Христина встала и, обхватив руками плечи, быстро заходила по комнате.
Она не смогла простить мужа и отпустить только по одной причине: ненавидела она не его, а себя саму – за то, что столько лет безропотно терпела насилие и не умела постоять за себя.
И сейчас не сумела! Из-за её слабости пострадал единственный человек на свете, который любил её по-настоящему. И принимал такой, как есть.
«Нужно действовать, – вдруг поняла девушка. – Макс пришёл мне на выручку, теперь моё дело спасти его».
Нужно выяснить, кто убил этого гада так, что подставил Макса. Случайные грабители – вряд ли, а знакомых в Питере у мужа не было. Христина в том числе и поэтому переехала сюда. В первую очередь, конечно, чтобы быть рядом с Мамсиком, но это обстоятельство тоже было принято во внимание. Она скрылась от него в другой стране, прошла все круги бюрократического ада, получая российский паспорт (слава богу, она родилась ещё на территории СССР и могла претендовать на российское гражданство), и всё равно муж настиг её.
Зачем он поехал в Питер? Встретиться с ней. Или убегал от кого-то? А вдруг преследователь догнал его и выследил возле дома бывшей жены?
Убил и поехал обратно, справедливо рассудив, что убийство украинца в Петербурге расследовать будет гораздо сложнее, чем если бы оно было совершено на родной земле.
Надо ехать в Киев, решила девушка. Завтра же она свяжется со следователем и скажет, что хочет сопровождать тело бывшего мужа, потому что считает это своим долгом.
А уж там, на месте, она узнает такие подробности, которые если не оправдают Макса сразу, то точно выведут его из ранга единственного подозреваемого.
Айпад просигналил, что пришло письмо. Наверное, спам, подумала Христина равнодушно и ошиблась. Макс прислал ей песню.
Кроме ссылки на музыку, в письме ничего не было, и Христина, улыбнувшись, открыла файл. Это оказалось старое танго в исполнении Высоцкого и Нины Шацкой, и девушка, заворожённая музыкой, вдруг начала танцевать.
Кружась по комнате, она вспомнила, как Макс когда-то приглашал её на танго и как она испугалась, забилась в нору, словно раненый зверёк.
Но раны зажили, пора выходить на свет!
Хватит быть жертвой, хватит бояться мира! В конце концов, всё хорошее в этой жизни достигается преодолением страха и боли.
«Пришла к нему под чёрное крыло и встала рядом белая Мадонна», – пропела Христина заключительные слова и засмеялась.
После целого дня, проведённого в операционной, бедро сильно ныло, и Руслан отправился не к себе, а в ординаторскую, надеясь, что болтовня с коллегами позволит ему отвлечься. Проходя мимо сестринского поста, он свистнул из морозильника пузырь со льдом и, упав на диван, приложил его к бедру.
Но прохладой насладиться не успел – оказавшийся тут же Ян Александрович молча вырвал из его рук ледяной диск.
– Как ты жесток! – слабо запротестовал Руслан, понимая, что Колдунов прав.
– Потерпи, Романыч. Давай лучше я тебе меновазинчиком натру?
– Ходить вонять? Спасибо.
– Ну тогда что ж… Таблетки, как я понимаю, ты больше не хочешь принимать?
Руслан покачал головой:
– Боюсь привыкания. И живот от них болит почти так же сильно, как нога.
Ян Александрович вздохнул:
– Ты слишком рано стал нагружать себя, мой друг. Но ругать не буду, ибо сам такой.
Руслан улыбнулся и закрыл глаза.
– Вот-вот, отдыхай, а я тут, прикинь, изобрёл способ, как нам вытащить нашу медицину из… ну скажем так, из ямы.
– Хотите об этом поговорить? – хмыкнул Руслан.
– В общем, элементарно! Надо сделать врача порядочным и умным человеком, и всё. Проблема решена!
Чтобы не обижать коллегу, Руслан сделал неопределённый жест рукой. Во-первых, медики в большинстве своём и так умные и порядочные люди, а из позорящих профессию исключений всё равно ничего хорошего не выйдет, как ни старайся.
– Да, Руслан, ты послушай, – азартно продолжал Колдунов, – какое сейчас представление о медиках? В глазах общества это некие инфернальные создания, которые, выходя на работу, убивают всех обратившихся к ним силой взгляда, а со случайно выживших берут взятки и выписывают им липовые больничные листы. Так?
– В общих чертах да.
– А теперь скажи мне, ты семь лет учился в институте и потом ещё три года в аспирантуре… Десять лет в общей сложности государство потратило на твоё образование, но, по мнению этого же самого государства, ты не можешь через две недели от начала заболевания определить, трудоспособен гражданин или нет? Зачем нужно было десять лет тебя воспитывать, если на выходе ты не можешь ответить на такой простой вопрос?
