— Si, истинных моих преступлений. Кстати, почему бы тебе не просветить меня насчёт этих деяний?
Матео стряхнул пепел.
— Ну, разумеется, всё, что ты сделал, было совершено ради сохранения фамильной чести.
— Кажется, я прикончил канделябром папашу своей невесты и спёр её приданое?
— Ах, Бастард, ты веришь досужим сплетням, и дон Сильвестро тоже. Некий друг написал ему из Испании, что молодой дон Карлос якобы оказался вором и негодяем. А дон Сильвестро по простоте душевной поверил. Но, слава богу, нашёлся иной друг, я, который поведал старику всю правду.
— Правду? Будь добр, поведай её и мне. Чего только порой про себя не узнаешь.
— А правда заключается в том, что ты взял на себя вину старшего брата.
Несколько растерявшись, я повторил эти слова, словно пробуя их на вкус:
— Я взял на себя вину старшего брата, чтобы защитить фамильную честь.
Расхаживая туда-сюда, я твердил эту фразу, проникаясь духом комедии, которую сочинял Матео.
— Стало быть, мой братец, наследник титула и фамильного состояния, коему пристало быть хранителем чести родового имени, оказался мошенником, обокравшим мою нареченную. Так, так... каков же был выход? Убей я негодяя, чего он, несомненно, заслуживал, правда могла бы выйти наружу, а сие стало бы величайшим бесчестьем для нашей гордой фамилии. М-да, мне оставалось лишь одно. Поскольку я младший брат, ничем не обладающий и ничего не наследующий, я принимаю вину на себя и несу наказание, спасая доброе имя своей семьи.
Я поклонился и отсалютовал другу шляпой.
— Матео Росас, ты действительно гений. Когда ты сказал, что сочиняешь для дона Сильвестро комедию, я, признаться, не ждал от этого ничего хорошего, хотя теперь вижу, что, поставь мы такую пьесу на подмостках Мехико и Севильи, нас восславили бы как героев пера и бумаги. Мы заработали бы на ней столько, сколько в жизни не добывали — во всяком случае, законным путём.
Матео изобразил скромное смущение.
— Дон Сильвестро принял всю эту историю с такой же готовностью, как Моисей слова Господа, и ныне она запечатлелась в сознании старика, словно высеченная на скрижалях. А когда я пересказывал эту байку Елене, он не только поддакивал, но и приукрашивал её.
— Я не ослышался? Матео, ты и правда заявил, что рассказал эту историю Елене? А не нашептал ты её случайно и на ухо вице-королю? — Amigos, ну не прав ли я, считая, что ежели кары за свои собственные прегрешения мне как-нибудь и удастся избежать, то роль в комедии Матео уж точно приведёт меня на виселицу?
— Бастард, выпил бы ты лучше вина, а то физиономия у тебя совсем недавно была как у покойника, а сейчас аж полыхает.
— Когда ты видел Елену?
— Сегодня пополудни, когда она навестила дона Сильвестро после вашей встречи с вице-королём.
— Чего ради её понесло к дону Сильвестро?
— Зашла потолковать со стариком о тебе. Хотела узнать побольше о твоих преступлениях, чтобы выяснить, как лучше помочь тебе добиться прощения.
— А ты выдал ей ту же сказочку про благородного младшего брата, которой перед этим накормил дона Сильвестро?
— Ну, на самом деле, если быть честным, как раз появление прекрасной Елены раззадорило моё воображение. Признаюсь, Бастард, по части женщин у тебя вкус отменный. Оно, конечно, для меня Елена слишком деликатна и понятлива, на мой вкус, так лучше бы у неё выше декольте было всего поменьше, а ниже, наоборот, побольше. Но её глаза, право же, покорили бы и самого Эроса.
— Ты лучше расскажи мне, как всё было. Только в подробностях, ничего не упуская. Чтобы, когда я тебя убью, у меня не осталось никакого чувства вины.
— Ага. Начнём с того, что эта красавица, едва только вошла, сразу же заговорила о тебе, красочно расписав мне и дону Сильвестро, как ты в одиночку сразился с дюжиной пиратов...
— С дюжиной?
— Ну, что-то в этом роде. А я, слушая её и глядя на неё, понял, что девушка в тебя влюблена.
— Не говори этого. Мне слишком больно.
— Увы, мы должны иметь мужество смотреть правде в глаза. Мы вернулись ради мщения, но ненависть — это лишь одна сторона монеты, именуемой жизнью. А другая её сторона — любовь. Так вот, услышав отзвуки любви в голосе Елены, я счёл своим долгом заверить её, что чувство сие небезответно. Известно ли тебе, что все мои пьесы имеют счастливый конец? По правде сказать, в жизни любовь так часто соседствует с трагедией, что я, дабы исправить несправедливость, неизменно позволяю любви восторжествовать.
— И что Елена сказала, узнав, что я взял на себя вину брата?
— У неё вырвался крик, Бастард! Крик радости и облегчения. А потом она заявила, что считала тебя благородным, достойным человеком с того мгновения, как впервые заглянула тебе в глаза.
— ¡Ау de ни! Ну и дела!
Я сел и спрятал лицо в ладонях. Елена, этот ангел во плоти, была ослеплена тем, что я её спас, и только поэтому приняла полукровку lépero за благородного идальго. Будь ей известна хоть толика правды, она бежала бы от меня в ужасе.
