ло ей Беляева, эта тварь к Вадиму протянула свои данные ручонки… Ну, Комарова…
— Нина! Нина, послушай, что ты говоришь?! — Ведерников сделал шаг к Ниночке, схватил ее за плечи и с силой тряхнул. — Какая, к чертовой матери, Комарова?! Я говорю тебе, этих троих что-то связывает. Понимаешь? А ты переживаешь, не увела ли бледная моль у тебя очередного мужика. Очнись! Приди, наконец в себя. Мы с тобой полностью в тупике. Нам никто не поможет. Так еще Марков, Беляев и Комарова затевают какую-то игру. Иначе, зачем им все это устраивать?
— Заткнись, — Ниночка сказала всего лишь одно слово, тихим, спокойным голосом, но Ведерников моментально осекся.
А сама Филатова вдруг почувствовала, как ее отпускает злость, истерика и психоз. В голове стало совсем ясно. Руки перестали мелко дрожать.
— Идем, Игрек, здесь слишком опасно говорить о таких вещах. Ты расскажешь мне все, что произошло между тобой и Масловым. В подробностях. Потом расскажешь, что конкретно случилось ночью. Говоришь, нам никто не поможет? Ну, и прекрасно. Мы поможем себе сами.
Глава 14В которой я много узнаю нового, но в итоге чувствую угрызения совести
— Итак… Теперь, когда все наелись и напились, — Комарова выразительно посмотрела на меня, будто я один тут сейчас закидывался макаронами, которые, кстати, были недоварены. — Может, наконец, перейдём к делу. А то такое чувство, будто мы на отдых собрались. Не хочу никого беспокоить столь незначительным фактом, но вообще-то послезавтра прибывает Фидель Кастро, которого, опять же, уж простите за напоминание, требуется убить. И между прочим, меня это касается в самой меньшей степени. А почему-то волнует больше, чем вас.
— С удовольствием поддерживаю Вашу идею, — я натянул улыбку на лицо. Ту, которая максимально бесит данную особу. Каждый раз, когда она начинает ёрничать, испытываю сильное желание отвечать в таком же тоне.
Между прочим, макароны вышли у нее такое себе. Видимо, посвятив все усилия воспитанию внучки в стиле командос, Ершов забыл о том, что женские «штучки» ей тоже пригодились бы. Поэтому, скажем прямо, кулинария вовсе не конек Комаровой. Если учитывать, что путь к сердцу любого мужчины лежит через его желудок, помрет она в девках. Точно говорю.
Степень готовности обеда заметили и я, и Марков, но оба мы молча уничтожили периодически похрустывающие на зубах макароны. Я так понимаю, Александра Сергеевна подержала их в кипящей воде очень недолго, а потом быстро откинув в дуршлаг, разжарила на сковороде. Торопилась. Боялась, мы без нее решим все самые насущные вопросы. Посолить, кстати, она тоже забыла. Или не захотела. На зло. Очень на нее похоже, кстати. Хотели жрать? Жрите! Но потом не жалуйтесь.
Белобрысый, которому выпала «честь» первым оценить приготовленное Комаровой блюдо, сначала на радостях активно принялся его жевать, но тут же застыл с набитым ртом. Посмотрел на меня, потом на Александру Сергеевну, которая стояла посреди кухни, сложив руки на груди. Вид у нее был такой, что Вадику точно стало понятно, даже если бы макароны оказались вообще сырыми, надо есть. Иначе, смертоубийство неизбежно.
— М-м-м… Как вкусно… — протянул зажмурившись Марков, а потом одним заходом поглоти все, что было. Зажмурился, наверное, дабы не видеть это произведение кулинарного искусства. Удивительно, как не подавился.
— Серьёзно? — я сначала искренне поверил словам Белобрысого. Схватил ложку, нагрёб макарон и тоже закинул их в рот. Однако, сразу понял в чем прикол. Правда, как и Белобрысый, говорить Комаровой о ее слабеньких способностях в области готовки не решился.
В итоге, исключительно с голодухи, мы с блондином на пару умяли большую часть обеда, приготовленного, если так можно сказать, Александрой Сергеевной. Старались просто глотать эти чертовы макароны, не пережевывая. Теперь у нас, походу, точно приключится какое-нибудь несварение желудка. Кто его знает, может, в этом и был план. Угробить нас обоих разом.
Комарова пристально наблюдала, как мы поглощаем сомнительное блюдо ее производства, ожидая, когда, наконец, можно будет приступить к делу. Едва я и Белобрысый отставили металлические миски в сторону, Александра Сергеевна моментально схватила грязную посуду и с грохотом швырнула ее в стоящее неподалеку пустое ведро.
— Потом помоешь, — заявила она Маркову. — Давайте приступим к делу.
— То есть, чая не предложат? — Спросил я Александру Сергеевну. Просто было полное ощущение, что в животе сейчас находятся пару килограмм камней. Комарова в ответ одарила меня злым взглядом.
— Ясно. Не предложат… ну, ладно. Хотя, сервис, знаете у вас… Видали и получше.
— Максим Сергеевич, не искушайте… — Комарова мило улыбнулась. Вполне было понятно, что с гораздо большим удовольствием она бы надела мне на голову кастрюлю с остатками еды.
— Интересные у вас взаимоотношения, — задумчиво протянул Белобрысый, наблюдая за нашей перепалкой. — Ладно… Пора действительно поговорить о важном. Предлагаю переместиться в комнату. Там хотя бы пространства больше. А то у меня такое ощущение, что мы с каждой минутой становимся по-семейному близки. А я не готов, знаете ли, обрести ещё одну семью. У меня от первой пока достаточно яркие воспоминания. Впрочем, думаю, у них обо мне тоже.
