В одной из бесед с руководством внешней разведки, состоявшейся в 1951 году, В. Молотов, разоткровенничавшись, признался, что регулярно поступавшие от Маклейна и других агентов сведения об атомном потенциале США, сыграли немаловажную роль в победе… народной революции в Китае. Советское руководство, как подчеркнул Молотов, достоверно знало о намерении президента США Гарри Трумэна использовать атомное оружие против народно-освободительной армии Китая и тем самым сохранить у власти режим Чан Кайши. Однако произведенные на основании информации Маклейна и других источников расчеты свидетельствовали о том, что американский атомный потенциал крайне ограничен. Тогда-то Сталин и пошел на сознательное обострение ситуации вокруг Берлина. Другими словами, преднамеренно создал известный «берлинский кризис» 1948 года. Трумэн и его английский коллега премьер Эттли заглотнули наживку и выступили с угрозой применить атомное оружие, но не допустить перехода Западного Берлина под советский контроль. Зная, что и на Китай, и на Советский Союз атомных бомб у Трумэна не хватит, Сталин продолжал свою игру до тех пор, пока в Китае чаша весов не склонилась окончательно в пользу коммунистов. «Американское руководство, — подчеркнул тогда Молотов, — переоценило нашу угрозу в Германии и упустило возможность использовать свой ядерный арсенал для поддержки китайских националистов».
В июне 1947 года информация Маклейна, поступившая в Москву буквально накануне открытия Парижской конференции, в корне изменила позицию Кремля в отношении «плана Маршалла». Советский Союз вначале склонялся к тому, чтобы поддержать этот американский проект, имея в виду, что он поможет восстановлению разрушенной войной советской экономики. Однако полученные от Маклейна сведения, источником которых был министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин, развеяли иллюзии Кремля. Завуалированная цель «плана Маршалла» состояла в том, чтобы лишить Советский Союз репараций, которые Германия обязана была выплачивать ему согласно ялтинскому и потсдамскому соглашениям. Более того, в Вашингтоне предполагали установить жесткий международный, а фактически — американский контроль над всеми проектами экономической помощи в рамках «плана Маршалла». Это означало, что в восточноевропейских странах набиравшие политический вес промосковские компартии были бы лишены экономических рычагов власти. В Кремле прекрасно понимали, к чему бы это привело. Да и сам Советский Союз, лишившись репараций, не смог бы быть на равных с США.
Внимательно ознакомившись с информацией Маклейна, Сталин незамедлительно дал указание Молотову, возглавлявшему советскую делегацию на парижском форуме, разоблачить истинные цели «плана Маршалла» и выступить против его реализации в восточноевропейских странах.
«Значимость Маклейна в принятии советским руководством внешнеполитических решений была неизмеримо выше, нежели материалы, поступавшие от Кима Филби. Последний представлял особую ценность лишь для операций органов госбезопасности».
Это — вывод уже упоминавшегося генерала П. Судоплатова, который не понаслышке знал о работе и одного, и другого выдающихся советских разведчиков.
В 1944 году Дональд Маклейн — первый секретарь посольства Великобритании в Вашингтоне. Кроме того, он замещал начальника канцелярии, что давало ему возможность фотографировать все без исключения секретные документы, которые поступали в посольство, в том числе лично послу. А вскоре он стал еще и представителем Великобритании в так называемом «Комитете единой политики по атомному развитию», созданном совместно с американцами. После каждого заседания комитета в Москву направлялась документальная информация по таким стратегически важным вопросам, как американо-английские совместные действия в сфере развития атомной энергии, разработки и накапливания ядерных арсеналов. Бывший коллега Маклейна по Вашингтону некто Роберт Сесиль свидетельствует: «Для него не существовало слишком трудных задач и внеурочных часов. Он завоевал себе репутацию человека, который всегда был готов сделать работу за заболевшего, разленившегося или просто нерадивого коллегу. Это обеспечивало ему возможность незаметно добираться до материалов, которые представляли для НКВД наибольший интерес». Но и это еще не все.
Маклейн установил тесный контакт с американцем Алджером Хиссом, чиновником Госдепартамента США, через которого получил доступ к информации об американских войсках, дислоцированных в различных районах мира.
В августе 1948 года Маклейн возвратился в Лондон, но ненадолго. В ранге советника он был назначен начальником канцелярии английского посольства в Каире. Для молодого дипломата это был беспрецедентно высокий пост. А в мае 1950 он вновь возвратился в Лондон и в начале 1951 года стал руководителем американского отдела Форин оффиса. Правда, тут-то и произошло непредвиденное.
В январе 1951 Киму Филби удалось узнать, что американская дешифровальная служба получила данные, грозившие провалом Маклейна. Выход был один — во избежание неминуемого ареста тайно перебраться в Советский Союз.
