Нынешний поклонник Христины наверняка хорошо запомнил убийцу в лицо, а потому опознает без труда.
А вдруг она оставила какие-нибудь убедительные следы своего присутствия на месте преступления? ДНК или отпечатки пальцев? Чёрт, кажется, она хваталась за камень без перчаток…
Нет, поняла Светлана, единственную нить, ведущую к ней, надо оборвать.
Первый опыт насилия оказался удачным, пусть было сделано много ошибок, и эта острая реакция на месте убийства едва всё не испортила, но Светлане удалось ускользнуть, и официальные представители закона не вышли на её след.
С небольшими огрехами всё прекрасно получилось, значит, получится и теперь, думала Краснокутская. Так что не сомневалась в успехе и сейчас.
Местность она знала превосходно и потому быстро наметила безлюдный двор, достаточно удалённый от фитнес-центра, чтобы связь найденного тела с ним не стала очевидной.
«В этот раз я не позволю себе распуститься!» – строго сказала она себе и, выходя с девушкой через чёрный ход, незаметно подобрала камень, которым подпирали дверь, чтобы она оставалась открытой.
Когда Христина доверчиво прошла впереди неё, Краснокутская нанесла удар.
В этот раз она не впала в ступор, но наклониться к упавшей девушке и забрать документы не смогла.
Бросив камень тут же (она была в перчатках и не боялась, что на нём останутся следы её пальцев), Краснокутская стремглав выбежала из арки, перешла на шаг, чтобы не привлекать внимания, и вернулась в клуб, где спокойно вела занятия, пока не пришли оперативники.
В магазине «Парк культуры и чтения» Лизу, как обычно, посетило детское чувство ожидания волшебства.
Пройдя мимо стендов с новыми книгами, она остановилась возле канцелярского отдела и стала придирчиво выбирать себе записную книжку. Раз её назвали настоящим писателем, значит, у неё обязательно должна быть записная книжка, в которую надо заносить умные мысли и удачные эпитеты.
Блокноты были все такой редкой красоты, что выбрать из них один не представлялось никакой возможности.
Лиза вздохнула. Писательская карьера представлялась на данный момент туманной, и покупка записной книжки вряд ли могла её спасти.
После возвращения из Киева она была сильно занята, оформляя документы по делу Голлербаха, и выкроила время для встречи с Юлией Викторовной только через неделю. Во время разговора она не сразу смогла съехать с решительного тона, который пришлось напустить на себя, защищаясь от начальства.
Впрочем, расстались они вполне мирно и на дружеской ноте. Лиза объяснила, что сейчас ей необходимо поработать самостоятельно, научиться самой отвечать за качество своих текстов и свободно выражать собственные мысли.
«Надеюсь, – сказала Лиза, – когда этот этап будет пройден, мы вернёмся к нашему сотрудничеству».
Юлия Викторовна не обиделась на беглого автора, но на эту Лизину фразу отвечать ничего не стала.
Кажется, всё правильно сделано, ведь и следователь не может быть вечным стажёром, пусть даже у самого прекрасного-распрекрасного сыщика, соединяющего в себе лучшие качества комиссара Мегрэ, полковника Гурова и Шерлока Холмса. Так и в других областях человеческой деятельности.
Чтобы стать настоящим профессионалом, нужно поработать самостоятельно.
И всё же расставаться с Юлией Викторовной оказалось очень грустно – так же грустно, как окончить школу или получить диплом и оставить институтские стены.
Впереди много приключений и свершений, но целая часть жизни осталась позади и никогда не вернётся…
Юлия Викторовна нашла Лизу, выделила среди сонма других авторов, вдохнула в неё уверенность, когда та, получив несколько отказов, собиралась забросить писательство. Она, как первая учительница, преподала Лизе самые азы профессии, поставила на крыло, научила не только связно излагать то, что приходит в голову, но и помогла упорядочить творческий процесс, привила то чувство «литературного такта», без которого текст выглядит грубо и неряшливо.
Без её помощи и поддержки книги Лизы Шваб никогда не появились бы на полках книжных магазинов…
Лиза вздохнула, понимая, что угрызения совести будут мучить её до конца жизни.
Но Юлия Викторовна была, наверное, не только как первая учительница, но и как первая любовь, которая, как известно, редко заканчивается счастливо.
Влюблённые расстаются по тем или иным причинам, но в сердце навсегда остаётся светлое чувство благодарности за прекрасное время, проведённое вместе, и щемящее сожаление, что оно ушло навсегда.
…Так и не определившись с выбором, Лиза закрыла глаза, решив взять блокнот наугад, и тут же почувствовала, как её дергают за руку.
– Руслан Романович! Вы поставили цель довести меня до инфаркта? – засмеялась она.
– Нет, просто хотел напугать, – улыбнулся Руслан Волчеткин. – Вы всегда такая сосредоточенная, что грех не воспользоваться.
– Выберете мне записную книжку? – предложила вдруг Лиза. – Не знаю, на чём остановиться.
Волчеткин некоторое время молча смотрел на стеллаж с блокнотами, потом взял один и так же молча направился к кассе. Протесты Лизы он остановил решительным движением руки.