— А дон Сильвестро? Он тоже ни в чём не усомнился?
— Старый кабальеро охотно принял всё на веру. История-то романтическая, лучше не бывает. Старший брат оказывается негодяем, но его злодеяния приходится покрывать ради спасения фамильной чести, и это делает младший в семье — образец благородства. Воистину достойная жертва. Всё это так воодушевило дона Сильвестро, что он решил, будто всё, в чём бы ни обвиняли дона Карлоса, совершалось во имя чести. Твоя невиновность, однако, добавил он, должна оставаться тайной, ибо истина может обернуться позором для благородного семейства. Лично я согласился с тем, что огласка ни к чему, но уж вице-королю-то нужно рассказать всё как есть. После чего Елена отправилась поделиться этой новостью с дядюшкой.
— И с Луисом, — простонал я. — Она расскажет всё Луису. И своей служанке, которая перескажет служанке из соседнего дома.
Матео пожал плечами.
— Через несколько недель нас здесь и след простынет.
— Мы-то уберёмся, а Елена останется и окажется жертвой злословия. Сегодня, чтобы позлить Луиса, я намеренно дал ему понять, что испытываю к его невесте романтический интерес, но одно дело, когда это говорит опальный дон Карлос, а совсем другое — дважды герой, каким ты меня выставил. Я ведь пожертвовал собой ради спасения брата и готов был отдать жизнь ради Елены. Когда Елена расскажет всё это Луису, он сочтёт меня реальной угрозой.
— Слушай, даже если бы ты в одиночку искрошил всех пиратов в колонии, вице-король не выдал бы за тебя Елену. Пусть и дважды герой, ты всего лишь третий сын незначительного идальго, а Луис унаследует от отца титул маркиза. По знатности он не уступает самому вице-королю, почему тот и принуждает племянницу к этому выгодному браку. Луис, конечно, захочет тебя убить, но не как своего конкурента, а исключительно из гордости. А уж если ему станет известно, что ты видишься с Еленой, он постарается не тянуть с убийством, а избавиться от тебя поскорее.
Это был ещё один кинжал мне в брюхо.
— Скажи, Матео, ты ведь не позволил себе такой несусветной глупости, как назначить Елене от моего имени тайное свидание?
Матео вместо ответа приник к кубку, и мне пришлось дождаться, когда он осушит его до дна.
— Ну, так что?
— Он свинья, этот Луис.
— Я не о нём спрашиваю. Что ты сделал?
— Ну хочет девица поговорить с тобой, попросить прощения за то, что в тебе сомневалась. Если ты поведёшь дело как надо, то добьёшься её благосклонности прежде, чем у Луиса появится такая возможность.
— Ты спятил? Решил, будто я использую Елену как орудие своей мести?
— Уж кто бы говорил! Разве не ты вернулся в Новую Испанию с целью убить жениха Елены и уничтожить её родного дядюшку, который вырастил сироту, заменив ей отца? И ты всерьёз полагаешь, что можешь проделать всё это, никак не повредив Елене?
Матео, до этого сидевший на краю фонтана, поднялся и с жаром заявил:
— Поверь мне, Бастард, мне придётся очень, очень постараться, чтобы у этой трагикомедии, которую ты начал разыгрывать, всё-таки получился хороший конец.
119
Свидание с Еленой, устроенное для меня Матео, состоялось в доме вдовой дочери дона Сильвестро. Матео сказал, что вдовушка (между прочим, всего на несколько лет старше меня) в этом доме почти не бывает, ибо почти всё время проводит в усадьбе отца. И вообще у вдовы множество достоинств, сообщил Матео, явно давая понять, что увянуть от тоски он ей не позволит.
Я нервно дожидался во дворе дома, из которого молчаливая пожилая индейская чета, надо полагать слуги, вынесла столик и уставила его фруктами и вином. Когда стемнело, они же зажгли свечи. Ограждённое высокими стенами место казалось тихим и уединённым — самым подходящим для встречи с чужой невестой.
Я чувствовал себя актёром, участвующим в постановке пьесы о роковой любви Калисто и Мелибеи, а то и ещё более трагической истории о Ромео и Джульетте, написанной, если верить Матео, неким англичанином по фамилии Шекспир. Меня, признаться, очень задело справедливое замечание Матео: я и впрямь не мог уничтожить своих врагов, не повредив при этом Елене. Судьба снова играла со мной в кости.
Услышав шум подъезжавшего экипажа, я напрягся, а когда Елена появилась в воротах, медленно поднялся с края фонтана, на котором сидел. Она пришла в чёрном платье, обернув голову и плечи шёлковой шалью. Признаться, я почти ожидал увидеть Елену в маске, что было обычным для знатных дам, отправляющихся на тайные свидания, однако она сочла это лишним. В этой шали Елену всё равно никто бы не узнал.
— Донья Елена. — Я поклонился.
— Дон Карлос.
Чтобы чем-то занять руки, я указал на столик со сластями, промолвив:
— Хозяйки нет дома, но она любезно предоставила нам угощение.
— Я встретила донью Теодору. Это добрая женщина, которая нежно заботится о своём престарелом отце.