Тихого ответа Босвелла Бэйли уже не услышал. Глаза его были закрыты. Он спал перед Камнем Комфри, освещенный светом восходящего солнца.
Пока Бэйли спал, армия кротов пришла в движение. Кроты шли отовсюду, в том числе из завоеванного Шибода, в их глазах горел отсвет Звезды. Они видели Звезду и поняли ее как знак, обещанный Алдером, — знамение Пришествия Крота Камня. И вот толпы кротов обрушились на грайков, охранявших тоннели Шибода. Это была неудержимая мощная лавина. Она не знала пощады. Она, как сказал Алдер, начавшись, не кончится до тех пор, пока кротовий мир не станет поклоняться Камню, а Слово не будет забыто.
Непреклонность и жесткость были в глазах Алдера. Но в глазах Маррама было беспокойство. Снова убивать? Он не хотел этого, напрасно убеждая других. И потому, когда последователи Камня снова напали на грайков, он удалился на восток, туда, где зажглась Звезда. Он шел одинокий, в смятении и без друзей.
Заканчивается наш рассказ о Самой Долгой Ночи. Не будем упоминать имена могущественных и значительных кротов, они и так займут свое место в истории. Подумаем об обыкновенных кротах, обеспокоенных, неуверенных в себе, сомневающихся, их имена, вероятно, будут забыты. Они, подобно Марраму, имели смелость и присутствие духа искать Крота Камня. Велика и прекрасна была их цель: узнать Крота Камня и обрести Безмолвие. Помните их!
Глава тринадцатая
Многие, подобно Марраму, потом скажут, что дни после Самой Долгой Ночи изменили всю их жизнь.
Можно без конца записывать воспоминания о тех днях. Как будто вместо тупика открылся тоннель, длинный и темный, и в самом конце забрезжил свет. Но не все кроты бросились к свету подобно Марраму. Некоторых он раздражал, кое-кто был недоволен — время вынуждало их измениться и искать Безмолвия. А иные набрели на путь истинный случайно, как, например, старый Скинт и его добрый друг Смитхиллз. Разве не удалился Скинт на север, где хотел в покое провести остаток дней в Грассингтоне? Разве не поклялся он больше ни разу не пустить в ход когти в борьбе с грайками, не думать больше ни о Слове, ни о Камне, и всей этой чепухе, о которой болтают кроты? Да, поклялся. Однако Скинт не был создан для праздности. После ухода Триффана в Верн он сделался беспокойным и раздражительным. Не находил себе места. Он быстро собрал из кротов Грассингтона боевой отряд и стал ждать возвращения Триффана и Спиндла. Но шли месяцы, они не возвращались. Скинт утешал себя тем, что, когда они придут, собранные им силы могут понадобиться.
— Это совсем не то, о чем я мечтал в Грассингтоне, Смитхиллз! Здесь совсем нечего делать, разве что предаваться воспоминаниям, а до этого я небольшой охотник! Лучше бы я пошел с Триффаном в Верн.
— Да, да, — соглашался Смитхиллз, — помощь пришлась бы ему кстати!
Так тянулись кротовьи месяцы. Но Камень, вероятно, слышал жалобы Скинта, как слышал молитвы, и всегда находил способ помочь...
Однажды холодным и неуютным вечером в середине декабря, когда уже начал падать снег, у входа в тоннель Скинта послышалась возня. Там толпились кроты, и чей-то знакомый голос нарушил тоскливое уединение Скинта. Он и не думал, что будет так рад услышать этот голос.
— О почтенный Скинт, крот, который немало странствовал, прислушайся и угадай, чей это голос! Да, это я, смиренный Мэйуид, который так надоедал тебе раньше, а теперь верный, хотя, может быть, и неугодный тебе, слуга. Да, я перед тобой... и не только я!
— Всемогущий Камень! Да это же Мэйуид собственной персоной! — воскликнул Скинт. — Войди и дай мне свою лапу, я рад тебе!
— О лучезарный господин, — послышался сверху голос Мэйуида, — я не один.
— Спустись-ка сначала ты,— крикнул, как всегда, осторожный Скинт.
Мэйуид спустился, оставив Сликит наверху с Уорфом и Хеабелл. Он подумал: следовало бы предупредить Скинта, что его спутниками были одна из бывших сидимов и двое подростков, происхождение которых надлежит держать в секрете. Но не успел еще Мэйуид объяснить хозяину, кто такая Сликит, как двое замерзших и проголодавшихся детенышей с громким топотом ворвались в опрятную нору Скинта, как к себе домой, а Сликит едва поспевала за ними.
— Уф! — выдохнул Скинт. — А ведь все вы, вероятно, хотите есть.
— Э-э, — замялась Хеабелл. — Благодарю.
— Да, очень! — искренне ответил Уорф, у которого был прекрасный аппетит.
— Гм, — отозвался Скинт. — Тогда помогите мне поискать червей.
Разделить трапезу пришел и Смитхиллз. Лишь глубокой ночью, когда Сликит с детьми улеглись спать, Скинт наконец обратился к Мэйуиду:
— Итак, понятно, чем ты был занят. Осенние кротята? Что ж, они иногда бывают удачными!
— О заблуждающийся Скинт, о пораженный Смитхиллз, это не мои дети и не дети Сликит.
— Так чьи же они, Мэйуид?
Мэйуид опасливо огляделся, подвинулся ближе и сказал:
— О любопытствующие господа, хотите ли вы долгого рассказа или краткого, целой саги или одной, так сказать, фразы?..
— Краткого, краткого, — нетерпеливо перебил Скинт.
— Это дети Триффана.