– Это чтобы пресечь мошенничество с больничными листами…
– Вот! То есть врача априори считают жуликом, загоняя в такие тесные рамки, где ему просто негде проявить свою честность. Про лекарства я уже умалчиваю, особенно про наркотики. Твой покорный слуга десять лет учился, имеет тридцать лет стажа работы, а самостоятельно решить, нужен человеку промедол или не нужен, права не имеет. Тебя должен спросить или, вон, Спасского. В нашем богоугодном заведении это ещё не так заметно, а если мы возьмём обычную цээрбэшку, то ситуация абсурдная. Там хирург в одно лицо вынужден принимать сложнейшие стратегические решения и оперировать всё подряд. Поступает, например, такой дед-undead, у которого и сердечная недостаточность, и чёрт в ступе – и пойди пойми, есть у него острая хирургическая патология или нет, опираясь исключительно на физикальные методы, ибо всякая там лучевая диагностика в ночные часы не предусмотрена. Но на это государство доктора выучило, и спросит его по всей строгости закона, но зато утром, когда наш хирург увидит одноногого человека, он не сможет ответить государству, инвалид перед ним или трудоспособный гражданин. Тут потребуется целая комиссия!
Руслан почувствовал, как боль потихоньку отпускает, и улыбнулся. Он всегда считал патетические возгласы типа «врач – это прежде всего человек», «хороший врач – это тот, от одного появления которого в палате становится легче», полной чушью, но факт есть факт. Стоило только Яну Александровичу сесть рядом и убаюкать его своими россказнями, как бедро переставало ныть не хуже, чем от обезболивающей таблетки.
– По идее, – продолжал Колдунов, – врач должен обладать всей полнотой ответственности в подобных делах. У меня есть голова на плечах, диплом и личная печать. Всё! Вот мы сейчас сидим, я вижу, что у тебя болит нога и работать ты не можешь. Спокойно выписываю тебе больничный лист – и никого не волнует, кто я такой и где работаю. Или ты дома пьёшь чай, заходит к тебе по-соседски Костик Долгосабуров с копьем в заднице, допустим. Ты ему вынимаешь копьё и выписываешь прямо на кухонном столе бюллетень на пять дней. И без разницы, полис – не полис, по месту жительства – не по месту жительства. Ты врач, имеешь право. А что Костик тебе за помощь заплатил или коньяк поставил, что вернее, это никого не гребёт, никакую налоговую инспекцию. Хотя бы потому, что, когда ты окажешься свидетелем ДТП на улице, или в самолёте кому-то плохо станет, побежишь откачивать и никаких денег за это не возьмёшь. То же с инвалидностью. Отрезал человеку ногу – сразу даёшь инвалидность и программу реабилитации. Если знаешь, что делать, даёшь сам, сомневаешься – просишь консультацию кардиолога или кого тебе надо.
– А если ты дал маленькую группу?
– Пусть идёт к другому специалисту. Но когда доктор – это доктор, а не мелкий жулик, случаев ошибки, думаю, будет немного. Когда больной доверяет врачу, они всегда договорятся. Но ты чувствуешь, сколько освободится денег, если разгонят этих упырей с МСЭ? Буквально потоки!
– До нас они всё равно не дотекут, не волнуйся, – усмехнулся Руслан. – Хорошо, с порядочностью разобрались, а с умом?
– С умом вообще просто! – охотно откликнулся Ян Александрович. – Не заставляйте людей каждые пять лет ездить на курсы и доказывать, что они не идиоты! Отмените эти дебильные сертификационные циклы – вот вам и ум.
– А как же профессиональный рост?
– А, так вот откуда у тебя всё взялось, – засмеялся Колдунов, и Руслан улыбнулся в ответ. По-хорошему, сертификационные циклы не давали ровным счётом ничего, кроме возможности слегка освежить знания и ознакомиться с передовыми методами, но для этого абсолютно не нужно было каждые пять лет срываться с места на целый месяц.
– Тут соглашусь, – кивнул Руслан. – Сейчас столько возможностей – вебинары хоть каждый день проводи, а хочешь живое общение – так конференций полно. И больше толку, если ты раз в полгода на денёк прокатишься на какое-нибудь тематическое сборище, чем раз в пять лет месяц в классе сидеть.
– Потом ещё учти профессиональный рост непосредственно в коллективе! – поднял палец вверх Колдунов. – Всегда есть более опытные сотрудники, которые с удовольствием делятся знаниями, так что ехать никуда не надо. А если учреждение закупило новое оборудование, или хочет внедрить методику, или врач желает овладеть новой специальностью – пожалуйста, пусть обучается на рабочем месте, а не за партой.
– Ты прав, но с другой стороны, если не контролировать…
– Во-первых, – резко перебил Ян Александрович, – мы уже решили, что врач – это человек с высоким интеллектом. Следовательно, у него хорошо работает функция самоконтроля. И он не станет делать того, в чём не уверен, если его не вынуждают к этому крайние обстоятельства. А коли есть внутренняя убеждённость, и пациент согласен, так в чём проблема? Ну и пробелы в знаниях доктор вполне способен у себя обнаружить и устранить самостоятельно с помощью чтения книг. Ну как тебе концепция?
– Космос!
– Прямо хочу куда-нибудь докладную записку отправить, только кто прочтёт?
– Да уж! Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу, а небом избранный певец молчит, потупя очи долу…
Колдунов рассмеялся и хотел что-то сказать, но тут в дверь постучали, и вошла женщина в форме, следователь по делу Макса. От удивления Руслан резко вскочил на ноги, и бедро немедленно заболело снова.