Родину социализма «Лирик» нашел совсем не такой, какой она рисовалась ему в студенческие годы в Кембридже, а затем в период работы в Форин офисе в качестве тайного агента НКВД. Маклейн всегда был убежден, что в стране победившего социализма, несмотря ни на какие трудности, создаются предпосылки для строительства коммунистического общества. И занимаются этим высоконравственные коммунисты, ставящие интересы народа выше своих собственных. В действительности же все оказалось иначе. И это потрясло «Лирика».
«За все четырнадцать лет нашего знакомства, — пишет в своих мемуарах Джордж Блейк, — он не выпил ни капли спиртного, хотя было время, в том числе после приезда в СССР, когда он сильно пил». Сразу же по прибытии в Советский Союз «Лирика» «укрыли» на какое-то время в Куйбышеве. Там совковые порядки и выбили его из душевного равновесия. И он надолго запил. Но не сломался.
«Вместо того, чтобы стать алкоголиком, — говорил он о себе, — я стал работоголиком».
Перебравшись в Москву, Маклейн поставил крест на своей карьере разведчика, хотя от КГБ и последовали довольно привлекательные предложения. Разведка всегда претила ему. А голубой мечтой с юношеских лет была научная деятельность. Маклейн поступил, конечно, при поддержке Лубянки, в Институт мировой экономики и международных отношений старшим научным сотрудником. Со свойственной ему энергией овладел в совершенстве русским языком. И вскоре заявил о себе, как о ведущем эксперте по проблемам внешней политики Великобритании. Блестяще защитил докторскую диссертацию «Британская внешняя политика после Суэцкого кризиса», которая затем в виде книги была издана в самой Англии. Наконец, «Лирик» вступил в ряды КПСС и стал одним из наиболее активных членов партийной организации ИМЭМО.
Зачем он все это делает? Такого вопроса у него никогда не возникало, потому что он не отказался от мысли стать полноправным членом советского общества и вносить личный посильный вклад в осуществление коммунистических идеалов.
Свои суждения и оценки Маклейн не скрывал. «Список вождей и их жалкие деяния, наводят на мысль об устойчивой регрессивной тенденции подменять цель поиска путей реализации потенциала общества, которым они правят, целью сохранения своей собственной власти. Они не видят, да и не могут видеть, что этот путь не ведет к процветанию и безопасности советского общества, что их интересы и интересы страны не совпадают», — высказывался он об обитателях Кремля.
И еще: «Резко возросли, в абсолютном и относительном измерениях, материальные и прочие привилегии представителей власти и их семей, что неизбежно ведет к росту их нежелания перемен и смелых решений. Эта система привилегий, по возможности скрываемая от народа, одновременно отражает и ведет к дальнейшему размыванию в среде правящего слоя моральных, этических и интеллектуальных норм, служащих краеугольным камнем взглядов классического коммунизма на человеческое общество. Несомненна связь между этой формой организованной полулегальной коррупции верхушки и ее окружения со спонтанной нелегальной коррупцией в советском обществе вообще».
Так же откровенно он высказывался и о внешнеполитических шагах Кремля. Когда Маклейну предложили выступить в печати с обоснованием целесообразности развертывания советских ракет СС-20, он заявил, что «не желает участвовать в антисоветской пропаганде, поскольку размещение этих ракет противоречит интересам Советского Союза». Оценивая внешнеполитический курс Кремля в целом, Маклейн утверждал: «Мне кажется, характерной особенностью сегодняшней внешней политики СССР, которая, вопреки попыткам и ожиданиям ее «творцов», наносит огромный вред интересам страны, является лишенное диалектики однобокое понимание роли вооруженных сил государства в мировой политике, неумение установить в этой сфере верные пропорции и приоритеты для достижения подлинной безопасности и благоденствия советского общества».
Он открыто демонстрировал свою солидарность с диссидентами, с их призывами к обновлению, демократии и ограничению власти партийно-бюрократического аппарата. Регулярно перечислял значительную часть гонораров и заработка в фонд помощи семьям диссидентов, находившихся в тюрьмах. Решительно протестовал против насильственного содержания инакомыслящих в психиатрических лечебницах.
Маклейн жил очень скромно, отказавшись от причитавшихся ему за многолетнюю безупречную службу в разведке привилегий и льгот. Поселился в небольшой совковой квартире. Одевался и питался как рядовой гражданин. Не отказывал себе лишь в одном — в удовольствии затянуться «Дукатом», самыми дешевыми и, пожалуй, самыми крепкими советскими сигаретами.
Его семейная жизнь в Советском Союзе не сложилась. В 1953 году, через два года после его побега с Запада, к нему в Москву приехала его жена Мелинда с тремя сыновьями. Усилиями Лубянки их тайно переправили из Швейцарии через Австрию в Прагу, а оттуда самолетом в Москву. Несмотря на многолетние старания, они так и не смогли адаптироваться к советской действительности. По свидетельству Джорджа Блейка, «Дональд страдал от чувства вины за то, что вырвал жену и детей из привычной для них жизни. Когда в конце 70-х годов его сыновья с их советскими женами выразили твердое желание эмигрировать в Англию или США, он счел своим долгом сделать все возможное и помочь им». Вместе с ними уехала и Мелинда.