Возможно, все так бы и шло своим чередом: работа Любимова с Мюратом и Луизой, анализ Центра, указания Центра… Только вот разведка — это такая область деятельности, что в ее, казалось бы, «размеренную» жизнь всегда может вмешаться третья сила. Вмешаться грубо, дерзко, не спрашивая разрешения и не расшаркиваясь в извинениях. Имя этой бесцеремонной силы — контрразведка (КРО).
«Справка
о случаях слежки за работниками парижской резидентуры от 31.07.1963 г.
Капитан 2-го ранга Любимов В.А. поддерживает связь с ценными агентами: Мюрат, Луиза, Гектор, Бернар. От работы по заведению новых знакомств освобожден. Возможное внимание к нему со стороны контрразведки объясняется тем, что его предшественник капитан 1 — го ранга Сверлов В.М. в силу неумных действий привлек к себе внимание КРО.
За тов. Любимовым было 2–3 слежки в год. Специального внимания к нему со стороны КРО не отмечалось».
Казалось бы, ничего тревожного. Тем не менее, начальник европейского управления наложил резолюцию: «Использование на оперативной работе Любимова проводить с большой осторожностью».
Резолюция, что и говорить, верная, но на связи у Любимова четыре ценных агента и со всеми надо работать. Случалось, что Виктору с Луизой приходилось встречаться каждую неделю. Вот тебе и конспирация и осторожность.
Это понимает и резидент. 9 августа 1963 года он направляет в Центр свои предложения по усилению безопасности оперативной работы Любимова.
«Учитывая большую загрузку, — пишет резидент, — оперативного офицера Любимова ценными связями и отсутствие у него дипломатического паспорта, с января 1964 года передать агентурную группу Мюрат-Луиза на связь другому оперативному офицеру с дипломатическим паспортом.
На связи у Любимова оставить только Гектора и Бернара».
Предложения резидента поддерживает в Центре начальник направления и выносит их на утверждение начальника управления.
Но начальник европейского управления колеблется. Он думает целый месяц и, наконец, пишет в левом верхнем углу документа: «Согласен». Но не поясняет, с чем согласен. Как показала жизнь, он был согласен со всеми предыдущими пунктами, кроме одного — передачи Мюрата и Луизы другому оперативному офицеру.
Обстановка развивалась по своему сценарию. В середине июля 1963 года из командировки были отозваны резидент и его заместитель, так как оба оказались засвеченными предателем Пеньковским. Центр перешел на прямое руководство оперативной работой Любимова, давая ему указания напрямую и требуя своевременных и полных докладов о проводимых мероприятиях. Работа продолжалась.
А тем временем Луиза получает сигнал от Мюрата и, несмотря на все запреты Центра, выезжает в Западную Германию.
Любимов не в силах что-либо предпринять. Остается только сообщить об этом в Центр. Что он и делает.
Но самое неприятное случается потом. Когда по всем расчетам Луиза должна возвратиться и выставить сигнал, этого не случается.
Луиза молчит. Центр нервничает и забрасывает резидентуру телеграммами: «Доложите, вернулась ли Луиза?», «Сообщите, где Луиза, что случилось?».
Что случилось? Ответ на этот вопрос хотел бы знать и сам Любимов. Он не хуже Центра понимал, чем может грозить молчание связника.
К счастью, все обошлось. 1 сентября Луиза выставила сигнал. Оказалось, она возвратилась и сразу слегла, заболела. На следующий день, 2-го, они уже встретились, и Любимов принял материалы.
Привезла Луиза и добрые вести относительно дальнейшей судьбы Мюрата. Он наконец был назначен на новую должность, но не в Порт Дофин, как планировалось раньше, а непосредственно в штаб Верховного Главнокомандующего НАТО. Казалось бы, все устроилось наилучшим образом. Но и тут, оказалось, были свои сложности.
В штабе, куда переводился Мюрат, в должности заместителя Главнокомандующего служил генерал де Леплер, в прошлом муж его старшей сестры. Сестра, легкомысленная барышня, связалась с каким-то бизнесменом, бросила генерала. Они развелись. Генерал обиделся на всю родню. Теперь Мюрат опасался неприязни бывшего шурина.
Любимову оставалось лишь надеяться, что Мюрат излишне драматизирует ситуацию и уповать на порядочность генерала де Леплера. Как, впрочем, в будущем и случилось. Генерал забыл обиды, встретил Мюрата как родного. Потом Мюрат пользовался его особым доверием и покровительством. Кстати, их доверительные отношения помогли нашей разведке получить много особо ценных документов.
…В середине февраля 1964 года новый резидент ГРУ в Париже Никита Самокиш докладывал в Центр о работе за IV квартал прошедшего года:
«В настоящее время наиболее опытным и активным работником резидентуры является капитан 2-го ранга Любимов В.А.
Любимову, поддерживающему связь с наиболее ценной агентурой, вербовочной работой заниматься запрещено.
Такое положение считаю не совсем нормальным, так как оно сильно снижает возможности резидентуры по заведению перспективных знакомств с целью подготовки новых вербовок. В связи с этим считал бы целесообразным постепенно разгрузить Любимова от важных агентурных связей с тем, чтобы более продуктивно использовать его опыт и личные деловые качества для установления новых перспективных знакомств с целью их последующей вербовки.
