Имеет ли значение то, что она испытывает в подобные моменты? Если съеденная там пища не приносит Тимаре сытости, то важна ли в нынешней жизни плотская близость, которой она наслаждается, погрузившись в прошлое? Тимара не могла ответить на этот вопрос. Конечно, такие прогулки во многом изменили ее отношение к тому, что может произойти между мужчиной и женщиной в уютной постели зимним вечером или на лугу под летним небом. Но может ли она утверждать, будто не близка с Рапскалем, зная, что он облачен в кожу Теллатора? Она уверяла себя, что да. Он ведь не был властен над поступками или чувствами Теллатора — точно так же, как и она сама над Амариндой. Она не могла предотвратить их ссоры, не имела возможности прервать их бурные примирения. Тимара и Рапскаль словно бы смотрели пьесу или слушали историю, которую рассказывал сказитель. Вот и все.
Иногда ей удавалось убедить себя в этом. И действительно, подобная марионеточная близость, похоже, не приносила Рапскалю удовлетворения. Часто, возвращаясь обратно к дому, он начинал делать намеки или открыто умолять Тимару, чтобы она пошла с ним в какой-нибудь укромный уголок. Тогда бы они заново повторили то, что только что пережили. Но девушка всякий раз решительно отказывалась. Она повторяла ему, что боится забеременеть. Но, положа руку на сердце, Тимара не могла отрицать того, что ей хочется вновь испытать радостное возбуждение и почувствовать себя любимой и желанной женщиной.
И сегодня, когда она брела с Татсом вдоль берега, чтобы посмотреть, как продвигается постройка причала, ее занимали те же мысли. Каково было бы сделать Татса своим любовником? Она много раз бывала близка с Теллатором и разделила одну долгую ночь с Рапскалем. Интересно, будет ли Татс отличаться от них обоих, как, например, Рапскаль отличается от Теллатора? Собственное любопытство смущало Тимару, и она попыталась избавиться от назойливых мыслей. Она покосилась на юношу. Вопрос вырвался у нее раньше, чем она задумалась, стоит ли вообще его задавать.
— Ты уже путешествовал по грезам камней памяти?
Татс прищурился, словно вопрос этот показался ему странным:
— Да, конечно. Как и остальные. Бокстер и Кейз, например, постоянно посещают бордель и надолго задерживаются там. Кое-кто из ребят иногда тоже к ним присоединяется. Не надо так на меня смотреть! А что еще им, по-твоему, делать? Ни у Кейза, ни у Бокстера нет надежды на то, что они найдут себе пару — если только в Кельсингру не переселятся еще какие-то женщины, а это определенно произойдет не слишком скоро. Алум, Харрикин и Сильве обнаружили место, где знаменитые Старшие-менестрели обессмертили свои творения. И ты сама была с нами, когда мы смотрели выступление кукольников, а потом еще и представление с участием жонглеров и акробатов. Ты ведь не забыла тот вечер, когда Длинная улица вспоминала этот праздник? В общем, мы все уже не раз обращались к этим камням. Такого трудно избежать, когда живешь здесь.
Вообще-то, Тимара имела в виду другое, но обрадовалась, что Татс истолковал ее вопрос именно таким образом.
— Знаю. Как можно пройти по одной из широких улиц после наступления темноты и не поймать грезы? — Она фыркнула. — Сильве мне рассказывала, что когда Джерд находит воспоминание о празднике, то обычно следует за любой богато одетой женщиной из прошлого. Она добирается до ее дома, а затем обшаривает ее жилище, чтобы отыскать сохранившиеся драгоценности и одежду. Она уже собрала роскошный гардероб. — Тимара осуждающе покачала головой, хотя отчасти восхищалась ловкостью Джерд. Чуть понизив голос, она призналась: — Но, честно говоря, я подразумевала не это…
Татс пристально посмотрел на нее:
— Думаешь, я ни о чем не догадался?
