верующим приходилось выбирать места менее приметные, но чтобы их легко могли найти простые кроты, знавшие о них понаслышке. Подобные сведения передавались на ухо, шепотом. Часто эти места становились небезопасными, и, лишь когда бдительность патрулей ослабевала, там можно было собираться снова.
Естественно, в Семи Древних Системах или, по крайней мере, в таких, как Эйвбери, Данктон, Шибод и Роллрайт, оккупированных грайками, патрули и наблюдатели за Камнями всегда были начеку, особенно в периоды солнцестояния, когда верующие любили посещать Камни. Говорят, даже во времена наиболее суровых гонений Камни посещались и в Самую Долгую Ночь, и в День Летнего Солнцестояния. В Книге Мучеников записаны имена нескольких последователей Камня, которых вера приводила к Камням, хотя они знали, что это будет стоить им жизни. Так погиб почтенный Гербарт из Эйвбери в мрачные времена Клейна, так Феррис отдал жизнь в Файфилде в эпоху правления Льюкнора, а в ближайшем прошлом досточтимый Брамблинг принял мученичество в Семи Холмах от когтей грайков.
Тому, кто хочет узнать о самом начале великой миссии Триффана, придется отправиться в Роллрайт, скрываясь между стволами дубов, прячась в золе, которой там покрыта земля к юго-востоку от Камней. Со смирением и мужеством Триффан дерзал говорить миру кротов о Камне так, как учил его сам Босвелл.
Роллрайт, как и Эйвбери, окружен кольцом Камней, но, конечно, во времена Хенбейн Камни бдительно охранялись на случай, если его последователи попытаются выйти на поверхность и прибегнуть к их целительной силе. Но имелись в Роллрайте и другие Камни, на которые грайки не обращали внимания, может быть, потому, что названия их были непонятны и загадочны. Эти Камни казались грайкам неподходящими для сборищ инакомыслящих.
Эти загадочные Камни, которые высятся к юго-востоку от кольца и словно жмутся друг к другу, как будто защищая один другого, суеверным кротам в старину, возможно, представлялись похожими на больших неподвижных горностаев, шепотом переговаривавшихся перед молитвой. И потому местные кроты называют эти Камни Шепчущими Горностаями.
Только слабый ветерок проникает на огороженную ими территорию, потому что лежат они под защитой холма, на котором возвышается Роллрайтское кольцо.
Там и собирались камнепоклонники, почти под носом у патрулей грайков, и шепотом вершили свои обряды, просили у Камня вернуть кротам Свет и даровать Безмолвие.
Иногда под Шепчущими Горностаями собирались лишь двое или трое кротов, потому что большие группы жестоко преследовались и выслеживались шпионами сидима. Многие пропали без вести или были убиты на месте. Но всегда приходят другие, чьи сердца озарил Свет Камня, и потому они осмеливаются открыто проповедовать свою веру.
Такие кроты, когда Триффан путешествовал с друзьями по Вену, жаждали его возвращения; ибо время раскола и смуты — трудное время для одиночек. Крот роет и роет свой ход в черной ночи, и лишь вера, надежда и любовь могут указать ему верное направление.
Что же удивительного в том, что в такое время, когда для верующих весь мир был сплошной темной ночью, тоска по Камню и его Безмолвию воплотилась в страстном ожидании Крота Камня?
«О, именно сейчас, Камень, пошли его нам на помощь!» — такую молитву чуткий крот мог бы подслушать у Шепчущих Горностаев.
Триффан, Спиндл и Мэйуид обнаружили, как и многие путешественники до них, что обратный путь всегда быстрее и легче. Хотя их и подстерегало много опасностей и неожиданных препятствий, дорога оказалась не слишком трудной, и скоро они добрались до богатых червями почв, где можно было сделать передышку, не подвергаясь опасности. Они отправились в путь в мае, уже к середине июня сумели выбраться из самой опасной зоны Вена и затем стали продвигаться на северо-запад, к Роллрайту. Триффан надеялся дойти туда до Летнего Солнцестояния.
Хотя они пропустили встречу со Скинтом и Смитхиллзом в Самую Долгую Ночь, их соратники перед уходом могли оставить какое-нибудь послание, рассчитывая, что Триффан и его спутники придут в Роллрайт.
Сначала путешественники шли быстро, но в июне стали продвигаться много медленнее и к Дню Летнего Солнцестояния все еще не добрались до окрестностей Роллрайта.
Но Триффану была известна цель, от Босвелла он знал о Шепчущих Горностаях. Это было неотъемлемой частью той науки, которую должны постигнуть кроты-летописцы в ходе обучения.
Спиндл и Мэйуид оба заметили, что Триффан, который был внешне спокоен и молчалив и в то время, когда Фиверфью стала его подругой, и во время ужасных испытаний, связанных с ее родами, сделался еще тише и молчаливее, когда покинул Вен. Хотя, пожалуй, слова «спокойствие» и «молчаливость» неточно передают его состояние. Мэйуид и Спиндл не наблюдали у него проявлений скорби и чувства потери, которых можно было ожидать. Его молчание не являлось также и признаком опустошенности после несчастья в Вене. Скорее, оно свидетельствовало о внутренних метаниях и сомнениях, одолевающих крота, когда он вынужден немедленно взяться за дело, не чувствую себя полностью готовым.