- Куда мы?
- Шагай, увидишь, - загадочно ответил торговец.
Кротов усмехнулся, он знал, что долго Грони не выдержит. Обязательно расскажет, слова в его голове долго не задерживаются. Он оказался прав – через минуту Грони обернулся и вполголоса, чтобы не слышали остальные, сказал:
- Я все-таки отведу вас туда, где нас никто не найдет. Правда, теперь путь будет дольше, чем если бы мы спустились в подземку через станцию.
- Грони, я же уже сказал, идти на станцию, это попасть прямо в лапы тем, кто нас ловит.
- Я понял. Ты прав, и пойдем другим путем, через вентиляционные шахты.
- То есть, ты все-таки ведешь нас обратно? К поездам? Ты не понял что ли? Там нас ищут.
- Да, - рассердился Грони. – Но не к станции! Ты что думаешь, под землю можно попасть только через парадный вход?
Все это произошло за один такой длинный день. И вот теперь Вовка лежал среди развалин взорванного дома, и вспоминал, с чего все началось и через что они прошли сегодня. Весь день, они отбивались и отрывались от преследователей относительно удачно. Но вот теперь, после ранения Полковника и бегства охранников, они, похоже, исчерпали лимит удачи. А дойти-то осталось совсем немного – как клянется Грони, под соседним, тоже полуразрушенным, домом есть вход в подземные тоннели. А там где-то есть бункер про который никто не знает. И где можно сидеть хоть год. Но это опять же со слов торговца.
Вовка опять вгляделся в предполагаемый путь. Всего каких-то сто метров. Вот сейчас спокойно, и если бы он был один, то наверняка бы прорвался. Но раненный Полковник, и остальные измотаны. Двигаться будем, как черепахи, ясно, что не проскочим. Не успеем. Хотя сейчас врагов и не видно – похоже, у них все-таки какие-то разборки между собой – но они могут появиться в любую секунду.
Блин, а когда они углубились в Сангвиль и оторвались от врага, Вовка уже грешным делом решил, что все будет нормально. Грони привел их в ту самую промзону, где Кротов появился в самом начале, когда сбежал из плена рабовладельцев. Теперь он поверил торговцу, ведь он и сам тогда добирался какими-то заброшенными тоннелями.
Но, как известно, стоит только расслабиться, тут и начнется.
Через час ходьбы, их догнали. Появились флаеры, и, похоже, нащупали их какими-то детекторами. С тех самых пор оторваться полностью никак не удавалось. Постоянно приходилось отбиваться. Им еще повезло – похоже, у врага команда взять их живыми, поскольку стреляли по ним совсем мало. Если и стреляли то только из игольников, а тяжелое вооружение не применяли совсем. У Вовки таких ограничений не было, и поэтому плазмомет остался только один. Сейчас его матовая труба лежала в пыли перед землянином.
Полковника ранили совсем недавно, когда он прикрывал их переход через улицу из одного здания в другое. Когда он уже уходил, попал под перекрестный огонь двух групп и защита бронекостюма не выдержала. Тяжелое ранение в живот. Вообще, на счет ранений Гланд был невезучий, ему постоянно доставалось. В прошлый раз чуть руки не лишился. Сейчас было еще серьезнее, если в ближайшее время не найдем какую-нибудь медмашину, может быть совсем плохо.
Ладно, что об этом думать, если сейчас не прорвемся в тот дом, плохо будет уже всем. Кротов, не оборачиваясь, спросил по связи о Шахуре, как он? Ответ, как он и ожидал, был стандартный – с мальчиком все хорошо, ни разу не пожаловался. Еще когда Вовка планировал этот побег, он, почему-то, уже тогда, подспудно, ожидал, что племянник не доставит хлопот. Хотя у Кротова не было своих детей и маленьких братьев, но чувство какой-то неправильности в поведении маленького родственника давно поселилось в его душе. Слишком рациональным и умным был он для четырехлетнего ребенка. Если честно, то он был слишком спокоен и рассудителен даже для взрослого. Любой, первый раз попавший в такую переделку должен, как минимум, чувствовать себя не в своей тарелке. И хоть как-то, да выразить свой страх. Но мальчишка вел себя безукоризненно – ни жалоб, ни плача. Еще иногда и подсказывал, что делать.
Прошло уже десять минут, а не внизу, на площади, не сзади, из развалин, никто так и не показался – что за дела?! Может, я зря здесь время теряю? Наверное, надо было сразу, как все стихло, бежать через открытое пространство. Сейчас бы были уже там. Похоже я на воду дую…
В это время кто-то коснулся его сзади. Кротов чуть не подскочил от неожиданности, он не слышал никаких шагов.
- Шахур, блин! Ты что творишь? Напугал дядьку до смерти…
Вовка выдохнул.
- Беги отсюда, тут опасно, иди к маме.
Мальчик словно не услышал, что сказал дядя. Заглядывая в глаза, он спокойно сказал:
- У нас последний шанс. Надо бежать сейчас. Через несколько минут будет поздно. Раненного надо оставить здесь. С ним не успеем.
Вовка даже не стал спрашивать, откуда он это знает, все равно не расскажет, только будет укоризненно смотреть. Но прогнозам его доверять можно, еще ни разу не подвел.
- Хорошо. Беги к маме, пойдешь как всегда с ней.
Мальчик послушно исчез.
- Всем приготовиться! – крикнул Кротов в шлемофон. – Будем проходить площадь. Я иду первым, потом Сапаренд и Гелия ведут Полковника.
