Кротиха как-то передернулась, недоверчиво потянула воздух носом, потом подошла поближе к Триффану и попросила:
— Дай мне червячка — и я рта не раскрою!
— Тебе стоит только попросить, — мягко ответил Триффан и пододвинул кротихе тех червей, что принес Хей.
— Ты добрый крот,— прошамкала она.— Было время, и я жила хорошо. Растила детенышей, кормила их. Да, было время. Два раза я рожала, пока со мной не приключилась болезнь. Только это было не здесь, ведь я не отсюда...
— Уходи! — не выдержал Хей. — Ты получила своих червей!
Но Триффан укоризненно посмотрел на Хея, припал к земле рядом со слепой кротихой, взял червяка и стал есть за компанию с ней.
— Откуда ты? — спросил он доброжелательно.
— Издалека, ох издалека. Как же давно это было! Теперь, глядя на меня, нипочем не скажешь, что у меня было два выводка: три и четыре кротенка. Да, милые мои детки, мне было тогда о ком заботиться...
— Расскажи мне о них.
— Охота тебе слушать мою чепуху!
Триффан подвинул слепой кротихе оставшихся червей и еще раз попросил:
— Расскажи.
И она рассказала, сбиваясь и то и дело принимаясь плакать, как все кроты, которые не привыкли к хорошему обращению. Они все время боятся прервать свой рассказ хоть на миг, чтобы слушатель не ушел. Но Триффан остался, Хей и Спиндл тоже. Наконец кротиха поведала Триффану историю своей жизни и собралась уходить:
— Мне пора. Как, ты сказал, тебя зовут?
— Триффан.
— А меня — Тизл. Очень приятно было познакомиться, Триффан. Я люблю поболтать. Да и кто не любит?
— В хорошей компании, конечно, — согласился Триффан.
— Твоя правда, — сказала Тизл.
Потянув носом, она определила, в какую ей надо сторону идти.
— Счастливо! — крикнула она и ушла, напевая себе что-то под нос. Неуклюже шатавшаяся из стороны в сторону, кротиха была единственной движущейся точкой в поле их зрения.
Когда Тизл скрылась из виду, Хей сказал:
— Теперь я знаю, почему про тебя, Триффан, и про Спиндла ходят легенды. У меня такое чувство, что наша сегодняшняя встреча была предопределена.
— Скорее всего! — жизнерадостно подтвердил Триффан. — А, Спиндл? У нас с тобой такая привычка — встречать нужного крота в нужное время, или, если говорить точнее, Камень посылает нам нужного крота всегда вовремя.
— Только не надо проповедовать! — шутливо встревожился Хей. — Я не очень-то гожусь в верующие.
— Как и большинство кротов, которые не пробовали, — ответил Триффан. — А теперь, пожалуй, нам надо найти какие-нибудь норы для ночлега. А ты бы рассказал нам, каким стал Данктон, пока нас тут не было. Спиндл волнуется, как мы будем жить, думает, что на нас непременно кто-нибудь нападет. Может, тебе удастся немного успокоить его.
— Договорились! Я расскажу вам, что знаю, а взамен вы мне расскажете, правду ли о вас говорят. Об угрозе нападения забудьте. Эти времена прошли. Есть, правда, у нас несколько придурков, от которых много шума, и они действительно живут в Вестсайде. Я поступаю с ними просто: посылаю их подальше, и они оставляют меня в покое.
— Так что ты о нас слышал? — спросил Триффан.
— Вы — единственные кроты, которые дали отпор грайкам, вы сделали это во имя Камня и с его помощью. Говорят, будто вы храбрые, умные и все такое, но я намерен верить только своим глазам.
— Это самое лучшее! — одобрил Триффан.
Итак, в тот день в Данктон пришли два крота, теперь их стало трое, и маленький отряд отправился на поиски ночлега.
Данктонская система, куда они вернулись, представляла собой в ту пору картину безысходного тупого отчаяния по сравнению с атмосферой убийств и разбоя, которые царили в ней, когда сюда по приказу Хенбейн были приведены первые переселенцы. Рассказ Хея отчасти основывался на его собственном опыте, отчасти — со слов уже умерших кротов. А умерли здесь многие. Теперь состав населения стал более постоянным, и, хотя заболеваемость была очень высокой, смертность уменьшилась. Казалось, кроты притерпелись к тяжелой жизни, которая вызывала у них болезни и общее истощение.
— Да, те времена были ужасные, — сказал Хей, — кроты жили в постоянном страхе. Вначале сюда пригоняли только больных лишаем или всяческих подонков. И пока эти негодяи не лишались рассудка или не покрывались язвами, они были здоровыми и сильными кротами. Можете себе представить, что тут началось, когда они получили полную свободу жить, как им хочется, и устанавливать свои законы. Хенбейн, должно быть, здорово хитра, если додумалась до такого! Здесь царил сплошной разбой! Сильные нападали на слабых, слабые — на умирающих, а умирающие питались умершими. Зараза распространялась Кажется, все болезни, которыми могут болеть кроты, собрались здесь. Если вам известна эта система, можете себе представить, что произошло. В Вестсайде много червей. Поэтому его захватили сильнейшие. Это была грязная жестокая банда. Они совершали набеги на Болотный Край и подвешивали слабых и больных на проволоке вокруг Лугов.
— У них был предводитель? — спросил Спиндл, которому всегда хотелось знать обо всех и обо всем.
