Кровь драконов — страница 38 из 97

И Гест повиновался. Он шагал, как побитый пес, впереди своего хозяина, и его снова запихнули в чулан. Люк закрылся, и он понял, что его заперли. Он забился в угол и сел, откинувшись головой на переборку. Звуки, доносившиеся снаружи, как он уже успел убедиться, распространялись по всему кораблю. Гест навострил уши. Слов ему разобрать не удавалось, но, похоже, начались переговоры. Потом, как он и страшился, по палубе быстро протопали ноги, раздались команды, тяжелые удары — крики гнева и мучительные вопли, которые резко оборвались. Суматоха царила еще некоторое время, а Гест корчился в неведении, гадая, что же там такое стряслось и как это отразится на его собственной судьбе.

Ненадолго наступила тишина, а затем шум возобновился. Он услышал, как открывают другой люк. Заключенные в соседнем отсеке уже давно не голосили и не колотили по стенам. Гест предполагал, что им дают достаточно еды и воды, чтобы они не умерли, но не более того. Грохот заставил его заподозрить, что калсидийцы прибавили к своей коллекции новых заложников, за которых можно будет получить выкуп. Означало ли это, что они захватили корабль — или просто взяли пленных во время стычки? О, Са милостивый, да что же все-таки происходит?

Гест лег на бок, подтянув колени к груди и дрожа от холода. Он лихорадочно напрягал свой разум, пытаясь мыслить, как калсидийцы. Ну конечно же! Со встречного корабля им выкрикнули предостережение: что-то насчет драконов. Второй капитан нашел путь в забытый город! И теперь калсидийцы воспользуются полученными сведениями, чтобы добраться до цели. Они же так стремятся попасть в самое пекло. А на джамелийское судно напали драконы. Значит, Гесту суждено отправиться навстречу этой опасности.


Тинталья летела. Без особого изящества, без былой легкости, но летела. При взмахах крыльев из загноившейся раны струйкой сочилась жидкость. Каждое движение отдавалось болью. Зараза быстро распространялась по всему ее телу. Вокруг раны уже отслаивались чешуйки, так что открытый участок кожи становился голым и особо уязвимым. Если драконица долго спала, то при пробуждении ей трудно было открыть слипшиеся веки, да еще приходилось потом долго фыркать, удаляя из ноздрей слизь. Она постоянно была голодна, но сколько бы ни съедала, пища не придавала ей сил. Все давалось теперь с огромным трудом. Радость жизни покинула ее.

А приземление в Трехоге и вовсе обернулось катастрофой. Обессиленная Тинталья легкомысленно напала на мелководье на стадо речных свиней. Одну она поймала, но животное оказалось маленьким, и лакомиться им пришлось, стоя посреди ледяного течения. Попытка взлететь после этого провалилась. Трижды она яростно била крыльями, но каждый раз падала обратно в реку. Так и провела ночь в холодной воде.

Когда рассвело, драконица едва могла шевелиться. Густые кроны деревьев, нависшие над берегом, не позволили ей даже набрать высоту. Тинталья призвала на помощь всю свою волю, чтобы заставить себя брести по течению вверх. Только благодаря удаче в тот вечер ей в пасть попал гревшийся на солнце секач. Потом Тинталья заснула на узкой полоске тростника и ила. Еще два дня медленного продвижения по реке окончательно подорвали ее силы. Теперь она не гнушалась даже падалью. Вечером нашла для ночлега широкую песчаную косу, выступавшую за вездесущий лесной полог, — но сомневалась в том, что доживет до следующего утра.

Однако она проснулась. Исхудавшая от голода и движимая отчаянием, прекрасно понимая, что это ее последний шанс, лазурная королева подпрыгнула, взмахнув крыльями… и взмыла в небо.

Тинталья предельно сосредоточилась: ни в коем случае нельзя сбиться с пути. Каждый новый взмах требовал сознательного усилия и железной воли: она заставляла себя лететь вопреки боли и усталости. Вскоре придется снизиться и начать охоту. А после еды она разрешит себе краткий отдых. Ее тело уже сейчас недвусмысленно заявляло об усталости. Как же Тинталье хотелось приземлиться и лечь! Драконица с трудом преодолевала небольшое расстояние, и даже сейчас ее клонило в сон. Скоро она совсем ослабеет и не сможет сделать невероятное усилие, чтобы парить в воздухе. Если этот день настанет прежде, чем Тинталья достигнет Кельсингры, она умрет. И вместе с ней исчезнет весь драконий род: она так и не отложит несозревшие яйца. С того момента, как Тинталья увидела беспомощных калек, вышедших из коконов последних змеев, она знала, что стала единственной надеждой своего племени.

Ну до чего же обидно: ведь одна-единственная стрела вероломного человека обрекла на гибель все ее мечты. Порой — как сейчас, когда боль в боку разгоралась все ярче, заставляя мышцы тела ныть, — Тинталья находила убежище в ненависти. Драконица подпитывала ее планами и картинами мести. Она непременно выздоровеет, вернется в Калсиду и спалит все их жалкие городишки своим испепеляющим огнем. Тогда она насладится и убьет сотни — нет, тысячи — калсидийцев и навечно внушит людям страх перед гневом драконов.

