Выстрелы отзвучали довольно быстро, а вслед за ними из-за частокола раздались возбужденные, довольные голоса бойцов: парни слегка оглохли, а потому выражали свою реакцию далеко не шепотом. Ну прямо как дети. Им вот-вот предстоит серьезный бой, и, возможно, последний в их жизни, а они, как ребятня, радуются новой игрушке. Но этот задор порадовал Андрея. Если есть место шуткам и задору, то боевой дух людей на высоте, а это уже много. Очень много.
Кстати, о детях. Мальчишки появились в воротах и, подгоняемые Бруком, направились в казарму.
– Ну, Брук. Хочется же посмотреть.
– Насмотритесь еще! Давай в казарму, тренироваться снаряжать магазины! Быстрее, кому говорю!
– А из парнишки получится толк.
– Знаю, Джеф. Он вообще толковый, правда, когда не задирает носа.
– Милорд, я хотел поговорить с вами.
– Если хотел, то давай, а то скоро не до этого будет. Да и сейчас, в общем-то… Я слушаю тебя, Джеф.
– Возможно, мы сегодня не увидим заката, поэтому я хотел… Я не могу умереть с грузом на сердце… В общем… Как бы это…
– Ты хотел мне сказать, о том, что все это время сообщал обо мне сведения его светлости… – Андрей не спрашивал – он просто констатировал факт.
– Как?.. Когда…
– С самого начала, Джеф. С самого начала.
– Но…
– Почему я оставил тебя подле себя? Все просто. Потому что я с самого начала не хотел обманывать сэра Свенсона и быть с ним честным. Потому что, хотя тебя и обязали выполнять, по сути, неприятное и даже грязное поручение, ты остался тем, кем был всегда, – честным воякой, а значит, не мог меня оклеветать. Наконец потому, что я не врал, когда говорил, что считаю тебя больше другом, чем подчиненным. Вот так вот. А кем ты считаешь себя, Джеф?
– Если я могу еще на это надеяться, то вашим верным вассалом.
– Это правда, что ты никогда и никому не давал вассальной клятвы до меня?
– Ни до, ни после, сэр.
– Тогда постарайся впредь называть меня милордом, а не сэром. Ведь, кажется, так должен называть вассал своего сюзерена?
– Да, милорд! – Старый вояка расплылся в улыбке, словно ему только что преподнесли долгожданный рождественский подарок и, невероятное дело, угадали, чего именно он хотел.
– Если с этим все, тогда ступай и займись формированием двух отрядов стрелков. Думаю, нам пора выдвигаться: нужно еще подготовить позиции.
Когда они спустились во двор, их взору предстала любопытная картина. У стены казармы они заметили двоих. Один – подобный несокрушимому валуну, высокий, что твой орк, в котором легко угадывался Яков. И второй – тщедушного сложения, с рясой, подоткнутой под веревочный пояс, выставляя напоказ голые, худые ноги, – этим вторым мог быть только один человек в Кроусмарше. Разумеется, это был падре Патрик. При виде этой картины оба замерли, словно окаменели. Было чему удивляться, так как в руках падре был снаряженный арбалет с уже наложенным болтом. Яков коротко, по-деловому давал священнику наставления, при этом умудряясь сохранять почтительный тон, хотя было прекрасно видно, что успехами ученика он явно недоволен, – мало того, возмущен тем, что его вынудили заниматься со столь странным новобранцем.
Наконец дослушав наставления, падре вскинул арбалет и выстрелил. Болт, пролетев расстояние не больше двадцати пяти шагов, глубоко вошел в дверь кузни, расположенной как раз напротив. Присмотревшись, Андрей обнаружил в двери еще пять болтов. Надо заметить, что о какой-либо кучности говорить и не приходилось, но по меньшей мере все пять торчали в двери, что было весьма неплохим результатом, если вспомнить, что в начале обучения подавляющее большинство крестьян не попадало в щит и с полутора десятков шагов. Бывали случаи, когда болты втыкались в землю буквально в паре шагов от стрелявшего, а иной раз летели по такой замысловатой траектории, что Тэд даже запрещал кому бы то ни было находиться на одной линии со стрелявшим, располагая всех у него за спиной.
– Ну вот, уже значительно лучше, теперь приклад был нормально прижат, и вы не зашибли себе плечо.
Падре на это замечание только коротко кивнул, с маниакальным упорством взводя арбалет. Было видно, что дается ему это с трудом, так как в руках у него был пехотный образец, с полным комплектом стальных планок, рассчитанный на взрослого – читай, сильного – мужчину.
– Падре, что это вы удумали? – Андрей даже не пытался скрыть своего возмущения и раздражения вкупе с удивлением. Он ни на минуту не забывал о святом отце, а потому недвусмысленно высказал ему свое решение. Падре должен будет находиться на первом ярусе западной башни, в безопасности, и заботиться о раненых, которых будут сносить именно туда.
– Учусь стрелять из арбалета. Неужели не видно?
– Но, падре, мы, кажется, договорились, что ваше место возле раненых. Каждый должен заниматься тем, что хорошо умеет.
– А как же крестьяне и женщины?
– Это вынужденная мера. А потом кто лучше вас сумеет позаботиться о раненых?
– Ничего. До того как появятся первые раненые, я успею сделать несколько выстрелов, а они не будут лишними. Яков говорит, что у меня неплохо получается, – закончил он на бодрой ноте и, наложив болт, кинул довольный взгляд на гиганта.
Посмотрели на бывшего каменотеса и Андрей с Джефом, причем их взгляды разительно отличались от взгляда падре, так как ничего хорошего ему не обещали. В ответ на немой укор тот только виновато потупился, гулко вздохнул и слегка развел руками.