Слушаться племянника во всем, Вовка не собирался – бросать своего раненного, это последнее дело. Подрастет, сам поймет.
- Потом Шевеза, Шахур и Грони, Снежа прикрывает и бежит последней. Всем ясно?
- Поняли, - нестройно ответили подчиненные. Даже Сапаренд не стала возражать. Люди были измучены – день путешествия через завалы и разрушенные дома, под постоянным прессингом преследователей, вымотал всех.
Вовка уже забегал в проем обвалившегося подъезда, когда все изменилось. Сначала раздался звук, который он ни с чем не мог спутать – негромкий гул, переходящий в резкий свист тормозного пламени – с неба падали «ступы», индивидуальные десантные капсулы. Он, от души, трехэтажно, выругался и, вскидывая игольник, бросился обратно на площадь.
****
Кротов правильно почувствовал, что, те, кто гнался за ними, схватились еще с кем-то еще. И это было именно так - третья сила ударила по армии Кразима, и ударила очень сильно. Именно из-за этого, флаеры-атмосферники не смогли сразу прибыть к Сангвилю, и беглецов преследовала только пехота. Но сначала, бойцы завязли в мелких стычках с местными жителями и Сампо, а потом когда подавили местное сопротивление, у них никак не хватало скорости, чтобы настигнуть огрызавшуюся группу.
- Еще и еще раз повторяю – ни один волос не должен упасть с головы ребенка. Вообще не стреляйте в их сторону. Взять живыми!
Злой голос Кразима уже не один раз прозвучал в шлемофонах всех офицеров его личной армии. Те в ответ молча показывали невидимому командиру палец – что за хрень?! Им можно в нас стрелять, а нам нет! Но вслух никто ничего не говорил, так что вперед шли снайперы.
Офицеры постоянно требовали разведку и поддержку с воздуха, но за весь день, ни один флаер так и не смог к ним пробиться.
Разведчики капитана Шегеля несли основные потери, главным образом потому, что именно они шли первыми, и первыми попадали под удар. Пытавшиеся сопротивляться неведомым врагам местные жители и Сампо, конечно не были противниками для тяжелой пехоты Кразима, но то, что в узких, извилистых улочках Сангвиля нельзя было использовать технику, тормозило продвижение. Из-за этого разведчики постоянно отрывались от своего прикрытия. Накачка и угрозы полковника Шеамы не помогала, и целая бригада никак не могла загнать в угол группу из нескольких человек.
Кразим злился – главная цель, была почти в руках, но мышеловка никак не могла захлопнуться. И помочь он никак не мог, надо было сдерживать все увеличивавшуюся армию «мертвецов». Если Нифлянцы первыми захватят золотого ребенка, на всей его жизни можно ставить крест – со всеми врагами, даже его суперармия не справится.
Когда от генерала Бденга, пришло первое донесение, о том, что в Бонесайде погибли два флаера, он не посчитал это важным. Бой есть бой, и техника, как и люди, имеют свойство в боях гибнуть, но когда он увидел запись, того как это случилось, его сердце болезненно кольнуло. Технология атаки была совершенно незнакомой, два катера с навороченной всевозможной защитой, словно ластиком стерли.
Сразу было ясно, что это не местная Охрана. Преследуемых, он тоже исключил – хоть там и был тот, кто мог сотворить такое, но он был еще не активирован. Во всяком случае, и по данным Нифлянцев, и по собственной информации, такие мощные трансформации, мальчику сейчас недоступны. Для этого ему нужна была подпитка от артефакта Предтеч. Не мог это быть и Сенер Драйзер, он оплакивает своего сыночка-извращенца, и, наверняка, еще не знает, что Кразим начал собственную игру.
Методом исключения выходило, что это вмешались прямые конкуренты, те, кого и стоило бояться больше всего – Нифлянцы.
Кразим знал это лучше других, это ведь именно он начинал переговоры с зеленокожими. Сейчас, обдумывая сложившуюся ситуацию, он снова восхитился интуицией бывшего Шефа, который и предложил искать контакты с Нифлянцами. При этом, это произошло не тогда, когда инопланетники были в силе, а после полного провала захвата Империи, когда казалось, что зеленые разбиты навсегда и больше не поднимутся.
Только нестандартный, изощренный мозг Сера Драйзера мог додуматься, что сотрудничество с главными врагами человечества, может принести пользу Навигационным Системам. Хотя при этом, фирма клепала и широким потоком гнала в войска Империи разнообразную технику, громившую армию Нифлянцев. Бизнес есть бизнес, выгоду нельзя упускать никогда.
А началось все с того случая, когда на никому неизвестной планетке под непримечательным названием Тарн, был найдено сохранившийся корабль Предтеч. Технологии Повелителей Звезд всегда влекли Драйзера, а когда оказалось, что Нифлянцы продвинулись в изучении Предтеч дальше всех, Сенер Драйзер не мог пройти мимо. Тем более ему было что дать зеленокожим взамен.
Это Драйзер предложил поманить Нифлянцев технологией квантового перемещения массы. Сам глава Навигационных Систем, давно прикрыл направление Нуль-Т, поняв, что больших дивидендов оно не принесет. Слишком велики были затраты энергии на перенос даже небольшой массы. Но он же, нюхом почуял, что Нифлянцы ухватятся за эту технологию, ибо на первый взгляд, возможность мгновенного перемещения сулила безграничные возможности. Но это только на первый. Многолетние секретные исследования внутри фирмы, так и не смогли продвинуться в перемещении массы более двухсот килограмм. Увеличение массы после этого рубежа, увеличивало итак огромны