— Может быть, Старшие ели эти бутоны? — размышляла она вслух. — Наверное, они здесь работали, выращивая съедобные растения?
Вместо ответа Татс прошел к скульптуре, изображавшей женщину с корзинкой, и приложил кончики пальцев к ее руке. На лице его мигом появилось выражение недоумения, а взгляд стал невидящим. Тимара наблюдала за тем, как сознание ее друга уплывает прочь, соединяясь с воспоминаниями каменной незнакомки. Татс прикрыл веки, мышцы его расслабились: он бродил по чужой жизни. Юноша поник, ссутулился и, откровенно говоря, сделался похожим на слабоумного. Тимаре все это не понравилось, но она знала, что сейчас обращаться к нему бесполезно. Он вернется к ней тогда, когда сам пожелает, — и не раньше.
Она едва успела об этом подумать, как Татс открыл глаза. Его зрачки сузились, а потом он моргнул и улыбнулся подруге:
— Нет, ты не права. Цветы разводили просто ради красоты и чудесного аромата. Их привезли издалека, из очень теплой страны, и они могли расти только здесь. А это — скульптура Старшей. Она написала семь книг о растениях, где подробно рассказывается, как правильно за ними ухаживать. А еще эта женщина объяснила, как можно заставить бутоны стать крупнее или улучшить их оттенки и запахи, изменяя состав почвы и добавляя что-то в воду.
Тимара подтянула колени к груди. Скамейки были такими же, как и кровать в ее комнате: казались каменными, но стоило на них немного посидеть, и они превращались в мягкие и удобные ложа.
Девушка изумленно покачала головой:
— Небось эта Старшая посвятила цветам немало времени!
— Да уж, целых десять лет. И заслужила немалое уважение.
— У меня это просто в голове не укладывается.
— А я, кажется, понимаю. Полагаю, это связано с тем, сколько человек рассчитывает прожить. — Татс помолчал и смущенно откашлялся. — Когда я задумываюсь о нас двоих и о том, сколько лет я мог бы провести с тобой, то начинаю ко многому относиться иначе.
Тимара покосилась на него и ничего не ответила, а юноша подошел к ней и устроился рядом на скамье. Какое-то время он пристально смотрел на подругу, а затем лег на спину и уставился в небо, которое виднелось сквозь покрытое пылью стекло. И вдруг произнес:
— Мы тут с Рапскалем поговорили. Насчет тебя.
Тимара напряглась.
— Вот как? — Она услышала в своем голосе ледяной холод.
На губах у Татса заиграла легкая улыбка.
— Ну да. Или тебе больше понравилось бы, если бы мы подрались? Мы оба прекрасно понимали, что до этого может дойти. Рапскаль меняется, вбирая воспоминания древнего Старшего. Он становится… — Татс оборвал себя на полуслове и, немного помолчав, продолжил: — Напористым. — Но Тимара почувствовала, что изначально юноша хотел дать своему сопернику иную характеристику. — И именно у Рапскаля хватило мудрости сказать, что ему не хочется ссориться со мной. Что мы слишком долго были друзьями, чтобы под влиянием ревности вдруг превратиться во врагов.
Тимара замерла, пытаясь проанализировать свои чувства. Ее раздирали обида и гнев. Интересное дело: а саму ее соперники, выходит, попросту не приняли во внимание? Похоже, они пришли к какому-то решению, а ее мнения даже и не спросили.
— И что вы двое надумали? — Она с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться.
Татс осторожно взял ее за кисть. Она не стала отнимать руку, но на пожатие его пальцев не ответила.
— Успокойся, Тимара. В отличие от Грефта, мы оба понимаем, что нельзя принуждать девушку сделать выбор. Ты обоих нас в этом убедила. Когда — и если — ты захочешь быть с одним из нас, то так и поступишь. А пока… — Он тихо вздохнул и наконец посмотрел на нее.
— А пока вам обоим остается только ждать, — подытожила Тимара и почувствовала удовлетворение: «Вот так-то, ребята, все зависит только от меня».
— Ну да. Правда, есть и другие варианты.
Тимара изумленно воззрилась на Татса. Сейчас в нем трудно было узнать того не отмеченного Дождевыми чащобами паренька, которым он был прежде. Драконица славно поработала над ним и изменила хранителя на свой вкус. Она запечатала рабскую татуировку юноши в узор его чешуи, и лошадь на щеке Татса теперь напоминала скорее дракона. Тимара хотела было дотронуться до изображения, но удержалась.
— Что это значит?
— Только то, что я свободен, как и ты, Тимара. И вполне могу найти себе кого-то еще…
— Джерд! — прорычала она.
— Да, Джерд мне на это уже намекнула. — Он повернулся на бок и опять потянул подругу за руку. Девушка неохотно легла рядом с ним. Спустя некоторое время скамья подстроилась под ее крылья, и ей стало удобно. Тимара повернула голову и пронзила Татса ледяным взглядом. Он улыбнулся и спокойно продолжил: — Но с тем же успехом я могу жить в одиночестве. Или набраться терпения и познакомиться с новой девушкой, которая однажды появится в Кельсингре. Кто знает?.. У меня есть время. Вот о чем мы с Рапскалем болтали. Что, если — а это кажется вполне вероятным — мы сможем прожить две или даже три сотни лет? Тогда нам не надо торопиться. Какое счастье!.. Нам не нужно жить так, словно мы дети, которые дерутся из-за игрушек.
Что? Она — игрушка? Тимара попыталась отстраниться.