Она отвела взгляд. Выждав мгновение и не услышав ответа, юноша произнес:
— Хождение по камням вовсе не обязательно связано с сексом, едой или прослушиванием музыки. Есть множество других причин, чтобы погрузиться в воспоминания. Карсон, например, пытается понять, как устроен город. Он попросил меня попробовать узнать что-нибудь о порте, который прежде существовал в Кельсингре. Естественно, мы не можем построить точно такой же: у нас и в помине нет магии, которой обладали древние Старшие. Однако важно посмотреть, что они учитывали, когда его возводили, — они ведь были хорошо знакомы с этим участком реки. — Татс вздохнул. — Я бывал в тех местах, где, как мне казалось, Старшие должны были хранить записи, которые могли нам понадобиться. Я заглядывал в громадное здание с башней и еще туда, где над дверями вырезаны лица. Мы предположили, что там можно обнаружить полезные бумаги и карты. Но не нашли там ничего. Или, вернее, обнаружили слишком много всего. Я увидел совершенно поразительные вещи. А как ты считаешь, по какой причине город в основном сохранился? Почему улицы не заросли травой, а в фонтанах даже не появились трещины? Дело в том, что здесь камень помнит. Он помнит, что он — фасад здания, или тротуар, или чаша фонтана. Он способен сам себя починить. Он не может восстановиться, если из-за землетрясения появится расселина. Но зато маленьких трещин или обрушений в Кельсингре нет. Камень держится, поскольку он все помнит.
Татс сделал паузу и добавил:
— Но, похоже, Старшие могли проделывать и не такие вещи. Ты ведь слышала, как некоторые хранители клянутся, будто видели, что статуя шевелится? Старшие вдыхали в камень жизнь — и тот сохранил их частицу. Поэтому иногда он способен двигаться. В исключительных случаях. Когда его пробуждает… что-то. Вот это для меня загадка, и я ничего толком не понял, хотя был один старик, который помнил все предельно ясно. А ведь Элис права… Нам нужно проверить сведения, до которых она докопалась, а потом применить знания на деле. Представляешь, в чем она призналась мне вчера? Что в тот день, когда Рапскаль схлестнулся с ней и заявил, что она не Старшая и город ей не принадлежит, Элис настолько упала духом, что чуть было не сожгла все свои труды! Ужас, правда? Я тогда тоже разозлился на нее, но даже не подозревал, что Рапскаль так глубоко оскорбил нашу исследовательницу.
Татс замолчал, и Тимара почувствовала: он надеется, что она разделит его гнев. Он отчаянно ждал от нее слов утешения или одобрения. Но девушка знала, что если сейчас она осмелится на такое, то ситуация сразу изменится. Это же не просто согласие с тем, что Рапскаль проявил бездумную жестокость по отношению к Элис. Татс наблюдал за тем, как Тимара застыла, а она не могла найти выход из положения. Рапскаль вовсе не желал причинить Элис боль: он просто хотел заявить свои права на Кельсингру! Глупая мысль начала крутиться у нее в голове: «Элис взрослая. Разве чувства взрослых можно ранить настолько сильно, чтобы они решили сжечь свои труды или убить себя?» Тимара и сама удивилась, насколько ребяческой оказалась ее реакция.
А Татс, так и не дождавшись от нее поддержки, разочарованно покачал головой и продолжил:
— Нам надо составить карту города. И нанести на нее не только улицы и основные здания, но и места, где расположены источники воды и стоки. И еще отдельно сделать пометки насчет того, где хранятся всякие древние рукописи. Сейчас Кельсингра похожа на огромную сокровищницу, полную тысяч сундуков, а у нас есть тысячи разных ключей. Богатства лежат прямо у нас под ногами, но мы не можем с ними разобраться. Как с тем Серебряным колодцем, о котором на днях трещала Сильве.
Тимара изумленно посмотрела на него:
— Да ну? А я не слышала.
