не желал перемен, заходили в наши города крайне редко, поскольку знали, чем это может грозить. Здесь, в Кельсингре, жили Старшие. Обычные люди обосновались на дальнем берегу реки. Были и те, кто предпочел пасти скот или разбивать сады на этом берегу, но вдали от пронизанных Серебром каменных стен Кельсингры. Об опасности было известно каждому. Кое-кто шел на такой риск, но делал это по доброй воле. Мы никогда не вредили людям намеренно.
Малте показалось, что, рассказывая все это, золотой дракон призвал на помощь заключенные в камнях воспоминания. Она была заворожена: ясно видела и слышала то, о чем повествовал Меркор. В мгновение ока она очутилась на площади, запруженной народом. Горожане оживленно беседовали, наслаждаясь весенним солнцем. Старший в серебряных перчатках, на пальцах которого повисли три искусно сделанные марионетки, что-то прокричал трем стройным женщинам, державшим в руках сверкающие трубы. Вот одна из них поднесла музыкальный инструмент к губам и залихватски просвистела ему ответ, развеселив прохожих. Сквозь толпу Старших неспешно прошествовал фиолетовый дракон с серебряным узором на крыльях. Он был облачен в изящную золотистую сбрую, покрытую тысячами крошечных круглых бубенцов. Люди расступались перед ним, и многие Старшие выкрикивали приветствия или отвешивали поклоны, когда дракон проходил мимо них. Бубенцы издавали мелодичный нежный звон. Был ли то предок Меркора? Великолепная сцена изобилия и процветания поблекла — и Малта снова перенеслась в настоящее. Она поежилась от ветра и продолжила слушать золотого самца.
— Когда драконы и Старшие покинули этот мир, другие люди пришли в земли, где мы когда-то процветали и благоденствовали. Вы обнаружили магические творения Старших и поселения, где они жили вместе с драконами. Вы прикасались к их изделиям и жили там, где обитали наши предки. Там сохранилось достаточно следов, чтобы вы стали меняться. Однако изменения эти случайны, никем не направляемы, а потому зачастую неприятны для вас. Вспомни только, какими были наши хранители, когда они еще только решили нам служить: искореженными близостью чего-то драконьего, но лишенными подлинных черт Старших. Благодаря крови драконов мы привязали хранителей к себе и смогли придать им новый облик, более приятный глазу. В наших жилах течет некоторое количество Серебра, и мы наиболее могущественны, когда наша кровь им богата. Но даже сейчас, страдая от его отсутствия, мы обладаем достаточным могуществом, чтобы преображать людей в Старших ради служения нам. Да, мы превратили хранителей в новых Старших — и если позже кто-то из них попытается обзавестись потомством, то сумеем переделать их детей по своему разумению. Но ни один дракон не может изменить то, что начал другой дракон, так же как ни один смертный не способен изменить черты чужого ребенка. Тинталья, возможно, сумела бы исцелить сына Малты и Рэйна. Мы же бессильны.
В тоне Меркора напрочь отсутствовали сожаления или извинения. «Интересно, — отстраненно подумала Малта, — способны ли драконы вообще допустить мысль о том, что можно сожалеть о своем поступке или чувствовать ответственность за боль, причиненную их небрежностью?» Внезапно ее страх исчез, и осталась одна только ярость. Если ее сын умрет, то какая разница, что сотворит Меркор? Она оттолкнула Элис и замерла перед золотым самцом. Она почувствовала, как краснеет от гнева, и поняла, что ее чешуя и гребень на лбу стали ярче.
— Но я ведь ни о чем подобном не просила! — Ее глубокий голос был полон гнева и печали. — Тинталья не спрашивала разрешения, когда подвергала изменениям меня и Рэйна. И конечно, нас никто не предупреждал о том, что из-за этого может пострадать наш ребенок! Преображение принесло нам красоту и радость, однако мы не согласились бы на это, если бы знали цену! И я никогда не получала крови Тинтальи! При чем же здесь она?
Дракон наклонил голову и пристально посмотрел на Малту. Его черные глаза вращались: в грозном водовороте искрились серебряные отблески. Но его слова прозвучали скорее задумчиво, нежели сердито:
— Ты в какой-то момент была рядом с ней. Ты гладила ладонью драконицу в коконе? Или, может, разделяла с ней долгие размышления, вдыхала тепло ее дыхания?
Вместо жены ответил Рэйн. Он негромко произнес:
— Мы с Сельденом были свидетелями того, как Тинталья вышла из кокона. Воздух наполнился драконьими миазмами. Мы оба их вдыхали.
— Я тоже была в том помещении, — добавила Малта. — И Са свидетель: я разделяла ее мысли в то время. Но…
Меркор вдруг нетерпеливо фыркнул, не дав ей договорить. Он уставился в утреннее небо, словно ему невыносимо хотелось взлететь и начать охоту. Остальные драконы уже парили в вышине. Малта чувствовала, что и Меркор здесь тоже надолго не задержится. Когда взгляд золотого гиганта обратился к женщине, его огромные агатовые глаза замедлили вращение. Время словно бы остановилось, пока дракон рассматривал ее… А потом тоном, в котором сквозили глубокое недоумение и любопытство, он спросил:
— Почему ты задаешь столько вопросов, Малта Вестрит Хупрус? — Малта догадалась, что, называя ее полным именем, Меркор пытается мягко добиться от нее правдивого ответа. — Тебя целенаправленно коснулись Серебром. Запах магии окутывает тебя, заставляя меня жаждать его. Мне кажется, что ты должна и сама очень хорошо знать все ответы.
