— Тогда, наверное, я такая же связанная замшелыми старомодными правилами идиотка, как и ты. Потому что отношусь к этому точно так же. — Тимара положила голову ему на плечо и неуверенно прошептала: — Но, Татс, ты не передумаешь, если я скажу, что пока еще не чувствую себя готовой к отношениям с тобой?
— Конечно нет, Тимара. Если надо ждать — что ж, у меня в запасе почти вечность. Так что спешить ни к чему. Нам нет нужды торопиться, чтобы родить детей до того, как нам исполнится двадцать, потому что мы к сорока годам можем умереть. Драконы нас спасли. У нас есть время.
Услышав, что Татс больше не будет настаивать, девушка успокоилась. Как хорошо, что он понимает: для нее союз должен подразумевать верность. Тимара с радостью убедилась, что не ошибалась в нем.
— Ты стал именно таким мужчиной, как я и ожидала, — просто сказала она.
— Надеюсь, — ответил он.
А потом оба замолчали — и постепенно она задремала. И внезапно проснулась, словно от сильного толчка: это Синтара возбужденно ткнулась в ее сознание.
— Серебро! — воскликнула Тимара почти одновременно с Татсом.
В голосе юноши прозвучала радость, которую испытывал его дракон, но сам он взирал на подругу с недоумением.
— Серебряный колодец? Тот самый? — изумленно переспросил Татс. — Он нам приснился?
Она укоризненно покачала головой и широко улыбнулась:
— Синтара говорит, что Карсон с Седриком его нашли. Драконица показала мне, где он находится.
Тимара заморгала: после обнаружения колодца она словно бы вдруг увидела Кельсингру в новом свете. Ну разумеется! Теперь все понятно. Знание постепенно просачивалось из скрытых воспоминаний. Тайна, которой владели Старшие и драконы прошлого, тот самый секрет, которым ни в коем случае нельзя было делиться с посторонними, стал явным. Наконец-то открылась главная причина существования Кельсингры, вполне логичное объяснение того, почему она возникла именно здесь.
Тимара нахмурилась: случившееся было слишком значимым.
— Это же Серебро драконов. Источник всей магии.
Сельдена разбудила чья-то перебранка. Мужской голос, настойчивый и почти насмешливый, и женский — возмущенный и гневный:
— Я расскажу отцу!
— А откуда у меня, по-твоему, появился ключ? Думаешь, кто приказал страже без помех пускать меня сюда в любое время?
— Все равно, ты мне пока что еще не муж! И не имеешь права ко мне прикасаться! Убирайся! Прекрати немедленно!
Сельден не сразу понял, во сне это происходит или наяву, но голос женщины определенно звучал знакомо. Он с трудом сел на узком диване. Огонь в маленьком камине почти догорел: значит, сейчас глубокая ночь. Пленник обвел взглядом помещение. Никого нет. Значит, все-таки сон?
Нет. Мужской голос, негромкий и злой, доносился из соседней комнаты:
— Иди сюда!
Сельден приложил руку ко лбу, пытаясь унять головокружение, и хрипло закашлялся. За стеной стало тихо. А потом Кассим недовольно воскликнула:
— Ну вот, ты его разбудил! Мне надо пойти проверить, как он там. Ты ведь не хочешь, чтобы он умер раньше, чем у моего отца появится возможность его прикончить? — ядовито добавила дочь герцога.
— Подождет, пока я не закончу, — резко ответил мужчина. — Ничего с ним не случится.
За его словами последовали стук падающей мебели и приглушенный женский крик.
Длинная рубаха, которую Сельдену недавно дала Кассим, закрутилась вокруг его бедер. Он спустил ноги с кровати и начал выпутываться из складок ткани.
— Кассим! — позвал он и опять захлебнулся кашлем.
Юноша встал, ощущая себя чересчур высоким и качаясь, как тростинка на ветру. От слабости у него подгибались колени. Он ухватился за спинку дивана и сделал в темноте несколько неверных шагов. Вскоре его вытянутые руки натолкнулись на прочную деревянную дверь. Он не покидал своей комнатушки с того момента, как здесь появился, и понятия не имел, куда эта дверь ведет. Сельден похлопал ладонями по массивной поверхности, нашел ручку и открыл защелку. Створка распахнулась, и он, шатаясь, переступил порог.
Кассим придавил к кровати какой-то здоровяк. Одной рукой он сжимал горло женщины, а другой пытался стащить с нее ночную сорочку. Кассим дергалась и отчаянно старалась освободиться. Голова у нее запрокинулась, косы растрепались, рот широко распахнулся, а глаза выпучились от ужаса: казалось, она вот-вот задохнется.
— Отпусти ее! — крикнул Сельден.
Юноша испытал приступ слабости, но решительно заковылял вперед, заходясь в кашле. Нащупав цветочный горшок, он бросил его в насильника. Горшок отскочил от его спины, упал на пол, не разбившись, и покатился по кругу. На ковер высыпалась земля. Мужчина обернулся через плечо, и Сельден узнал канцлера Эллика. Его лицо, и без того красное от похоти, теперь побагровело от ярости.
— Убирайся! Исчезни, или я тебя убью, урод!
— Кассим! — закричал Сельден, видя, что у женщины изо рта уже начал вываливаться язык. — Ты же убьешь ее! Отпусти немедленно!
— Я вправе делать все, что пожелаю! Могу запросто убить ее! И тебя тоже! — проорал Эллик.
