Вот тогда и начался настоящий упадок. Всеми овладело уныние, ведь без молодых система умирает. Конечно, кое-кто пытался уйти, но к коровьему тоннелю нагнали побольше грайков, беглецов ловили и убивали. Самым сильным и ловким все же удалось прорваться. Остались лишь старые и больные, ну, еще несколько таких, как я. Мы пока здоровы, но отсюда нам не выбраться. Впрочем, крот живет надеждой.
Сейчас январь. Многие кроты хотели бы иметь потомство, но знают, что это невозможно. Теперь все немного успокоились. Земли Вестсайда по-прежнему остаются самыми лучшими, хотя порядка там нет. Несколько вожаков, кучка приспешников, циничные кротихи, но молодых нет, система умирает. Не то чтобы количество жителей снижалось, нет, за этим-то Вайр следит! Все время присылают новеньких. В конце весны ожидается еще одна партия молодых кротов: больных, последователей Камня, бандитов, — ну тогда держитесь! Тогда не поднимай головы! А пока более или менее тихо.
Некоторые, конечно, будут пытаться бежать, в основном кротихи, в надежде родить детенышей на воле. Некоторые просто сходят с ума от того, что не могут родить. В конце концов, зачем это все нужно, если нельзя продолжить свой род? Здешние кроты, сами понимаете, не молодеют. У кротих не остается надежды.
— Все то же, что и в Вене, Триффан, — сказал Спиндл.
Триффан кивнул:
— Похоже, кротовий мир вымирает!
— Не знаю, как другие системы, — сказал Хей, — но эта — точно.
— А эти фанатики из Болотного Края? Почему ты подумал, что мы из них? — спросил Спиндл.
Хей улыбнулся:
— Я недолго так думал. Там, внизу, в Болотном Краю, живут умные кроты или те, кто считает себя умными. Им просто необходимо спорить о чем-нибудь, поэтому там нужно быть или за Камень, или за Слово. Особой разницы нет, как мне кажется: и те и другие хороши! Они посылают проповедников в Истсайд вербовать новых сторонников. Сами понимаете, когда крот болен, он во что угодно поверит, лишь бы ему обещали облегчение или помощь. А эти фанатики просто звереют, если ты сопротивляешься, поэтому большинство избегает их. В конце концов они тоже заболевают и умирают. Куда бы я вам посоветовал пойти, так это на восток Болотного Края. Там сыро и климат плохой, зато там есть несколько серьезных кротов, которые живут сами по себе, Боридж тоже там. И я туда собираюсь на некоторое время. Если в системе узнают, что ты Триффан, тебе не избежать встречи с вестсайдцами. Лучше всего сразу отшить их. Тогда они в конце концов оставят тебя в покое. Были времена, когда ты бы и часа не прожил, если бы не перешел в их лагерь. Теперь они слишком стары, чтобы драться всерьез, кроме разве что нескольких отпетых мерзавцев.
— Живет ли кто-нибудь около Камня?
— Нет, но вестсайдцы никого не подпускают к нему, пресекают всякие попытки кротов Истсайда. Они объясняют это тем, что паломники, дескать, едят их червей. Верно, едят. Последователям Камня, ясное дело, не нравится этот запрет, но вестсайдцы всегда могут прибегнуть к помощи кротов Слова. Была тут заваруха в Самую Долгую Ночь: верующие отправились было к Камню, но ничего у них не вышло. И вот что страшно...
— Ну-ну, говори! — ободрил Хея Спиндл.
— Удивительное было тогда небо. Звезды такие яркие, что в лесу стало светло, как днем. И еще эта Звезда на востоке... и всякие разговоры... Дескать, что-то должно произойти...
— Крот Камня... — произнес Триффан.
— Вот именно, Крот Камня. Тогда я в последний раз видел Бориджа, в Самую Долгую Ночь. Они с подругой пробирались к Камню. Она, так же как и все, очень хочет родить, но не может, бедняга. Заболела, когда они пришли сюда. Кожа да кости — так исхудала! Думала, что если бы смогла дотронуться в ту ночь до Камня, может, и родила бы весной. Я сказал ей, что глупо даже пытаться, но эти кротихи ничего не хотят слушать!
— И что же, она дотронулась до Камня? — тихо спросил Триффан.
Хей пожал плечами:
— Может быть. Она упорная. А по-моему, она просто бередит свои раны.
В последний раз Триффан был в Болотном Краю много кротовьих лет назад, когда юг системы уже захватили грайки Хенбейн и беженцы устремились на север. Но теперь настали другие времена.
Очертания низкорослых деревьев терялись в тусклом свете. Лежал снег. Птиц было не видно и не слышно, стояла бесцветная болезненная тишина. Черви, которые им попадались в сырой, черной и холодной земле, были бледные, тонкие и почти несъедобные.
Спиндл чувствовал себя неуютно. Он тщетно пытался выбрать приличное место для ночлега. Даже жизнерадостный Хей как-то сник. Однако Триффан, несмотря на усталость, с удовольствием продолжал беседовать с ним. Он рассказывал Хею, каким прежде был Данктон.
В тоннелях, где они решили устроиться на ночлег, жило много кротов, и весть о чужаках распространилась быстро. Скоро стало известно, что один из них — сам Триффан, а другой — Спиндл, о нем здесь тоже слышали.