— Что ты имеешь в виду? Тинталья отметила меня синевой, а вовсе не серебром! — Она вытянула вперед свои чешуйчатые руки, пытаясь понять смысл его слов.
Меркор презрительно прищурился:
— Ты носишь на затылке метку Серебра. Я до сих пор чую на тебе его аромат, хотя отметине уже много лет. Кто-то коснулся тебя, умело и целенаправленно, а потом отправил выполнять великую миссию. — Дракон потянулся к женщине, и она увидела в его сверкающем черном глазу собственное потрясенное лицо. — Откуда у тебя взялось Серебро? Ты должна знать, как остро мы в нем нуждаемся! Ты пришла к нам просить об услуге, но прячешь от нас источник того Серебра, что положило начало твоему преображению!
Малта стремительно поднесла руку к затылку.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — заявила она смятенно.
Но на самом деле она знала о располагавшихся там пятнышках, заросших серебряной чешуей, каждое размером с подушечку пальца. Никогда прежде Малта не связывала эту отметину с драконами. Она помнила, что серебряный след появился на ее теле, когда семья Вестрит спустила на воду Совершенного. Это произошло задолго до того, как враги захватили Удачный и ей пришлось бежать в Дождевые чащобы, где она в конце концов очутилась в палате с окуклившимся драконом. Но метку нанес не дракон. Она винила Тинталью во многих вещах, но не в этом.
Рэйн подал голос в защиту жены:
— Эти метки были на Малте всегда. Это родимые пятна. Когда я увидел их в первый раз, это были просто сероватые кляксы. Серебряными они стали от изменений. Я не лгу. Мы ничего от тебя не скрываем, великий дракон. Все, что мы имеем, — твое, если только ты спасешь нашего ребенка. Возьми мою жизнь, съешь меня прямо тут, если хочешь, но позволь моему сыну узнать хоть миг покоя и умиротворения!
И мужчина, которого Малта любила больше жизни, рухнул на колени, подставляя золотому самцу свою склоненную голову.
— Нет, только не это! — простонала Малта, зная, насколько голоден дракон.
Однако Меркор не нанес удар. Наоборот: он застыл, будто каменный. Хранители молчали. Сильве прижимала ладонь к плечу своего дракона, а Элис зажала себе рот обеими руками, словно сдерживая вопль ужаса.
А потом дракон медленно отвернулся.
— Вы считаете свое объяснение правдивым, но, боюсь, просто ничего толком не знаете. Старшие Тинтальи, повторяю: я не могу исцелить вашего ребенка. Но если вы преданы драконьему роду… — Меркор задумался и неожиданно громогласно протрубил, отдавая приказ всем присутствующим хранителям: — Отыщите нам Серебряный колодец! Эта женщина — доказательство того, что он где-то есть! Кто-то коснулся Серебра и поделился с ней магическим веществом. Если мы хоть немного вам дороги, задайтесь этой целью! Спешите! Ибо, покуда колодец не найден, магии Старших не будет и ни один дракон не сможет жить полноценной жизнью. Найдите нам колодец!
— А если мы это сделаем, ты спасешь моего малыша? — Малта отважилась поторговаться.
Она ничего не знала про Серебро. Но такое обещание было ее последней надеждой.
Дракон снова посмотрел на нее:
— Я уже сказал тебе. Твоего сына излечит только Тинталья. Позови ее, Старшая. Поведай лазурной королеве о своей беде — и, возможно, она проявит к тебе благосклонность. — Он отвернулся, а Сильве быстро убрала руку и шагнула в сторону. Не глядя на Малту, Меркор добавил: — Но не слишком надейся. Тинталья не прилетела к нам, когда мы в ней нуждались. Если она ведет себя подобным образом с соплеменниками, то вряд ли пойдет навстречу Старшим.
У Малты ком подкатил к горлу. Ей стало трудно дышать. Понимает ли Меркор, что только что приговорил ее малыша к смерти? Осознает ли он, что это для них значит? Дракон опять взглянул на женщину, а его стройная хранительница покачала головой. До Малты долетело мимолетное сочувствие Меркора: он жалел Фрона, как мог бы пожалеть увядший цветок. Дракон не понимал ее муки.
— Неужели никто из вас не может… — начал было Рэйн, но Малта оборвала мужа.
— Нам пора, — прошептала она. — Чему быть, того не миновать. Давай просто побудем где-нибудь с Фроном.
Она пошла прочь — не столько от Рэйна, сколько от хранителей и золотого дракона. Есть вещи, которые невыносимы, и внимание посторонних только усиливает их тяжесть. Внезапно ее стал бить озноб, и она ничего не могла поделать с нервной дрожью. В следующий миг Рэйн догнал Малту: он обхватил жену и ребенка рукой, направляя ее неверные шаги. До них донеслись разговоры хранителей, но она не оглянулась. Они с Рэйном бессильны. Они могут только быть со своим мальчиком — оставаться рядом с ним до самого конца, до его последнего вздоха. Значит, так они и поступят.
— А ну-ка выходи! Немедленно! — рявкнул калсидиец на Геста так, словно тот сам пожелал остаться в трюме после восхода солнца.