С каждым движением крыльев Тинталья повторяла данные себе обеты. Она спалит их города и наводнит улицы вопящими людьми!

«Кельсингра уже близко», — подбадривала она себя. Конечно, этот древний город находится гораздо дальше Трехога, но она сможет туда добраться. Она должна. Порой, когда сон охватывал ее, Тинталья слышала голоса других драконов. Они нашли Кельсингру, создали новых Старших и разбудили город. Однако, бодрствуя, Тинталья никак не могла дотянуться до разума хоть кого-нибудь из сородичей. Лишь когда она находилась на грани полного изнеможения, их мысли пересекались с ее собственными. Однажды драконице показалось, что ее зовет Малта — она окликала Тинталью с тревогой и укоризной. Драконица попыталась ответить Старшей и приказать Малте готовиться к новому служению. Однако когда Тинталья пробуждалась, боль туманила ей сознание, делая невыносимо трудными такие простые вещи, как полет или охота. Хотя то, что чужим мыслям удавалось соприкоснуться с ее разумом, означало, что она почти достигла своей цели.

К счастью, дождь на время прекратился. И хорошо, что ей не надо двигаться против ветра. Эти слабые утешения немного грели Тинталью. Она равномерно взмахивала крыльями, но летела невысоко над водой, высматривая добычу, — и потому услышала громкий шум прежде, чем заметила его источник. При виде двух кораблей она испытала гнев. Суда были сцеплены, а матросы громко кричали и сбрасывали друг друга в воду. Всё как обычно: они не охотились ради мяса, а убивали себе подобных. Бесполезные, вонючие людишки! Их вой разгонит всю дичь в окрестностях. Именно в тот момент, когда Тинталье необходимо без особого труда выследить добычу, люди все осложнили! Теперь ни одно крупное животное даже не отважится приблизиться к берегу. Что там у них за бессмысленная ссора? Если бы у драконицы были лишние силы, она повернула бы обратно и плюнула в них ядом, дабы поквитаться за те неприятности, которые они ей причинили. Она низко пролетела над кораблями, а поднятый ею ветер заставил оба судна качаться. Людишки явно испугались, а Тинталья внезапно уловила запах, который поднял ей настроение.

Драконий яд!

Она захрипела, накренилась и сделала круг. Точно. На палубе одного из кораблей были потеки едкой кислоты и следы огня. Несомненно, это работа разъяренного дракона. А может, даже и нескольких. Тинталья принюхалась. Она не ошиблась: это определенно не метки Айсфира. Его острый запах был ей очень хорошо известен. К тому же следы отмщения на палубе не соответствовали его темпераменту. Корабль еще мог плыть, команде позволили сбежать. Стало быть, не Айсфир. Другие собратья. Выходит, грезы вели ее в нужном направлении. Драконы живы и парят в небесах над Кельсингрой. Значит, у них есть будущее.

Тинталья летела вдоль реки, оставив людишек позади: миновала плавный изгиб русла и последовала дальше, пока не оказалась у длинной илистой косы, покрытой прошлогодним камышом. Судьба послала ей подарок в виде стада речных свиней, которые выбрались на сушу, чтобы покопаться в корнях. Какое-то древнее воспоминание или, напротив, совсем недавний опыт заставил зверей испугаться, когда по ним скользнула гигантская тень. Завизжав, они бросились в реку. Тинталья откликнулась пронзительным кличем, вложив в него боль и голод, и слишком резко накренилась на больной бок. Она скорее упала, чем спикировала на стадо, широко расставив когтистые лапы. Правой она захватила одно из животных, крепко притянув его к себе под грудь. А затем настигла вторую свинью. Раздалось верещание — глаза Тинтальи налились кровью и стали яростно вращаться от натуги. Она набросилась на добычу и разорвала обеих свиней на окровавленные куски.

Когда предсмертные вопли стихли, Тинталья осталась на месте: она лежала на тушах, пытаясь восстановить дыхание. Неподвижность была единственным способом заставить боль утихнуть. Действительно, спустя некоторое время драконице полегчало, но боль все-таки была сильнее, чем прежде. Тинталья уже заметила, что с каждым днем мучительные приступы, вызванные неудачным движением, становились все невыносимее. Но свежая кровь пахла так аппетитно и теплое мясо добычи манило! С превеликой осторожностью, словно ее плоть была соткана из стеклянных нитей, драконица вытянула шею, чтобы захватить кусок свинины. Она проглотила его целиком, и голод пробудился с новой силой. В итоге алчность победила. Тинталья едва могла стоять, однако сумела передвинуться по вязкой земле так, чтобы дотягиваться до пищи.

Когда она доела последний кусок, ее охватила дремота. До ночи было далеко. До темноты можно было пролететь еще немало — однако она уже вымоталась. Тело ныло, а илистый берег казался таким холодным и мокрым. Тинталья переползла чуть выше, туда, где камыши не были примяты и испачканы ее кровавым пиршеством. Она с сожалением подумала, что если сейчас заснет, то останется здесь до утра. Ей не удастся проснуться вовремя, чтобы сегодня продолжить путь. Ничего не поделаешь, решила драконица. Она тихо улеглась, найдя наиболее приемлемую и безболезненную позу, и тотчас закрыла глаза.