Долгая ночь стала и вовсе бесконечной, пока они пробирались по Кассарику. Калсидиец был проворен, но плутал впотьмах. Не один раз им приходилось возвращаться. В конце концов все шесть посланий были разнесены по адресам, привязаны к ручкам дверей или всунуты в щель под дверью. Гест почти с радостью спустился за убийцей по нескончаемой лестнице на раскисшую дорогу, которая вилась на земле. К счастью, теперь все ужасы позади: на корабле его ожидали прекрасная каюта, чистая теплая постель и сухая одежда. Как только он окажется там, он наверняка сумеет лучше разобраться в событиях этой ночи и решить, что делать дальше. Гест Финбок снова станет самим собой, а мерзкое приключение превратится в досадный эпизод из прошлого. Однако когда они добрались до судна, калсидиец опять приставил нож к спине Геста. Тыча острием, заставил пленника спуститься в трюмный отсек для грузов и опустил над ним крышку люка.
Такое унижение стало для Геста неожиданностью. Он замер, скрестив руки на груди, и принялся молча ждать, считая, что калсидиец вернется с минуты на минуту. Но время шло, его мучитель не появлялся, а отсутствие элементарных удобств привело Геста в бешенство. Он на ощупь обследовал каморку, но обнаружил только глухие деревянные стены. До люка он не дотягивался, а когда взобрался по невысокому трапу, чтобы толкнуть его, то обнаружил, что крышка заперта. Гест начал колотить по люку и звать на помощь, но он очень ослабел, и его криков никто не услышал. Молодой человек метался по отсеку, сыпля проклятиями и рыча, пока не выбился из сил. Тогда он сел на пол и решил ждать калсидийца, но внезапно задремал и проснулся уже в кромешной темноте. Сколько его продержали в трюме, определить не удавалось.
Беднягу терзали голод и жажда. Когда люк наконец открылся, то пролившийся в него слабый свет буквально ослепил Геста. Однако он попытался взобраться вверх по ступеням.
— С дороги! — прикрикнул кто-то.
И в люк принялись бесцеремонно запихивать каких-то мужчин. Трое приземлились нормально, ругаясь и тщетно пытаясь пробиться обратно, пока в трюм заталкивали все новых пленников. В одних Гест опознал пассажиров, вместе с которыми он плыл вверх по реке, а в других — членов корабельной команды. Сюда также попали и джамелийцы, вложившие деньги в постройку «несокрушимого» судна. Последние двое оказались торговцами из Удачного. Люди, смотревшие на них сверху, издеваясь и угрожая, явно были калсидийцами, в традиционных вышитых жилетах и вооруженные кривыми кинжалами.
— Что происходит? — спросил Гест.
Один из торговцев прохрипел:
— Это бунт!
А его товарищ по несчастью добавил:
— Как выяснилось, всю дорогу в трюме прятались калсидийцы. Они захватили корабль!
Отсек оказался тесно набит мужчинами: их было больше дюжины. Один держался за плечо, и у него из-под пальцев сочилась кровь. Испуганные и ошеломленные торговцы явно пострадали от побоев.
— А где же капитан? — снова подал голос Гест.
— А капитан с ними заодно! — проорал кто-то в ответ с такой злобой, словно тут была вина Геста. — Ему хорошо заплатили, чтобы он пустил на борт калсидийских ублюдков и спрятал их. Утверждает, будто они вложили не меньше нашего — и к тому же приплатили лично ему!
Люк трюма начал закрываться. Мужчины ринулись вверх по лестнице, выкрикивая угрозы и мольбы, но в считаные мгновения в трюме наступила ночь.
Теперь Гесту стало еще хуже. Теснота и духота давали о себе знать. Одни пленники просто потеряли голову от злости или страха. Другие ожесточенно спорили о том, что именно случилось и кого надо за это наказать. Помимо бывших пассажиров, тут обнаружилось также несколько торговцев из Дождевых чащоб, которых заманили на корабль «поддельными посланиями». Гест не открывал рта и радовался кромешной темноте: все-таки нет худа без добра.
Калсидийцы, которые теперь командовали кораблем, при захвате судна убили трех матросов. Вернее, жертв было даже четыре, поскольку поднявшуюся на борт женщину сбросили в воду, когда она истекала кровью, но еще дышала. Гест внезапно в полной мере осознал безжалостность убийцы и серьезность своего положения. Когда один из заключенных предположил, что все они наверняка вскоре погибнут, на него тут же заорали, приказывая заткнуться, но никто не стал спорить с беднягой. Двое мужчин вскарабкались по ступеням и отчаянно пытались сдвинуть тяжелую крышку люка, пока остальные подбадривали их и давали советы. Гест забился в угол и прижался спиной к стене.
Пока те двое били по люку, корабль покачнулся. Гесту понадобилась пара мгновений, чтобы понять, в чем дело, — и вдруг один из матросов заметил:
— Чувствуете? Мерзавцы отчаливают! Они нас похитили!
Поднялся жуткий гвалт. Гневные вопли смешивались с дикими завываниями. Пленники стучали по стенам и орали, но ритмичное раскачивание судна усиливалось по мере того, как оно набирало скорость, борясь с течением.
— Интересно, куда нас везут? — спросил Гест, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Вверх по реке, — раздался ответ. — Чувствуете, как корабль борется с течением?