Комарова без препирательств согласилась с доводами Маркова и быстренько смылась из кухни. Мы, естественно, отправились следом.
Комнат в домике было две. Одна — совсем крохотная. Типа, спальни. Там поместились лишь кровать и комод для вещей. Вторая — чуть больше. Она исполняла роль зала, столовой, гостиной одновременно. Собственно говоря, именно это помещение пользовалось наибольшим спросом, видимо. Здесь встречался Максим Сергеевич с Масловым. И здесь же инженер невзначай помер. Естественно, мы выбрали ту комнату, которая просторнее.
Александра Сергеевна хотела было устроится на стуле, но в последнюю секунду вспомнила, что совсем недавно он был занят трупом Льва Ивановича. Она остановилась, поморщилась брезгливо, а затем выбрала в качестве места дислокации окно. Снова. Прямо тянет ее к этим окнам. Оперлась о подоконник пятой точкой и уставилась на нас с Марковым.
— О Господи… Ну, я не особо привередливый, — Белобрысый, который понял суть маневров Комаровой, подошел к стулу, отодвинул его и уселся бочком, опираясь одним локтем о стол.
— Вообще, конечно, мы так свободно себя ведем на месте преступления… — я окинул взглядом комнату. В итоге остановил свой выбор на кровати, стоявшей возле стены.
— Да тут уже пятьдесят раз все осмотрели, — отмахнулся Марков. — Не о том беспокоишься. Итак… Фидель Кастро… Ну, ладно. Раз уж мы внезапно стали так дружны, выложу карты на стол. Так и быть. В общем… От тебя, конечно, ждут положительного результата, очень этого хотят, но… в благополучный исход не верят. Человек, которому я отчитываюсь, который получает информацию от меня и от которого информацию получаю я, сказал, что вопрос «распечатки» глубоко внедренного нелегального агента стоял очень остро. Не все были «за». Если говорить точнее, то большинство вообще против.
— У них там совет директоров, что ли, заседает? Нелегалы, по идее, не являются особо популярной темой для коллективного обсуждения, — я поелозил на кровати, удобнее устраивая свой зад.
— Нет. Но решение об активации принимает не один человек. Потом это решение сообщают куратору и он уже запускает цепочку взаимодействия. Или не запускает. Так вот… в отношении Фиделя споры велись достаточно активно. О его поездке в Союз стало известно около двух лет назад. Тогда-то тебя и «распечатали». Кубинскую делегацию пришлось ждать долго. Поездка то откладывалась, то переносилась…
— Это одно и то же, — прокомментировала вдруг Комарова. Очень, между прочим, ни к месту. Она заметила наши удивлённые взгляды, а мы реально удивились, ибо не поняли смысла ее фразы, и пояснила. — Откладывать и переносить — это одно и то же.
— Слушайте, Вы так сильно хотели приступить к делу. Рвались изо всех сил. Зачем? Чтоб теперь блистать своим умом? Не перебивайте Вадима, — рявкнул я на Александру Сергеевну.
— Спасибо, Максим, — Белобрысый прижал руку к груди, приподнялся со стула и слегка поклонился.
— Пожалуйста, Вадим, — я в ответ так же демонстративно кивнул.
— Идиоты… — высказалась себе под нос Комарова. Достаточно тихо, чтоб не считать это достойным внимания, но в то же время достаточно громко, чтоб мы наверняка услышали, как хреново она о нас думает. Мне кажется, Александра Сергеевна уже не очень рада нашей внезапной «дружбе» с Белобрысым. Ее раздражение становилось все сильнее и заметнее.
— Продолжай, Вадим. — Я проигнорировал недовольство Комаровой. Хотя прекрасно знаю, как ее это все бесит.
— Так вот… В успех данного мероприятия, имею в виду, покушение на Кастро, особо никто не верит. Поэтому часть руководства ЦРУ была против бессмысленного использования агента, который может быть полезен совершенно в других вещах.
— Почему не верят, не могу понять? Сомневаются в профессионализме? — не то, чтоб этот вопрос меня сильно задевал, но знать подробности все же хотелось.
— Почему?! — Вадим усмехнулся. — Да потому что этого чертова команданте защищает сам дьявол. Точно тебе говорю. Знаешь, сколько было покушений на него?
Я, естественно, не знал. Максим Сергеевич, возможно, был более осведомлён, но поделиться данной информацией его память не сочла нужным. Впрочем, думаю, покушения на кубинского лидера сильно не афишируют. Может и Беляев не обладал этими сведениями в полной мере. Однако, учитывая, что сказать правду Белобрысому не могу, я изобразил туманный взгляд, неопределённо пожал плечами и вопросительно уставился на Вадима. Мол, мне, конечно, все известно, но давай сравним версии.
— О-о-о… Это просто легендарная личность в плане неудачных попыток его ликвидации. В самом начале революционной деятельности Кастро один из шпионов, выдав себя за крестьянина, внедрился в лагерь Фиделя. Когда повстанцы остановились на ночлег, выяснилось, что будущему убийце нечем было укрыться. В итоге, сам Кастро решил укрыть новобранца своим же одеялом. Агент всю ночь пролежал бок о бок с команданте, но выстрелить побоялся, а следующим утром сбежал из лагеря. Почему? Хрен его знает. Это осталось тайной. Через достаточно короткий промежуток времени он исчез. Просто как в воду канул.