Поздоровавшись, женщина сказала, что хотела бы побеседовать с Русланом Романовичем неофициально.
– Вы имеете полное право отказаться от разговора, – тут же добавила она.
– Нет, зачем же. – Руслан, хромая, повёл следовательницу в свой кабинет, почему-то досадуя, что она видит его немощь. – Пожалуйста, прошу. – Он вежливо подвинул ей стул возле своего письменного стола. – Чаю или кофе?
Женщина, Руслан никак не мог вспомнить, как её звали, отказалась и погладила лежащую на коленях чёрную кожаную папку. Руслан вдруг обратил внимание, какие у неё изящные руки. И лодыжки, неожиданно стройные для такой полной дамы. Впрочем, подумал он, переводя взгляд на её тонкое красивое лицо, почти не тронутое косметикой, для дамы она ещё слишком молода.
Тёмные блестящие волосы она убрала в тяжёлый узел на затылке, и эта простая причёска подчеркивала нежный овал лица и стройную шею. И форма так шла ей, что Руслан, залюбовавшись, остался стоять возле подоконника.
Только когда следователь обратилась к нему по имени, Руслан опомнился и тяжело опустился на стул, чувствуя, как неуклюже выглядит со своей больной ногой.
– Слушаю вас.
– Ещё раз подчеркну, что разговор наш носит сугубо частный характер, и вы имеете полное право от него отказаться, – заявила дама. – Просто у меня были дела неподалёку, и я решила зайти к вам. Поговорить, посоветоваться, если хотите. Насколько я поняла, вы очень близки с братом…
Руслан пожал плечами, и женщина улыбнулась:
– О, я не прошу вас открывать мне какие-то его тайны, ничего подобного. Я пришла совсем по другому поводу. К сожалению, обстоятельства складываются не в пользу Максимилиана Максимилиановича, но если он даст чистосердечное признание, то хоть я не судья, но полагаю, дело кончится условным сроком.
Руслан ошеломлённо смотрел на неё, не зная, что сказать. Вдруг вспомнил, как её зовут…
– Я вам не враг, – мягко продолжала Елизавета Алексеевна, – наоборот, достойное поведение всей вашей семьи глубоко тронуло меня, и я хочу подсказать лучший выход из ситуации, в которой вы оказались.
– Да неужели? – фыркнул Руслан. – А я думаю, вы просто хотите вытрясти из Макса это чёртово признание и поскорее закрыть дело. Чтобы всё было гладенько и кругленько, и к вам никаких претензий, а что невиновный человек пойдёт на зону…
– Он не пойдёт на зону! – быстро перебила Елизавета. – Условный срок, а со своим образом жизни Голлербах его даже не заметит!
– Какое великодушие, надо же! – Руслан хотел встать, но разболевшаяся нога словно якорем потянула его вниз, и он просто повысил голос. – Значит, человек должен вешать на себя клеймо убийцы только потому, что вы не можете найти настоящего преступника? С какой стати? Как у вас вообще хватило совести явиться ко мне и советовать, чтобы я подбил брата на такое?
– Я предвидела подобную реакцию, – вздохнула Елизавета и перехватила свою кожаную папку на манер щита, но со стула не встала, – и не ждала ни понимания, ни тем более благодарности. Вы просто подумайте о моих словах, когда ваш адвокат, ознакомившись с делом, посоветует то же самое.
– Не волнуйтесь, мы найдём хорошего адвоката, а не того, который пляшет под вашу дудку! – воскликнул Руслан. – Нет, я, конечно, знал, какой бардак творится в вашем ведомстве, но чтобы так цинично изображать заботу о нас, чтобы невинный человек себя оговорил… Тридцать седьмой год прямо какой-то.
Руслан хотел указать Елизавете Алексеевне на дверь, но сидя это делать было неловко, а встать он пока не мог.
– Я вас больше не задерживаю, – процедил он и раскрыл первую попавшуюся историю болезни.
Елизавета Алексеевна поднялась, сдержанно кивнув ему, взялась за ручку двери и вдруг остановилась. Руслан молча наблюдал, как она колеблется: приоткрыла дверь, но потом глубоко вздохнула, закрыла обратно и быстро подошла к его письменному столу.
– Стало быть, у вас всегда всё правильно? – спросила она резко и бросила свою папку на столешницу. – К вам поступает больной, и вы говорите: о, он из такой хорошей семьи, он никак не может умереть от рака? Или: он так молод, поэтому не имеет права погибнуть от травм, несовместимых с жизнью? Для вас больной – это прежде всего клинический случай, и вы не смотрите, какой он человек и кто родители, вы просто делаете всё для его спасения…
– Иногда и не всё, – буркнул Руслан.
– Вот именно. А когда он погибает, вы говорите: что ж, судьба такая, и забываете о нём, а не воздеваете руки к небу, вопя о несправедливости мира. Думаете, мой жених хотел умереть от рака желудка в двадцать два года? Или я хотела в восемнадцать лет остаться одна? Да я лучше бы отмотала срок, если бы могла выбирать, – Елизавета Алексеевна горько вздохнула, – но судьба не спросила, чего мы хотим или не хотим. Мы с вами по долгу службы оба каждый день сталкиваемся с неблагосклонностью судьбы и лучше других знаем, как она несправедлива. Может быть, ваш брат невиновен. Но обстоятельства сложились так, что ему предстоит нести ответственность за это преступление. Такая у него судьба, понимаете?
Руслан покачал головой:
– Судьба судьбой, а свою работу надо делать.