При принципиальном согласии Центра доложу более конкретные предложения по этому вопросу».
Так вновь возникает предложение, которое обсуждалось несколько месяцев назад: «разгрузить Любимова от агентурных связей». Теперь в качестве главной причины называются новые вербовки.
Сегодня сложно говорить, что послужило толчком к подобному предложению. Возможно, за ним и не следует искать какого-то подтекста. Новому резиденту нужны были новые агенты, важные источники, и он хотел использовать для этого «опыт и личные деловые качества» Любимова.
Помните, раньше мы говорили о вербовщиках как об элите разведки? Сдается мне, и резиденту Сомову хотелось использовать свою элиту — вербовщика Любимова. Иное дело* тут же возникал вопрос: кому передать эту «великолепную четверку» агентов — Мюрата, Луизу, Бернара и Гектора. Ведь каждый из них стоил многих. А не получится так, что, погнавшись за «новыми знакомствами», мы потеряем старые, проверенные, особо ценные?
Над этим крепко задумывался Центр. И как бы ни был велик соблазн «бросить» Любимова на вербовку, в конце апреля 1964 года, через два с лишним месяца раздумий, Москва ответила: «нет».
«Парижская резидентура. Сомову
Учитывая данные о том, что противник подозревает Любимова в принадлежности к разведке, а также проведенные им две ценные вербовки, специальных задач ему по поиску новых лиц не ставьте, а используйте для эффективного руководства сложными в информационном отношении агентами: Бернаром, Артуром, Арманом.
Коновалов».
Через неделю, в начале мая 1964 года, Центр, подводя итоги работы в I квартале, напомнит своему резиденту в Париже еще раз:
«Любимов — наиболее загруженный оперативный работник. Поддерживает связь с ценной агентурой. Проанализировав за истекшие 3 месяца все аспекты работы агентов, находящихся на связи у Любимова, мы пришли к выводу, что передавать кого-либо из этих людей от него к другому оперативному работнику в ближайшие 8—10 месяцев нецелесообразно. К этому вопросу следует вернуться позднее».
Но больше к этому вопросу уже никто не возвращался. Виктор Андреевич работал с четырьмя ценными агентами — Мюратом, Луизой, Бернаром и Гектором до своего возвращения в Москву в июне 1965 года. Правда, к ним еще присоединились агенты Артур и Арман. Но о них особый, отдельный разговор.
ОТПУСК РАЗВЕДЧИКА
Рассказывая о работе Любимова с Мюратом и Луизой, мы не должны забывать, что у него на связи были и другие агенты, и ими тоже надо было руководить, обеспечивать безопасность, организовывать встречи, принимать материалы и документы, словом, осуществлять весь комплекс разведывательных мероприятий. Мы уже говорили о том, как в сентябре 1963 годаВиктор Любимов провел встречу с прилетевшим из США агентом Гектором, принял от него 67 катушек фотопленки с отснятыми совершенно секретными материалами и, через несколько дней, с чувством исполненного долга, написал рапорт на отпуск.
Он порядком устал, замотался. Кроме Гектора на его шее был Бернар, Мюрат с Луизой. Все ценные агенты, которых Москва ни на минуту не выпускала из своих цепких рук.
Телеграмма об отпуске была направлена в Центр. Но оттуда пришел дословный ответ: «Обсудите с Луизой перспективу ближайшей работы с Мюратом. Эта информация даст возможность решить вопрос об отпуске».
Ну что ж, пришлось организовать встречу с Луизой, утрясать все волнующие Центр вопросы. И только в начале ноября Любимову предоставили законный отпуск.
Теперь путь лежал из Парижа в Москву. Из Москвы в Ленинград, чтобы увидеть сына и дочь, которые находились у родителей жены. А из Ленинграда — в Сочи, в центральный военный санаторий.
По старой доброй традиции наших военных санаториев супругов Любимовых поселили порознь. Его — в номер к холостякам, ее — к женщинам. С отдельными номерами даже в ноябре оказалась напряженка.
Прошло три дня суматошной жизни — Валентина в одном крыле корпуса, он в другом. Первые хождения по врачам, поездка на Мацесту.
Наконец 16-го утром им дали номер на двоих. Переселение, обед и… к морю. День выдался на славу— солнечный, теплый. Виктор даже решился искупаться. Словом, отдых налаживался.
В добром настроении они возвратились с моря, а в дверях номера записка: «Тов. Любимов, зайдите к начальнику санатория».
Кто знает, зачем он понадобился начальнику санатория? Пошел.
— Вы меня приглашали?
— Да, вот вам телеграмма. Ознакомьтесь.
Глянул. Внизу под текстом подпись: «генерал-полковник Ивашутин». Эта подпись не сулила ему, отпускнику, ничего хорошего. «Оформите прекращение санаторного лечения капитану 2-го ранга Любимову с женой. Обеспечьте вылет самолетом 17 ноября в Москву».
Начальник санатория сочувственно развел руками: «Билеты заказаны. Завтра моя машина отвезет вас в аэропорт».