Однако он все-таки выпустил Кассим и ринулся на Сельдена.
Под рукой у юноши оказалась бронзовая статуэтка. Сельден швырнул ее в канцлера, но она пролетела мимо и гулко ударилась об пол. А уже в следующую секунду Эллик сгреб пленника за сорочку, легко вздернул над полом и принялся трясти, словно тряпку. Куда уж Сельдену было справиться с таким противником. Он осыпал канцлера ударами, но в его кулаках не было силы. Обозлившийся ребенок и тот дрался бы лучше. Эллик расхохотался, насмешливо и торжествующе, и отшвырнул Сельдена прочь. Тот ударился о дверь и, соскальзывая вниз, попытался за нее ухватиться. Темнота стала наступать со всех сторон, делая комнату тесной, а в следующее мгновение она вообще исчезла.
Неожиданно кто-то вцепился в его плечи и перевернул на спину. Сельден замахал руками, пытаясь сопротивляться, но услышал голос Кассим:
— Перестань. Это я. Он ушел.
В помещении царил полумрак. Когда зрение юноши восстановилось, он различил светлое пятно сорочки Кассим, а потом и блеклое золото растрепанных кос. Увидев ее лицо в рамке распущенных волос, он понял, что она моложе, чем ему раньше казалось. Он убрал упавшие на лоб пряди и внезапно скорчился от боли. Ныло все тело, причем очень сильно. Наверное, он сморщился, потому что женщина устало произнесла:
— Эллик дал тебе еще несколько пинков, прежде чем уйти.
— Он тебя обидел? — спросил Сельден и сам понял, насколько наивно прозвучал этот вопрос.
В ее глазах вспыхнули искры ярости.
— Нет. Эллик просто меня изнасиловал. Даже не особо напрягая фантазию. Придушил, побил и изнасиловал.
— Кассим! — потрясенно воскликнул юноша. — Как ты можешь так хладнокровно об этом говорить?
— А как еще об этом говорить? — спросила она. Губы у нее опухли, но все равно презрительно кривились. — Думаешь, со мной это в первый раз? Нет. Или притворишься, что искренне удивлен, и будешь утверждать, что твои соплеменники никогда так не поступают?
Несмотря на грубый тон, женщина прикасалась к нему очень бережно и осторожно помогла своему подопечному сесть. Сельден снова раскашлялся и смутился, когда Кассим рукавом своей сорочки заботливо утерла ему рот. Восстановив наконец дыхание, он вымолвил:
— В нашем народе изнасилованиям не потворствуют.
— Да неужели? Но я уверена, что они все равно случаются.
— Это правда, — вынужден был признать юноша.
Он мягко высвободился из ее рук. Если бы Кассим сейчас на него не смотрела, он вернулся бы к дивану ползком. Сельден чувствовал, куда пришлись пинки Эллика. Один — в ребра, другой — в бедро, а третий — в голову. Хотя могло быть и хуже. Однажды он видел, как какого-то человека сбили с ног, а потом принялись топтать. Это произошло прямо перед его клеткой, когда «человека-дракона» еще только-только выставили напоказ. Нападающие были пьяны, глазели на него и насмешничали, однако Сельден все равно тогда громко закричал, требуя, чтобы они прекратили избивать того несчастного. Он звал на помощь — умоляя, чтобы хоть кто-нибудь вмешался.
Но никто его, конечно, не слушал.
— Я пытался тебе помочь, однако у меня ничего не получилось, — пробормотал Сельден, и сам удивляясь, с какой стати он так унижается, напоминая женщине о своей неудаче.
Он поднялся на ноги и преодолел небольшое расстояние, отделявшее его от дивана. По дороге он хватался за все предметы мебели, какие оказывались под рукой. А добравшись до постели, без сил рухнул на покрывало.
Пока он совершал свой героический рывок, Кассим молча смотрела на него, а затем прошла к камину и подложила туда пару сухих веток. Спустя несколько секунд пламя занялось. В мерцающем свете Сельден заметил, что на щеке молодой женщины уже наливается лиловый синяк.
— Да, пытался, — произнесла она как ни в чем не бывало.
Внезапно Кассим повернулась и посмотрела прямо на него. Она сидела на полу с растрепавшимися волосами. Отблески пламени отбрасывали тени на ее сорочку, и женщина показалась Сельдену совсем юной. Похожей на Малту, когда они с сестрой были еще совсем подростками и порой вместе прокрадывались ночью на кухню, чтобы проверить, какие лакомства кухарка спрятала в чулан. Как же давно это было. Счастливое детство закончилось очень быстро: на смену ему пришли война и лишения, и теперь казалось, что все это было в другой жизни.
Однако Кассим, бросив на Сельдена совсем не детский взгляд, спросила:
— Но зачем ты вмешался? Почему осмелился на подобное безрассудство? Эллик мог тебя убить!
— Канцлер причинял тебе боль. Не мог же я спокойно на это смотреть. А ты проявила по отношению ко мне доброту… — пояснил Сельден.
Он был потрясен тем, что Кассим не могла понять его искреннего порыва. Неужели его поступок выглядит настолько странным? Юноша на секунду замешкался, но потом признался:
— Со мной однажды тоже произошло нечто подобное.
Сказав это, Сельден испугался. Он не собирался никому ничего рассказывать. Давняя рана в душе до сих пор не зажила, и сейчас тот случай вновь ожил в его памяти.