– Согласна. Но в данном случае, поверьте, мне совершенно не нужно признание Максимилиана Максимилиановича, чтобы направить дело в суд. Улик и так навалом. – Заметив, что Руслан больше не злится, а внимательно на неё смотрит, Елизавета уселась на стул и по-школьному сложила руки на коленях. – Давайте отбросим философский аспект и перейдём к реалиям. Вашему брату не посчастливилось стать обвиняемым в убийстве. То ли он оказался не в то время не в том месте, то ли действительно совершил то, в чём его обвиняют, я не знаю…
– Мой брат честный человек, и если говорит, что не убивал, значит, так оно и было!
– Вы меня простите, Руслан Романович, но я следователь со стажем и могу отличить, когда человек говорит правду, а когда лжёт. Так вот, когда разговор заходит о моменте обнаружения трупа, тут Максимилиан Максимилианович лжёт, а точнее говоря, врёт, как сивый мерин, и от того, что он честный человек, это обстоятельство особенно заметно! Что он скрывает? Что убил Пушкаренко – или кого-то выгораживает? Например, вас?
От неожиданности Руслан едва не подскочил, и, увидев его реакцию, Елизавета усмехнулась.
– Вполне реальный, кстати, вариант, – сказала она спокойно. – Будучи не уверен в своих силах, Голлербах взял вас с собой и предложил подождать на улице. Так сказать, побыть в резерве, а при необходимости ринуться в атаку наподобие конницы Мюрата. Вы мирно стояли на улице, и тут появился Пушкаренко. Может быть, он что-то вам сказал, или бросился на вас, разгорячённый дракой с вашим братом, или вы сами решили ему наподдать для закрепления материала – так или иначе Голлербах застал вас на месте преступления, дал скрыться, а сам приступил к реанимационным мероприятиям.
Руслан фыркнул:
– Если бы я бежал с места преступления, то уж как-нибудь догадался бы захватить с собой своего придурка-брата. Знаете, меня прямо зло берёт, когда я думаю, не будь Макс таким щепетильным, вы бы сейчас ходили с бледным видом и понятия не имели, где искать убийцу!
Елизавета кисло улыбнулась, а Руслан всё же встал и включил чайник. Он не мог объяснить себе, почему чувствует к этой женщине-следователю доверие и симпатию, хотя она собирается отправить его брата за решётку.
Не дожидаясь угощения, Елизавета Алексеевна встала:
– Надеюсь, – сказала она официальным тоном, – мы с вами достигли взаимопонимания. Я добросовестно расследую это дело, принимая во внимание все обстоятельства. Кстати, Руслан Романович, когда вам в следующий раз захочется вспомнить тридцать седьмой год, подумайте о том, что по новому законодательству я должна искать доказательства вины, а бремя доказывания невиновности ложится на подзащитного и его адвоката. Это называется принцип состязательности. Я хочу, чтобы ваш брат вышел из этой истории с наименьшими потерями, поэтому убедите его рассказать мне, как всё было, хотя бы без протокола. Просто чтобы он поговорил со мной так, как сейчас мы с вами разговариваем. Если я буду знать правду, мне станет гораздо легче ему помочь.
– Всё-таки чаю? – спросил Руслан несмело.
Елизавета Алексеевна с улыбкой покачала головой и ушла, оставив Волчеткина размышлять в одиночестве. Он заварил себе крепчайший кофе, бросил ломтик лимона и подавил ложкой, чтобы тот отдал побольше кислоты.
От улыбки строгое лицо следовательницы совершенно преображалось, становилось домашним и мягким, и вся её фигура излучала ауру уюта, распространению которой не препятствовал даже мундир. И ведь нельзя сказать, что он сидит на ней великолепно или что-то там подчёркивает особенно удачно, ничего подобного. Стоит колом, как вся форменная одежда, и мужскому глазу не на чем остановиться…
Возвращаясь за письменный стол, Руслан уловил лёгкую тень аромата её духов и с удовольствием вдохнул поглубже. Елизавета Алексеевна ушла, оставив по себе радостное и одновременно немного томительное чувство – то ли мимолётной влюблённости, то ли просто приятного сознания, что на свете живут такие милые женщины.
Её легко можно представить матерью большого и дружного семейства – видения Елизаветы с малышом на руках почему-то живо возникали в его воображении, и Руслан вдруг подумал, что с Полиной, даже в те времена, когда он хотел её безумно, никогда не рисовал себе картин простого человеческого счастья.
Елизавета Алексеевна сказала, что в восемнадцать лет потеряла жениха. Что было с ней дальше? Оправилась от горя и нашла новую любовь – или так и осталась одна?
«У женщин с такой нежной и тёплой улыбкой жизнь должна складываться счастливо, – вздохнув, подумал Руслан, – потому что они настоящие, и любовь их настоящая».
Только глоток ужасающе кислого остывшего кофе привёл его в чувство, и Руслан Волчеткин вспомнил, что Елизавета Алексеевна приходила не волновать его мужское естество, а поговорить о деле брата.
Волчеткин понимал, что следовательница назначила брата в обвиняемые не из ненависти к нему, а под влиянием обстоятельств и улик, которые довольно недвусмысленно свидетельствовали о том, что Пушкаренко убил не кто иной, как Макс. Елизавета Алексеевна выполняет свой долг, и выполняет хорошо, относясь к ним гораздо благожелательнее, чем можно было надеяться, и всё равно сначала он в лучших традициях своих недалёких пациентов проявил агрессию. Слава богу, умничка-следователь нашла верный тон, и Руслан сумел, кажется, повернуть беседу в конструктивное русло.