— Не дергайся, Тимара, сперва дослушай меня. Я отреагировал точно так же, когда Рапскаль начал обсуждать со мной эту тему. Порой кажется, что он просто превращает мои чувства к тебе во что-то тривиальное. Дескать, мне стоит просто подождать — и когда он с тобой расстанется, я смогу тебя заполучить. Но на самом деле он имел в виду совсем другое. Поначалу мне казалось глупым, что Рапскаль так прикипел к камням памяти. Но теперь я уверен: он что-то узнал и скрывает это от остальных. Он заявил, что чем длиннее жизнь, тем важнее сохранять друзей и не затевать бессмысленных ссор. — Улыбка Татса чуть померкла, и на его лице отразилось беспокойство. — Рапскаль сказал, что, подобно древним воинам, понял: крепкая мужская дружба — это самое важное, что есть на свете. Вещи могут сломаться или потеряться. Человек может полагаться только на то, что у него в мыслях и в сердце.
Татс поднял свободную руку и погладил Тимару по щеке.
— Рапскаль твердил, что, какое бы решение ты ни приняла, он хочет остаться моим другом. И он спросил меня, способен ли на это и я тоже. Смирюсь ли я с твоим выбором… и не буду ли позже винить счастливого соперника…
— По-моему, именно это я и пыталась тебе объяснить, — прошептала Тимара, хотя втайне сомневалась, что так и было на самом деле.
— И Рапскаль добавил еще кое-что, над чем я серьезно призадумался. В общем, если судить по воспоминаниям из камня, то некоторые Старшие в былые времена сталкивались с подобной проблемой. И знаешь, что они тогда делали? Вообще не ревновали. Не ограничивали женщину одним мужчиной. Или мужчину одной женщиной.
Татс умолк и вновь стал смотреть в небо. Тимаре страстно захотелось понять, что отразилось в его взгляде: ведь теперь он не желал делиться с ней своими чувствами. Он боится — или надеется, — что она на это согласится? Вообще-то, подобную идею Тимара услышала уже не в первый раз. В последнее время Джерд ясно давала понять, что намерена уделять внимание всем, кому пожелает, и никто не должен считать ее своей просто потому, что она провела с ним ночь. Или даже целый месяц. Трое или четверо хранителей, похоже, приняли такие отношения. Мало того, с несколькими из них у Джерд образовался подлинный союз, причем ее партнеры казались связанными не только с ней, но и друг с другом. Тимара сомневалась в том, что романы Джерд выдержат испытание временем, но решила игнорировать происходящее, поскольку знала: кое-кто посмеивается над ее собственной щепетильностью.
Однако если Татс предлагает это в качестве решения…
Она процедила:
— Если ты надеешься, что я соглашусь на такое, то вынуждена тебя разочаровать. Я не смогу быть и с тобой, и с Рапскалем, поскольку не считаю подобные отношения нормальными. И не собираюсь делить тебя с кем-то еще — не важно, Джерд это будет или нет. Мое сердце устроено по-другому.
Неожиданно Татс вздохнул с облегчением:
— И мое тоже. — Он взглянул на девушку — и она позволила ему взять ее за руки. — Я бы, пожалуй, согласился на компромисс, если бы это было единственным будущим, которое ты себе представляешь. Но лично я против такого подхода. Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне, Тимара. Пусть даже мне и придется ждать.
Глубина его чувства застигла девушку врасплох. Татс понял ее замешательство.
— Тимара, я оказался здесь, в Кельсингре, не случайно. Я здесь ради тебя. Когда еще в Дождевых чащобах я сказал тебе и твоему отцу, что мечтаю о приключениях, то солгал. Я уже тогда следовал за тобой. И записался в хранители вовсе не потому, что в Трехоге у меня не было будущего… Просто я в принципе не мог представить себе будущего, в котором нет тебя. А то, что в конце концов нас угораздило попасть в Кельсингру, или то, что мы оба сильно изменились внешне, — это всё детали. Суть не в этом, а в моей любви к тебе.
У Тимары не было слов, чтобы ему ответить.
И Татс сбивчиво заговорил, чтобы хоть как-то заполнить паузу:
— Знаю, некоторые считают меня полным придурком из-за того, что я не способен идти на компромисс. Недавно после ужина, когда ты гуляла с Рапскалем, Джерд отозвала меня в сторонку и попросила помочь. Дескать, у нее в комнате на высокой полке лежит что-то такое, до чего ей никак не дотянуться. Однако это оказалось только предлогом, ничего там не было. Но когда мы остались наедине, Джерд сказала, что у нее, в отличие от тебя, проблем с мужчинами нет. И если я ее хочу, то могу быть с ней — и продолжать ухаживать за тобой, если я еще питаю к тебе интерес. Она заверила меня, что будет держать все в тайне и ты никогда ничего не узнаешь. — Татс посмотрел Тимаре в глаза и поспешно напомнил: — Это слова Джерд, а не мои. Я не согласился — решительно отверг ее предложение. — И добавил тихим голосом: — Я не повторю ошибку, доверившись ей. Однако Джерд удалось заставить меня почувствовать себя полным идиотом, потому что, как она выразилась, я не могу «отмахнуться от замшелых старомодных правил и жить так, как нам захочется». Джерд откровенно потешалась надо мной. — Он откашлялся. — Рапскаль тоже на меня давил. И хотя он надо мной не смеялся, но повторял, что через пару десятков лет я непременно изменю свое мнение. Рапскаль так легко принимает новые идеи! А я не могу.