— Но зачем? Чего они от нас хотят?
Его вопрос потонул в криках возмущения. Пленники сообразили: их увозят прочь — и теперь уже не приходится надеяться на чью-то помощь.
Проклятия длились долго, постепенно сменившись гневным обсуждением того, что случилось, а потом — тихим бормотанием и хриплым плачем. Гест впал в ступор. Он скорчился на прежнем месте, вдыхая запахи пота и мочи. Время еле плелось, и под шелест воды, обтекающей корпус, он пытался понять, что случилось с его размеренной и благопристойной жизнью. Эти страшные события казались невозможными и абсолютно нереальными. Как разъярится его матушка, когда услышит, что какие-то ублюдки столь возмутительно обращались с ее любимым сыном!
Если только она вообще о нем когда-либо услышит. И Гест неожиданно осознал, насколько безвозвратно он оторван от прежней жизни. Его имя, богатство семьи, репутация ловкого торговца, любовь матери — все это не имеет здесь ровно никакого значения. Всякая защита, любая опека попросту исчезли. Мгновение — и он может превратиться в обезображенный труп и стать пищей для муравьев или рыб. Финбок ахнул, чувствуя, как ему больно сдавило грудь, и уткнулся лицом в колени. Гулкие удары сердца заполнили его слух. Время шло… а может, и нет. Он ничего уже не мог утверждать наверняка.
Когда люк наконец открыли, то в отсек упала желтая полоса света от фонаря. Снаружи царила ночь. Знакомый голос предостерег:
— Не приближаться! Если кто-то сделает шаг, то упадет с ножом в сердце. Гест Финбок! Подойди поближе. Да. Ты здесь. Поднимайся. Немедленно.
В дальнем углу трюма раздалось недовольное ворчание:
— Гест Финбок? Он с нами? Этот гнусный предатель, который заманил меня сюда запиской, подбросив ее на порог моего дома! Он даже подписал ее своим именем! Финбок, ты заслуживаешь смерти! Ты предал Удачный и Дождевые чащобы!
Поднимаясь по короткому трапу, Гест не только стремился поскорее оказаться на открытом пространстве и глотнуть свежего воздуха, но и убегал от плескавшейся внизу злобы. Пока он на четвереньках выбирался на палубу, вслед ему летели проклятия и угрозы. Два матроса захлопнули крышку люка, оборвав крики пленников. Он оказался у ног калсидийца. Убийца держал в руке фонарь и выглядел очень усталым.
— За мной! — рявкнул он и даже не стал проверять, повинуется ли Гест.
Тот потащился следом за мучителем в свою бывшую каюту.
Разворошенный гардероб Геста усеивал пол. Одежда была бесцеремонно перемешана с вещами Реддинга. Ящик с вином, сырами, колбасами и прочими деликатесами, столь заботливо собранный Реддингом, был наполовину опустошен, а липкая столешница свидетельствовала о том, что его содержимым уже попользовались. Постель на койке Геста была смята и перепачкана. Постель Реддинга оставалась нетронутой. Потрясение и утрата, вызванные смертью друга, снова захлестнули Геста, и он шумно вздохнул, но не успел ничего сказать: калсидиец резко повернулся к нему. Увидев свирепое выражение на его лице, Финбок поперхнулся и попятился.
— Приберись тут! — рыкнул калсидиец, после чего плюхнулся прямо в сапогах на койку Реддинга и откинулся на подушку. Глаза у него были полузакрыты, а лоб прорезали усталые морщины.
Гест застыл, молча уставившись на своего тюремщика, а тот проговорил:
— На самом деле ты мне больше не нужен. — Его обезображенные шрамом губы кривились и морщились при каждом слове. — Если ты будешь полезен, я могу оставить тебя в живых. Если же нет… — Он поднял руку — и в ней сверкнул нож. Калсидиец выразительно повел им в сторону Геста и ухмыльнулся.
С этого момента Гест Финбок превратился в раба. Он прислуживал не только убийце, но и любому калсидийцу, отдававшему ему приказ. Гесту поручалась самая грязная и отвратительная работа, начиная со сливания за борт содержимого ночных горшков и заканчивая уборкой обеденного стола и мытьем посуды. Соскребая с палубы кровь убитых матросов, Гест решил, что не станет оказывать сопротивления. Он жил одним днем. Других пленников он не видел, но слышал их гневные крики и мольбы, которые постепенно слабели. Он питался объедками со стола своих хозяев, а спал в трюме, в чулане, где хранились запасной такелаж и прочие приспособления. Гест радовался тому, что его не поселили с остальными пленниками, зная, что они винят его в своих бедах и разорвали бы в клочья, если бы только смогли. Он был абсолютно одинок: калсидийцы его презирали, а торговцы проклинали.
Он не узнал почти ничего нового. «Несокрушимые» суда строили в Джамелии, и корабелов не интересовало, кто платит за работу: главное, чтобы плата была щедрой. Пусть торговцы и запретили калсидийцам появляться на реке Дождевых чащоб, но твердое намерение убить драконов и добыть куски их плоти заставило чужеземцев пренебречь возможными последствиями. Калсидийцы изначально прятались на том самом корабле, который вез Геста вверх по реке. А теперь подкупленный капитан и калсидийская команда вели судно к неизведанным землям в надежде найти Кельсингру — и драконов, которых можно убить, разделать на куски и доставить герцогу.