Если ты исправишь ошибки, которые допустил в наших переговорах Седрик, то этим продемонстрируешь собственное превосходство. Я считаю, что ты достоин такого доверия, Реддинг. А то, что ты поставил вопрос ребром, ясно свидетельствует: у тебя есть необходимая деловая хватка. Ты сможешь быть моим торговым партнером.
Румянец на щеках Реддинга становился все ярче. На лбу у него выступили капельки пота, он задышал ртом.
— А послание, про которое ты говорил? Оно в шкатулках? — выпалил он.
Гест покачал головой:
— Нет, его ты должен передать на словах. Секундочку… — Он откашлялся и вспомнил слова, которые его заставили выучить наизусть. — «Ваши старшие сыновья шлют родителям привет, ваши наследники благоденствуют под опекой герцога. Однако, к сожалению, не все члены ваших семей могут похвастаться тем же. А чтобы положение не изменилось к худшему, вам обоим следует поскорее завершить свою миссию, а то терпение властителя Калсиды может ведь и иссякнуть. Дары же посланы вам для того, чтобы напомнить: от вас по-прежнему с нетерпением ожидают обещанного товара. Герцог желает, чтобы вы приложили все силы к тому, дабы получить его как можно скорее».
Реддинг распахнул глаза:
— Я должен использовать именно эту формулировку?
Гест на мгновение задумался. А потом кивнул:
— Да. У тебя есть бумага и чернила? Я сейчас продиктую тебе текст, а ты можешь зачитать его, если не успеешь быстро заучить.
— Я… ну… при мне нет, но… повтори-ка еще раз. Я смогу все запомнить и передать если не слово в слово, то достаточно точно, чтобы не было заметно никакой разницы. Герцог? Милосердие Са да пребудет с нами — неужто речь и впрямь идет о властителе Калсиды? Ох, Гест, вот они… настоящие контакты в самых верхах! Мы и вправду балансируем на краю пропасти! Теперь я понимаю, почему ты требовал скрытности. Я не подведу тебя, друг мой. Клянусь! Но где тем временем будешь ты? Разве тебе нельзя остаться здесь и самому передать калсидийцам послание?
Гест задумчиво склонил голову к плечу:
— Повторяю еще раз: встреча должна быть сугубо конфиденциальной. Калсидийцы рассчитывают увидеть здесь одного человека, а не двух. Так что я удалюсь — выпью где-нибудь чашку горячего чая или погуляю, пока ты будешь заниматься столь важным делом. — Он сделал паузу и резко спросил: — Разве ты не этого добивался?
— Прости… Я и не думал выгонять тебя на улицу, и мне очень жаль…
— Нет! Стоп! — прервал Гест виноватый лепет Реддинга. — Никаких сожалений! Ты поставил мне свои условия, и я тебя уважаю. Так что я ухожу, это не обсуждается. Но сперва давай порепетируем, как ты им все скажешь.
Они увидели первого дракона, когда Лефтрин мог с уверенностью утверждать, что до Кельсингры плыть еще не меньше трех дней. О его приближении предупредил сам живой корабль: не напрямую, а внезапной дрожью, которая пробежала по позвоночнику капитана и закончилась покалыванием по всей голове. Лефтрин почесал затылок и обратил взгляд в небо, проверяя, не хочет ли Смоляной предостеречь его о приближении бури, — а вместо этого заметил крошечный осколок сапфира, парящий на фоне серого облачного покрова.
Он исчез, и на мгновение Лефтрину показалось, что это был просто обман зрения. А потом появился снова: сначала как бледно-голубой опал, подмигивающий ему сквозь дымку, а потом — как сияющий синевой самоцвет…
— Дракон! — закричал капитан, указывая вверх и заставив остальных вздрогнуть.
Хеннесси мгновенно оказался рядом с ним. Он был самым зорким из всех членов команды и в очередной раз доказал это, заявив:
— Вижу Синтару! Вот бело-золотой узор у нее на крыльях! Она научилась летать!
— Я вообще едва различаю, что над нами парит дракон, — добродушно проворчал Лефтрин. Он не сдержал радостной улыбки. Значит, драконы уже летают! По крайней мере, один из них. Капитан и сам удивился наполнившему его душу ликованию. Он был горд, словно отец, наблюдающий первые шаги своего дитяти. — Интересно, насколько далеко продвинулись другие?
Хеннесси не успел ничего сказать в ответ.
— Вы не могли бы окликнуть драконицу? Дать ей сигнал, что она нам срочно нужна? — Рэйн с громким топотом пронесся по палубе и выкрикнул свой вопрос, еще не добравшись до Лефтрина. Его лицо освещала безумная надежда.
— Нет. — Капитан не стал его обманывать. — Но даже если бы и могли, на этом участке реки нет ни единого островка. Драконице здесь не приземлиться. Но ее появление радует, Хупрус. Утешайся хотя бы тем, что увидел Синтару в полете. Мы всего в нескольких днях пути от Кельсингры. Уже очень скоро мы окажемся там, где есть драконы, и, надеюсь, сумеем получить помощь, которая нужна вашему малышу.
— А Смоляной не может идти быстрее?
Капитан пожал плечами. Он сочувствовал молодому отцу, но ему надоело постоянно повторять одно и то же.
— Корабль старается изо всех сил. Большего никто из вас от Смоляного требовать не может.
Казалось, Рэйну хотелось добавить что-то еще, но этому помешали далекие крики, раздавшиеся ниже по течению. Оба мужчины одновременно обернулись к корме и застыли.