— Вожак? Вожаки всегда находились, в основном всякие выскочки, но ни один из них не мог долго продержаться. Они тоже заболевали, слабели, умирали, их место занимали другие. Я слишком часто наблюдал эти смены власти, чтобы следить за ними. Во всяком случае, самые сильные из первой волны переселенцев обосновались в Вестсайде. Кто был поумнее, но слаб физически, затерялись в Болотном Крае. Крот с мозгами может там спрятаться. Я тоже жил там первое время после того, как пришел. Вот почему я знаю тамошние ходы, во всяком случае некоторые. Ну а кто пришел попозже и не сумел ужиться с вестсайдцами, осели в Истсайде, а как же иначе? Там они и жили, как могли, и вымирали. Разумеется, вестсайдцы нападали на них и уводили кротих... и не только кротих, иногда и кротов. В то время сюда пришло несколько молодых кротов, почти все они сошли с ума. Да, очень много было сумасшедших. Все это время Древняя Система, и в том числе знаменитый Данктонский Камень, находилась в лапах гарнизона грайков. Их начальницей была Бик. По злобе и подлости она не уступала Феск, своей предшественнице в Бакленде.
— Ты знал Феск? — удивился Спиндл.
— Не то чтобы знал, а видел ее раз или два. Я сам из Бакленда. Служил там у грайков. Я бы и сейчас еще был там, если бы не крот, которого вы однажды повстречали. Из-за него-то и начались все мои неприятности.
— Крот, с которым мы встречались? — переспросил Триффан.
— Да. Регворт. Он говорил, что познакомился с вами, когда вы приходили в Бакленд.
— Регворт, — повторил Триффан.
— Регворт сражался против грайков. Он пропал без вести во время катастрофы в тоннеле.
— Регворт знал Камень,— произнес Триффан.
— Знал Камень? — рассмеялся Хей. — Да он жил Камнем, он дышал им. Устраивал тайные собрания, обращал других кротов в веру, в том числе и моего друга Бориджа. Не знаю, какова судьба Регворта, но Боридж продолжил его дело. Он устроил собрание около Камня, на которое я имел несчастье прийти. Там нас и накрыли патрули, и, когда выяснилось, что я болен, меня, Бориджа и еще нескольких кротов отправили сюда. Мы попали во вторую волну переселенцев после воцарения Вайра в Бакленде.
— Так Боридж здесь? — спросил Спиндл.
— Да, он жив, но его мучают угрызения совести, — ответил Хей. — Он живет в общем неплохо и помалкивает о Камне. Ему не нравятся фанатики Камня, которые всем навязывают свою веру. Он теперь раскаивается, что раньше сам проповедовал и навлек беду на многих. У него есть подруга, но, в общем-то, он весь в себе. Из-за него многие пострадали — Бориджу теперь стыдно.
— Почему из-за него пострадали?
— Потому что он струсил. Грайки угрожали ему подвешиванием, и он выдал имена последователей Камня в Бакленде. Нельзя его винить. Я наверняка тоже проболтался бы, если бы мне угрожали такими муками. Никто особенно и не осуждает Бориджа, но немногие с ним разговаривают. Живет, склонив голову.
— Я хотел бы увидеть Бориджа, — сказал Триффан. — Он кажется мне достойным кротом.
— Ага. Может быть, так оно и есть. Ну так вот, как я уже говорил, Бик отправили сюда против ее воли, а среди ее грайков распространился лишай, и она тоже заболела. Тогда Вайр приказал им оставаться там, где они были, то есть в тоннелях неподалеку от Камня, и они тоже оказались пленниками. Некоторое время Бик держалась, но потом ослабела. Никто точно не знает, что там произошло, но, вероятно, однажды грайки взбунтовались и убили Бик — подвесили ее на всеобщее обозрение прямо перед Камнем. Потом они перешли границы, преступать которые им было запрещено, и хлынули в тоннели Вестсайда. Очень страшные времена, но я-то пришел месяцем позже и уже не застал самого худшего. Вообще-то, наверное, все произошло из-за того, что грайкам нужны были кротихи, а Бик запрещала им иметь дело с местными самками. Тогда грайки подвесили ее и ринулись в Вестсайд. Надо сказать, что кротихи особенно не возражали.
— Так значит, в Вестсайде родилось много детенышей? — спросил Триффан.
— Ни одного! Я имею в виду ни одного живого. Было несколько мертворожденных, но ни одного живого!
— Это из-за лишая?
— Да, ведь лишай приводит к бесплодию.
— Не всегда, — сказал Триффан, вспомнив о своих детенышах. Да он никогда и не забывал о них!
— Как водится, кроты обвинили кротих, а кротихи — кротов. Вот почему стали особенно цениться здоровые на вид кроты. Ты можешь быть уродлив, как червяк, но, если на тебе нет язв, тебя примут с распростертыми объятиями. Той весной все поняли, что, если хоть один из родителей болен лишаем, надежды на потомство нет. И не только лишаем. Как называется эта болезнь из Эйвбери, которая приводит к слепоте, а в конце концов — и к безумию?
— Ящур, — сказал Триффан.
— Вот именно. Как бы там ни было, кроты стали бесплодны. А летом еще много умерло. Грайки стали терять власть. Никто уже не помнил, кто есть кто, выживал сильнейший и хитрейший. Еще оставалась слабая надежда на осенних кротят, но опять ничего не получилось.