Воцарилось молчание.
— Триффана?
— Господин, ты стар, но Мэйуид рад убедиться, что со слухом у тебя все в порядке. Да, я сказал «Триффана», и это действительно дети Триффана.
— Ты должен объяснить, — сказал Скинт. — Во-первых, где Триффан?
Мэйуид сокрушенно вздохнул:
— Я не знаю. Невозможно быть повсюду. Я рассказал вам о Босвелле и о Бэйли, и если они не пришли сюда, убежав из Верна, то это, вероятно, потому, что Босвелл идет особыми путями ученого крота, которые даже мне, Мэйуиду, неведомы.
— Да, — согласился Смитхиллз. — Вероятно, именно так.
— За великолепным Триффаном и достойнейшим Спиндлом я не мог уследить. Камень велел мне идти другим путем и привел меня вот к этим детям.
— Но кто их мать? — спросил Скинт.
— О господа, — медленно проговорил Мэйуид, — во всем кротовьем мире есть только двое, кому я могу это сообщить, и эти двое — вы. Нельзя, чтобы об этом знали лишь Мэйуид и Сликит. Они могут умереть, и потому должен знать кто-то еще. Мать этих добрых, крепких и ласковых кротят — не кто иной, как сама Хенбейн.
Скинт был потрясен. Они со Смитхиллзом обменялись недоверчивыми взглядами.
— Лучше тебе начать с самого начала, Мэйуид, и рассказать нам все, что ты знаешь!
И Мэйуид рассказал обо всем, просто и с достоинством, а разбуженная Сликит подтвердила, что все было именно так. Они не скрыли от Скинта и Смитхиллза ничего, в том числе и того, что произошло у Скалы Слова. Когда они закончили, Скинт сказал:
— Кроты, я не знаю, что сказать, и тем более не знаю, что делать. Необходимо крепко подумать, прежде чем что-нибудь решать в таком деле. Я всегда сначала долго думаю, вот Смитхиллз подтвердит. Он сам выскажется очень скоро и скажет много, поэтому дайте-ка ему этого вкусного червя и пусть посидит спокойно!
Смитхиллз добродушно усмехнулся и предложил всем отдохнуть, а глубоко потрясенный услышанным Скинт поднялся на поверхность и стал размышлять. Он провел наверху несколько долгих часов и только на рассвете приблизился к решению. Скинт не сомневался, что кротята действительно дети Триффана и Хенбейн, но не хотел бы, чтобы сами кротята об этом знали. Но что теперь с ними делать?
Когда забрезжило утро, Скинт вспомнил свой последний разговор с Триффаном, особенно два высказывания крота-летописца. Первое — сильные когти нужны не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы с тобой считались. Да, уж это точно: Скинт за свою жизнь столько раз видел, как убивают, что больше видеть этого не хотел. И по пути в Верн, насколько ему было известно, Триффан проповедовал то же самое. Путь Камня — это путь мира. Над вторым высказыванием Триффана — о Биченхилле — Скинт потом часто задумывался. Триффан сказал тогда: «Я был счастлив там целый день».
И теперь, думая о детях Триффана, столь неожиданно попавших к нему, Скинт вспомнил этот разговор и принял решение.
Он спустился в нору, разбудил спавших и повторил им слова Триффана. А от себя добавил:
— Биченхилл — хорошее и безопасное место для воспитания детей, прежде всего потому, что туда трудно добраться. Кроме того, Сквизбелли — умный и толковый глава системы, у него всегда спокойно. А еще там есть Камень и кроты, которые помнят и уважают отца этих детенышей. Именно в Биченхилле, когда придет время, им лучше узнать тайну своего рождения и все хорошее и дурное о своих родителях. Уйдем отсюда тихо, не суетясь, — продолжил Скинт, — никому не скажем, куда мы отправляемся и зачем, а главное, разобьемся на две группы. Когда сидимы будут нас искать и расспрашивать кротов, их собьют с толку рассказы только об одном детеныше. Но окончательно решение должны принять Мэйуид и Сликит.
Время уже близилось к полудню, когда эти двое наконец согласились разделиться.
В тот же день они ушли: Мэйуид и Скинт — с Уорфом, а Сликит и Смитхиллз — с Хеабелл. Ушли тихо, не сказав никому ни слова, а те, кто заметил их исчезновение, тоже ничего не сказали из уважения к Скинту и Смитхиллзу.
Скинт велел ни с кем ни о чем не говорить, при встрече с грайками отшучиваться и вообще оказывать всяческое почтение Слову, то есть не возбуждать ненужных подозрений.
Они шли на юг, к Темной Вершине, по холмам и долинам, по берегам рек и лесам, веря, что Камень хранит их и, значит, они доберутся до Биченхилла целыми и невредимыми.
Оба маленьких отряда видели Звезду Самой Долгой Ночью, и взрослые рассказали восхищенным детям о Кроте Камня и его скором Пришествии. Они шли, пока однажды, в начале января, не прибыли наконец в Биченхилл.
Мэйуид со своими спутниками прибыл чуть раньше Смитхиллза. Добрые кроты Биченхилла приняли всех радушно. Их глава, Сквизбелли, не спросил, откуда взялись детеныши, поняв, что их рождение связано с какой-то тайной.
Мэйуид и Сликит решили: теперь их задача присматривать за детьми Триффана и Хенбейн, в Биченхилле, готовить малышей к миссии, которую возложит на них Камень. Возможно, пробыв долгие месяцы рядом и не имея случая остаться наедине, с приходом весны они почувствовали, что пора наконец обратить внимание друг на друга, немного отдохнуть и порадоваться жизни.