– Падре, не обижайтесь, но, по-моему, долг священника состоит не в том, чтобы сеять смерть, а как раз наоборот, – вновь попытался образумить старика Андрей.
– Пастух должен пасти свое стадо, – задумчиво проговорил священник, затем резко вскинул арбалет и выстрелил. Удовлетворенно кивнул и закончил уже бодрым голосом: – А иногда отгонять волков. – Гордо вскинув подбородок, он перехватил арбалет за цевье, после чего удалился в сторону лестницы, чтобы подняться в башню, унося с собой и оружие, и никто не смог бы сейчас лишить его арбалета, в который он вцепился как в последнюю надежду. При этом он ничуть не выглядел комичным – весь его вид говорил о достоинстве и несгибаемости, не портили картину и голые худые ноги, словно две палки торчащие из-под подоткнутой рясы: падре, как говорится, производил впечатление.
«Нет, ну чисто священник из голливудского «Патриота», вот только я не Мэл Гибсон и шансов на хеппи-энд у нас значительно меньше. Надо бы предложить ему рясу с разрезами спереди и сзади, ну и штаны какие-никакие, как у покойного падре Томаса, – все удобнее. О чем это я? На хрен! В тыл! Подальше в тыл!»
– Надо же, попал. – Задумчивый голос Джефа отвлек Андрея от его мыслей, и он бросил взгляд на дверь кузницы. Последний болт угодил точно в среднюю доску, на уровне груди взрослого человека. Что и говорить, выстрел был удачным.
– Яков, разве здесь стрельбище? Ты что, хотел, чтобы новичок с арбалетом угодил в кого-либо из проходящих мимо и пролил кровь еще до появления орков? А не скажешь ли, сколько пунктов из наставлений Джефа ты сейчас нарушил? – вкрадчиво поинтересовался Андрей.
– Все, – потупившись, признал гигант.
– Хорошо, что ты это осознаешь. После боя подойдешь к Джефу – он придумает для тебя наказание. – При этих словах на лице ветерана появилась зловещая улыбка, а Яков даже слегка побледнел. Разительное отличие от той радостной улыбки возле орочьей крепости, да и могло ли быть иначе: до возвращения из того похода бедный каменотес, который, казалось, испробовал в своей жизни уже все, вдруг осознал, как он недооценивал Джефа и сколько всякого интересного тот еще имел в своем арсенале. О том, что они могут и не пережить сегодняшнего утра, Новак упоминать не стал. К чему? Человек должен иметь надежду, чтобы видеть смысл в борьбе.
– Есть, милорд, – горестно вздохнул Яков.
– Теперь слушай меня внимательно. Сразу после нашего возвращения ты найдешь падре и будешь постоянно присматривать за ним, при этом не забывай, что твой карабин нужен в бою. Но, если хоть один волос упадет с падре, я не знаю, что с тобой сделаю. Ты меня понял?
– Но, милорд, я ведь всегда…
– Я знаю, что ты всегда, – резко оборвал его Новак, но затем сбавил тон и закончил даже с оттенком грусти: – Заметь, я не прошу тебя оберегать леди Анну, хотя только один Бог знает, что со мной будет твориться, если с ней случится что-либо. Более того, я прошу тебя о невозможном – не думать об Элли и малыше, я прошу, я приказываю тебе оберегать падре, даже ценой своей жизни. Его жизнь очень важна. Очень. Ты меня понимаешь?
– Я все сделаю, милорд, – понурившись, проговорил Яков, и по его виду Андрей понял, что тот принял решение в точности выполнить распоряжение своего сюзерена, хотя оно ему далось и нелегко.
– Сделаешь так, чтобы он и Элли были в разных башнях, – бросил Андрей через плечо Джефу, когда Яков достаточно отошел, чтобы не слышать его.
– Но…
– Я не хочу, чтобы он отвлекался, – оборвал Андрей Джефа на полуслове. – Падре очень важен для нас, я ничуть не лукавил. Я думал, что решил эту проблему, определив его в самое безопасное место, но сберечь его от орков куда проще, чем от самого себя.
– Я все сделаю.
– Вот и ладно. Давай займись людьми.
Распрощавшись с Джефом, он направился в казарму. Однако, вынырнув из задумчивости, обнаружил, что ноги несли его на лестницу. Не отдавая себе отчета, на автомате он направился в восточный бастион, где находилась Анна. Едва осознав это, Андрей остановился и бросил тоскливый взгляд туда, где сейчас обустраивались его жена и сын. Увидит ли он их еще, выживут они или падут жертвами во исполнение задуманного им? В мозгу вспыхнула мысль бросить все и бежать с женой: верхами они успеют уйти от надвигающейся опасности. Многие смогут последовать их примеру и также спасутся, но большинство не сможет этого сделать и падет, настигаемое орочьим войском, а в том, что все они попытаются спастись, едва их сюзерен побежит, Новак не сомневался. Эта мысль как вспыхнула, так и погасла, рассыпавшись в прах. Все же, наверное, падре был прав, и в нем что-то изменилось, он сам чувствовал это. Нет, он все так же старался думать о личной выгоде, все так же использовал людей и рассматривал их по большей части как ресурс, необходимый для выживания, но только они окончательно перестали быть для него безликими. Перед его внутренним взором в быстром калейдоскопе пронеслись лица его вассалов и смердов, взрослых и детей, и он чувствовал, что абсолютная память тут ни при чем, – просто они не были одними из многих, они были теми, ради кого он был готов сражаться, даже если этот бой будет последним.