Он пожал плечами:
— Наверное, ты думала о чем-то другом. Сильве сказала, что ей постоянно снятся сны о Серебряном колодце. Она ходила по городу, пытаясь его найти, но не увидела ничего похожего. Сильве решила, что вспоминает что-то древнее, о чем знает Меркор. По ее словам, он рассказывал что-то о серебряных источниках Кельсингры — но это было давно, когда мы еще только отправились сюда. И Сильве добавила, что у нее появилось странное ощущение: золотой дракон вроде бы избегает этой темы, как будто она ему неприятна.
— Синтара тоже недавно твердила про колодец. По-моему, он для нее безумно важен. Но она заявила, что ее воспоминания очень неполные.
— На самом деле он вовсе не серебряный, — медленно проговорил Татс. И бросил на нее быстрый взгляд, словно опасаясь, что собеседница поднимет его на смех. — Прошлой ночью он мне приснился. Постройка над колодцем была старинной и очень вычурной, сделанной не только из камня, но и из дерева. Наверное, ее соорудили, когда город еще лишь начали возводить. А внутри оказался механизм… но я плохо его разглядел. Когда ведро поднималось из глубины на вороте, оно было наполнено чем-то серебристым. Более густым, чем вода. Драконы это любят. Но я подумал, что это вещество опасно для людей.
— Для людей? Или для Старших?
Татс прикусил губу:
— Понятия не имею. Во сне я точно знал, что с ним надо обращаться крайне осторожно. Но вот был ли я тогда человеком или Старшим?
Теперь наступила ее очередь тяжело вздыхать. А юноша продолжил:
— Иногда мне совсем не нравится то, во что меня превращает Кельсингра. Даже не прикасаясь к камням памяти, я вижу чужие сны. Я заворачиваю за угол, и на секунду мне кажется, что я — это кто-то другой, с целой жизнью воспоминаний, друзей и планов на ближайший день. Я прохожу мимо дома и хочу навестить приятеля, которого у меня никогда не было. — Татс энергично кивал, рассказывая это. — А большие камни, которые стоят в кругу на площади… когда я вижу их, они напоминают мне про другие города Старших… С тобой такого не бывало?
Тимара нахмурилась:
— Нет. Но однажды я попала на древний рынок, и мне вдруг захотелось съесть рыбную котлету, приправленную острым красным соусом. А потом я быстро очнулась и поняла, что рыба надоела мне до тошноты, с соусом или без него.
— Мне тоже постоянно досаждают воспоминания. Что здесь творится? — спросил Татс, внезапно остановился и схватил Тимару за руку.
На берегу под руководством Карсона кипела работа. Примитивный деревянный причал из бревен уже притянули толстыми веревками к старым опорным столбам. Река дергала его, серая вода вздымалась и заливала дощатый край. Харрикин, раздевшийся до штанов и надежно привязанный, чтобы его не унесло течением, забрался в воду. Он пытался повернуть одно бревно так, чтобы оно лежало параллельно другому. Карсон выкрикивал указания и крепко держал веревку, привязанную ко второму концу бревна. Лектер с бугрящимися от напряжения мышцами склонился над бревном, валявшимся на берегу. Он медленно вращал сверло, чтобы проделать в нем отверстие. Неподалеку Алум остругивал прямые куски тонкого стволика, превращая их в шпонки. Весенний ветер подхватывал голоса хранителей и разносил их по окрестностям. Нортель с повязкой на ребрах — он поранился на стройке несколькими днями раньше — устроился на причале на корточках. Парень ловко орудовал колотушкой и деревянными гвоздями, дожидаясь момента, чтобы закрепить очередное бревно. Трудиться приходилось на холоде и в сырости, да и в целом занятие было рискованным. Татсу тоже предстояло вскоре включиться в работу. Он потянул Тимару за собой, и она встретилась с ним взглядом.