Судно из Удачного тоже не отставало. Их вахтенный только что заметил дракона: видимо, заинтересовался тем, почему люди на Смоляном перекрикиваются и указывают в небо. Лефтрин вздохнул. Ему надоело постоянно видеть сзади этот так называемый несокрушимый (то есть непроницаемый для едкой речной воды) корабль. Раз за разом Смоляной отрывался от погони, продолжая путешествие ночью, но спустя день или два преследователь опять появлялся на горизонте. Узкое судно двигалось необъяснимо быстро. Лефтрин подозревал, что команда рискует жизнью, гребя день и ночь, чтобы успевать за ними. Наверняка матросам хорошо платят. Он всей душой желал, чтобы преследователи сдались и вернулись обратно. Теперь, когда они увидели летящего дракона, все еще больше осложнилось.
Если Синтара и заметила кого-то из них, то никак этого не показала. Она высматривала добычу — летала над берегами, описывая широкие круги. Надо будет отметить это место на карте, решил Лефтрин. Он подозревал, что если дракон здесь охотится, значит поблизости имеется твердая почва. Капитан не допускал мысли о том, что Синтара стала бы пикировать на животных, рискуя обрушиться вниз сквозь кроны и завязнуть в трясине. И уж конечно, она бы не кинулась на какого-нибудь речного обитателя. Такое исключено. За кустами и зарослями высоких деревьев должны быть низинные луга или пологие холмы — предвестники зеленых пейзажей Кельсингры. Это необходимо выяснить. Если не сейчас, то в ближайшем будущем.
— Это Тинталья летит сюда?
Рэйн отвел взгляд от наполненных верой ярких глаз Малты и покачал головой:
— К сожалению, нет. Думаю, что, будь это Тинталья, мы бы почувствовали. Там кружится одна молоденькая синяя самка по имени Синтара. Лефтрин сказал, что, даже если бы он ее и позвал, ей тут все равно негде приземлиться. Но мы уже скоро доберемся до Кельсингры. Пара-тройка дней — и будем на месте. Так что не волнуйся, милая. И с Фроном все будет в порядке.
— Пара-тройка дней! — уныло повторила жена Рэйна и посмотрела на их спящего ребенка.
Малта не решилась произнести вслух то, о чем думали они оба. Возможно, у их малыша нет в запасе даже нескольких дней.
Сначала во время их пребывания на борту Смоляного малыш немного окреп. Он сосал грудь и дремал, а когда просыпался, то внимательно таращился на родителей своими темно-синими глазками, потягивался, извивался — и потихоньку рос. Его ручки и ножки стали пухленькими, а щечки округлились. Тельце ребенка приобрело здоровый розовый цвет, и он стал меньше походить на ящерку: в душе родителей зародилась робкая надежда на то, что грозящая их сыну опасность миновала.
Но к сожалению, улучшение оказалось лишь временным. Теперь сон малыша стал беспокойным и тревожным. Он подолгу плакал и никак не мог угомониться. Кожа у него пересохла, а глазки отекли. Рэйн заставлял себя быть терпеливым, хотя никогда прежде не сталкивался ни с чем столь невыносимым, как необходимость баюкать постоянно вопящего младенца. Он держал сына на руках часами, пока Малта запиралась в другой каюте и отдыхала. Родители перепробовали все: они туго пеленали малыша и добавляли в молоко ром, чтобы успокоить кишечные колики. Фрона подбрасывали и пытались рассмешить, купали в теплой воде и укачивали… Ему пели колыбельные, его оставляли выплакаться, над ним рыдали. Однако ничто не прерывало его пронзительного нескончаемого крика. Рэйн чувствовал себя беспомощным и растерянным, а Малта погрузилась в глубокое уныние. Когда ребенок спал, кто-то из родителей всегда дежурил рядом. Они опасались, что каждый его вздох может оказаться последним.
— Пусть он поспит один. Пойдем. Встань и разомнись немного, подыши свежим воздухом.
Малта неохотно поднялась, оставив Фрона в его корзинке. Рэйн обнял ее за талию и вывел из парусиновой палатки на открытую палубу. Ветер крепчал, обещая новые дожди, но это не заставило щеки Малты зарумяниться. Бедняжка совсем измучилась. Рэйн взял жену за руку, ощутив тонкие косточки под бледной кожей. Волосы у нее свалялись и выбивались из золотистых кос, сколотых на голове. Он не помнил, когда она в последний раз их расчесывала.
— Тебе надо больше есть, — мягко сказал Рэйн и заметил, как Малта вздрогнула, словно бы муж ее в чем-то упрекнул.
— У меня много молока, и Фрон хорошо сосет. Но непохоже, чтобы это шло ему на пользу.
— Я имел в виду другое. Подумай о себе. И о нашем сыне, конечно. — Рэйну с трудом удавалось подбирать слова, и он замолчал. Притянув жену к себе, он закутал ее плащом и посмотрел вдаль поверх ее головы. — Капитан Лефтрин сообщил мне, что, когда Смоляной в прошлый раз шел по реке, русло внезапно стало настолько мелким, что они метались в поисках нужного протока. Трудно поверить, правда?
Малта взглянула на широкий разлив реки и кивнула. Это место сейчас больше напоминало прозрачное озеро. На данном отрезке течение действительно замедлило ход, а плавучих растений стало больше. И похоже, кувшинки и лилии верили в то, что весна уже близко. Новые отростки поднимались из воды, дожидаясь тепла, чтобы развернуть листья. Черные ленты водорослей усыпали зеленые почки.