– Очень рад, что вы согласились со мной повидаться, и ещё больше – что выбрали такое прекрасное место для встречи, – сказал он, расплатившись. – Я часто бываю здесь, а с тех пор, как Макс уехал в Киев, так чуть ли не каждый день.
Они поднялись по эскалатору и сквозь зал с научно-популярной литературой прошли в кафе.
– Когда оказываешься здесь, сразу понимаешь, что ничего нет увлекательнее чтения. – Руслан галантно помог Елизавете устроиться за столиком. – Кстати, я уже поднимался на третий этаж и купил вашу книжечку. Не откажите в любезности подписать, а я покамест принесу нам что-нибудь на зуб. Дома у меня есть ваши книги, но, боюсь, вам бы не понравилось умещать свою подпись в круге от кофейной чашки.
Лиза засмеялась.
Обстановка в кафе была непринуждённо-дружеская, без натянутой интеллектуальности, которой иногда перегружают интерьер подобного рода заведений, и рядом с Волчеткиным Лиза чувствовала себя так свободно, будто знала его всю жизнь.
«Руслану Романовичу с благодарностью за приятное знакомство» написала она после недолгих размышлений.
Волчеткин Руслан Романович принёс две чашки капучино и тарелку с круассанами. На пенке в Лизиной чашке явственно различалось сердечко, и следователь-писатель, улыбнувшись, быстро размешала кофе.
Руслан протянул руку:
– Давайте ваши маршрутные квитанции.
– Может, не надо? – сказала Лиза. – Для меня это вполне посильный расход, а вам сейчас деньги нужны на лечение Христины. Потом как-нибудь, когда она поправится.
Лизе казалось, что, рассчитавшись за билеты, она окончательно прервёт связь с Волчеткиным, Голлербахом и Христиной – с людьми, к которым успела привязаться, как ни странно это звучит из уст следователя.
Не отвечая, Руслан посмотрел её квитанции, нахмурился, видимо, подсчитывая в уме общую сумму, и открыл бумажник.
– Кроме того, – вздохнула Лиза, – от моей поездки оказалось мало толку. Всё можно было решить по телефону.
– Если бы вы не прилетели лично, никто не понял бы, насколько это важно. Вы ведь отправляли официальные запросы, и что?
Волчеткин передал Лизе точную сумму. Отнекиваться было бы уже глупо и неприлично, поэтому она, поблагодарив, убрала деньги.
Вот и всё, подумала Лиза с внезапной горечью. Сейчас они обменяются несколькими вежливыми фразами и расстанутся навсегда.
– Как Христина? – спросила она.
Руслан помрачнел:
– Пока в коме. Макс там с ней, делает всё возможное, но прогноз неопределённый, не буду вас обманывать. А как продвигается расследование?
Лиза пожала плечами:
– Дело у меня забрали, поскольку тут международный уровень. Насколько мне известно, поначалу Краснокутская призналась, спасибо ей за это, а потом семья наняла ей очень ушлого адвоката, и теперь есть большая вероятность, что после дикой волокиты дело так ничем и не кончится.
– Ну, мне-то главное, что Макса отпустили, а эта тварь пусть делает, как знает.
– Знаете, за Пушкаренко я её не виню, – призналась Лиза. – Мать защищала своё дитя, святое дело. Но вот за то, что она подняла руку на ни в чём не повинную девушку, за это она заслуживает сурового наказания.
– Если не закон, то Бог накажет обязательно, – процедил Руслан.
Лизе показалось, что беседа его утомила, и женщина с хорошими манерами сейчас бы аккуратно свернула разговор, но она почему-то продолжала.
Снова энергично размешав кофе в чашке, Лиза фыркнула:
– Бог накажет на небе, а на земле он только утешает. Бездействие закона приводит к тяжёлым последствиям, и наше дело – яркий тому пример.
– Я бы не сказал, что вы бездействовали, – покачал головой Руслан.
– Не обо мне речь. Смотрите, – воодушевилась Лиза, – когда Пушкаренко избил Христину, закон должен был его наказать. Пусть небольшой срок, но из прекрасного юноши он бы превратился в сидельца, отбывшего срок за избиение жены, и юная девушка Маруся уже не бросилась бы так самозабвенно в его объятия. Ладно. Промолчав тут, закон должен был сказать своё слово, когда этот идиот стал мухлевать с ремонтами. Поверьте, не составляло никакой проблемы посадить его. И какую картину мы бы тогда имели? Пушкаренко жив и здоров на зоне, Маруся свободна, Краснокутская удовлетворена, Христина вообще ничего не знает.
– Это верно…
– Так что не в сломавшемся зарядном устройстве дело, – вздохнула Лиза. – Видите ли, бездействие закона рождает чувство безнаказанности у плохих людей и беспомощности у хороших. Получи Пушкаренко хотя бы условный срок за побои, разве сунулся бы он к бывшей жене с намерением поселиться в её доме? Да он бы сидел тише воды ниже травы! И наоборот, будь Христина уверена в силе закона, она не убежала бы из отдела, когда оперативный дежурный косо на неё посмотрел, а спокойно попросила бы убрать этого зарвавшегося козла, прости господи, с её территории.