Ночью кроты стали собираться послушать Триффана. Сначала они подходили робко и неуверенно, потом освоились, и постепенно их набралось девять или десять. Пришло несколько фанатиков, которых легко было узнать по елейным улыбкам и неудержимому желанию говорить. Но другие кроты зашикали на них: сейчас говорил незнакомец, и всем было интересно, что он скажет.
Словно в противовес повествованию Хея о последних годах в Данктоне, Три ан рассказал о времени, предшествовавшем его рождению, когда старейшиной в Болотном Краю был уважаемый и любимый всеми крот Меккинс. Он рассказал, как Меккинс помог Брекену и Ребекке и как однажды ночью он отправился к Камню, чтобы помолиться о Ребекке.
Слезы навернулись на глаза этих подавленных, изможденных и потерявших надежду кротов, когда Триффан поведал им о том, как молитва Меккинса была услышана, и он нашел детеныша, названного потом Комфри, и принес его Ребекке, и было это здесь, в Болотном Краю.
Среди собравшихся были кротихи, худые, с пересохшими сосцами. Они плакали в голос, слушая рассказ Триффана о времени, когда в этой системе еще слышались крики детенышей. Некоторые осмеливались спросить:
— А какая была Ребекка? Разрешалось ли ходить к Камню кротам из Болотного Края?
Триффан отвечал им всем. Кроты слушали, затаив дыхание. Потом, подталкивая друг друга, кротихи стали перешептываться:
— Еще наступит время, когда мы услышим писк детенышей в этих тоннелях!
— Да, да, должны наконец наступить хорошие времена!
Позже, когда собравшиеся разошлись так же тихо, как пришли, глубоко тронутый Триффан сказал Спиндлу:
— Только сейчас я понял, что у меня есть родина, где кроты будут рады продолжить начатое до них, узнать побольше о жизни своих предков. Я больше не покину Данктон, Спиндл, никогда в жизни, даже если сам Крот Камня призовет меня! Здесь теперь мое место, и я верю, что в эти тоннели еще вернутся и вера, и надежда. А к Камню мы скоро пойдем. Если кроты не в состоянии жить мирно в такой системе, как эта, где же они вообще могут жить?
Здесь наша миссия, Спиндл, и мы выполним ее. Будем действовать убеждением, а не когтями и зубами. Начнем записывать все, что знаем, и научим грамоте других. Будем спокойно размышлять в тишине. Конечно, эта тишина не сравнится с Безмолвием Камня, но и она принесет пользу здешним кротам.
Мне кажется, Спиндл, горе, которое я испытал в Верне, и боль, которая до сих пор мучает меня почти постоянно, будут напоминать мне о боли всех кротов, оторванных от своей родины и от близких и вынужденных против своего желания пускать в ход когти. Конечно, нельзя всю жизнь прожить в мечтах, забыв, где ты находишься на самом деле. Мы должны спокойно и постепенно научить нынешних обитателей Данктона любить свой дом.
Эти ослабевшие лапы, эти когти, когда-то такие крепкие, — Триффан приподнял правую лапу и печально посмотрел на рубцы и искривленные когти, — снова научатся писать. Завтра и начнем, Спиндл. Но прежде всего мы пойдем к Камню, чтобы поклониться ему и возблагодарить его.
Скоро придет Крот Камня, и я молюсь, чтобы нам было позволено увидеть его. Звезда возвестила о Пришествии, многие ее видели, многие, как и мы сейчас, ждут начала новой жизни.
Каждый крот пойдет своей дорогой и каждый найдет свое. Кроты должны жить, зная самих себя, любя ближнего, относясь с уважением к месту, где они живут. А это значит — никаких драк, резких, необдуманных слов, безграничной уверенности в собственной правоте. Итак, завтра...
Завтра началось той же ночью. Пока Триффан спал, Спиндл записал сказанное им на куске коры. Так было положено начало книги, которую историки называют «Летописи Болотного Края».
Глава пятнадцатая
Той же ночью в Данктонском Лесу выпал глубокий снег. Мягко и неслышно ложился он на черные ветви деревьев и тяжело падал на землю. Вместе с чистым пушистым снегом Данктонский Лес покрыла особая тишина, ознаменовавшая возвращение Триффана.
Под прикрытием снега Триффан и Спиндл смогли отправиться к бывшей Линии Обороны Болотного Края, где когда-то скрывался Скинт со своим отрядом. Только Хей знал, куда они пошли. Ни кротам, ни другим обитателям леса не были известны эти ходы. Все там осталось таким же, каким было при Скинте.
Здесь Триффан мог на время укрыться от чужих глаз. Здесь они со Спиндлом положили начало времени, которое позже станет известно как Эра Великой Письменности, чего так давно жаждал весь кротовий мир. Один из них был летописцем, обученным самим Босвеллом, другой — грамотным кротом, не посвященным, но, несомненно, отмеченным Камнем. Спиндл писал о Комфри и Тайм, Старлинг и Бэйли, о Хоуме и бесстрашном Мэйуиде, чтобы кроты будущего знали, какими были кроты прошлого и как сложились их жизни.
Спиндл занимался составлением библиотеки, как он уже делал это раньше в Древней Системе, в Хэрроудауне и в других местах.
Суровый февраль принес в Данктонский Лес смерть и отчаяние. Триффан и Спиндл не видели этого, но Хей рассказывал им обо всем. Холод парализует волю к жизни, и многие кроты, хотя и казались еще крепкими, погибли. А новые не пришли.