Кровь

Все понемножку сходили с ума, да иначе и не выжить, потому что никто не мог понять, кто кого окружил или прижал к реке; и на том, русском, берегу тоже, конечно, спятили; чей-то самолет (то ли рус-фанер, то ли свой) разбросал над замерзшими болотами двуязычные листовки: «Мы в кольце — и вы в кольце, но еще посмотрим, что будет в конце!» А конец известен: полящика патронов на брата, ни одной мины, последняя лошадь разрублена еще в феврале, запах сваренной конины поднял тогда в атаку тоже отощавших и тоже облепленных вшами русских. От некогда грозного и веселого 712-го пехотного полка, брошенного к этой реке в январе, осталась сводная рота, занявшая круговую оборону, — та же судьба, впрочем, постигла и тот русский полк, что сейчас голодал в ста пятидесяти метрах от штабного блиндажа, где щелкали вшей и ловили блох трое уцелевших офицеров: старший лейтенант Рудольф Рикке, полковой пастор Винкель и Траут, лейтенант, 2-й офицер для поручений в штабе дивизии. Таких, как этот Траут, стали прикреплять к штабам еще в польскую кампанию, для наблюдения за политикоморальным состоянием, и отличался лейтенант оголтелой храбростью, временами впадая в дурость и задолго до ракеты выскакивая на бруствер… Еще снег держался и река не вскрылась, когда начали оттаивать зимние трупы: привалишься к бугорку и чувствуешь, как пружинит ни с того ни с сего земля. Стало припекать солнце — и завоняло, по ноч...

Читать дальше