…
Наконец Дарген вынул из поясного кошеля массивный бронзовый ключ и пробурчал:
— Сходи во второй кормовой трюм и принеси нам бочонок бренди. — Чуть покачиваясь, он обвел взглядом присутствующих за столом. — Полагаю, мы можем начать праздновать уже сейчас. Завтра драконица наверняка будет нашей. Копье, которое сегодня метнул Бинтон, вошло глубоко. Все видели, как пузырилась ее кровь, попадая в воду. Драконья кровь! Очень скоро у нас ее будет много. Так что вполне разумно было бы уже сегодня освободить бочонок, чтобы потом налить туда ее!
Двое собутыльников издали одобрительные возгласы, однако остальные с сомнением покачали головами. Гест совершенно перетрусил, когда один из них вырвал у него ключ и засунул его обратно в кошель Даргена. Гнев расцвел на лице калсидийца — и Гест прекрасно знал, что направлен он будет на него.
— Твой хозяин пьян. Только глупец празднует победу раньше времени. Уведи его и уложи спать. Возможно, завтра ты действительно принесешь нам полный бочонок бренди.
Дарген поднялся на нетвердые ноги. Его пальцы потянулись к одному из тех опасных ножей, которые он метал с такой ловкостью.
— Ты здесь не командуешь, Клард. Тебе следует об этом помнить.
Но Клард не стал отводить взгляд и твердо ответил:
— Я прекрасно знаю свое место, лорд Дарген. Ты командуешь нами, и вполне успешно, преодолевая немалые трудности. Но я повинуюсь тебе, а не вину у тебя в брюхе!
Произнеся эту последнюю фразу, он ухмыльнулся, а спустя мгновение с лица Даргена исчезла ярость. Он медленно кивнул, и остальные сидевшие за столом облегченно заулыбались.
Предводитель калсидийцев повернулся к Гесту:
— Я отправляюсь спать. Возьми свечу, торговец Удачного, и иди впереди меня. Когда мы вернемся в Калсиду, я, возможно, сделаю тебя своим камердинером. У меня никогда не было камердинеров, но тебе вроде как эта работа очень подходит. Если только ты не станешь распускать руки.
Пирующие оглушительно захохотали. В сердце Геста пылала ярость, однако он скривил губы, изображая довольную улыбку. Страх перед подобной судьбой боролся у него в душе с ненавистью к этому человеку. Неужели быть съеденным драконом или утонуть в реке намного страшнее такого будущего? Загораживая ладонью от ветра пламя свечи, Гест жалел, что у него не хватает мужества по пути к каюте столкнуть пьяного хозяина за борт. С другой стороны, какой в этом смысл? Ясно ведь, как спутники Даргена отреагируют на гибель своего главаря.
Смерть была совсем рядом. Они знали это — падальщики и кровососы, роящиеся вокруг лазурной королевы. Некоторые даже не ждали гибели Тинтальи, а кидались на нее прямо сейчас, ища возможность вырвать кусок ее плоти или впиться в одну из ран. Драконице очень хотелось стряхнуть их, стремительно вытянуть шею и сделать своих мучителей собственной трапезой, но она ничего не предпринимала: не стоит понапрасну тратить силы, пусть налетают. Тинталья двигалась тихо, не обращая внимания на стайки мелких червей-кровососов и рыб, пытающихся ее кусать. Если они едят ее уже сегодня, то завтра почти наверняка будут пировать на ее трупе. Но ни один человек не получит крови Тинтальи и не срежет ни единой чешуйки, не вспорет ей брюхо, чтобы взять окровавленными руками ее сердце. Если она не сможет скрыться от преследователей, то хотя бы позаботится о том, чтобы они умерли вместе с ней.
В конце дня Тинталья устроила себе небольшой отдых. С наступлением вечера она нашла в стене деревьев брешь и заползла в лес. Далеко продвинуться драконица не могла, с трудом пристроила свое ноющее тело среди стволов и корней и ненадолго закрыла глаза.
И увидела сон.
Это ее удивило. В последнее время, когда Тинталья находила место и время, чтобы поспать, усталость утаскивала ее в темную пропасть, которую вряд ли можно было назвать отдыхом. «Скорее уж преддверием смерти», — говорила она себе. Однако на этот раз недолгий сон натолкнул ее на мысль. Какое-то смутное древнее воспоминание, доставшееся от предков, развернулось в ее памяти — и после пробуждения Тинталья поняла нечто важное: у кораблей есть уязвимое место. Любому судну необходимо управление, будь то кормило или рулевое весло. Если эти приспособления уничтожить, суда теряют возможность маневрировать.
Глупо было убегать от людей, позволяя им нападать на нее и преследовать. Нанести врагам ущерб Тинталье удавалось только тогда, когда она ждала их в засаде. Но они быстро научились предсказывать ее атаки. Драконица бросалась на них, когда они бодрствовали, были начеку и вооружены, а дневной свет помогал им ее разглядеть. Теперь, когда Тинталья медленно и бесшумно шла по мелководью к кораблям, она шипела от переполнявшей ее молчаливой радости. Огни стоящих на якоре судов манили ее, рисуя бледные силуэты на поверхности воды. А вот для них драконица останется почти невидимой — черной фигурой в черной воде.
Тинталья не обманывала себя: это ее последняя попытка выжить. Если сегодня ночью она не уничтожит или хотя бы не выведет из строя своих врагов, то вряд ли выдержит еще один день преследования. К той первой ране добавилось множество новых, и постепенно заражение распространилось на все ее тело. О выздоровлении теперь уже не было и речи: драконица сильно ослабела, и состояние ее ухудшалось с каждым днем. Если бы Тинталье удалось отдохнуть, убить подходящую добычу, хорошенько поесть и выспаться, то, может быть, она накопила бы достаточно сил, чтобы брести дальше к Кельсингре. Летать она больше не в состоянии. Одним крылом она едва могла пошевелить, а мысль о том, чтобы высоко подскочить, резко его раскрыть и, делая сильные взмахи, подняться в небо, казалась и вовсе несбыточной.
Ага, люди поставили свои корабли носом к течению.
Она постарается обогнуть их, производя как можно меньше шума, а затем повернется и нанесет удар. Тинталья надеялась вывести из строя оба судна, а затем отступить, не дав врагам возможности ответить. Вообще-то, драконы так не сражаются, не позволяют себе сперва напасть, а потом трусливо сбежать. Но сейчас особый случай, она живет в тяжелые времена. Она носит в себе яйца, которые со временем, когда они созреют, можно будет отложить. Тинталья уловила на одном из кораблей запах драконов: значит, существует слабая надежда на то, что в Кельсингре окажется поселение ее жизнеспособных сородичей. В это трудно поверить, и пока Тинталья сама в этом не убедится, она вынуждена считать, что будущее всех драконов зависит только от нее. Если эти глупцы, твердо вознамерившиеся ее убить, добьются успеха, может оказаться, что они уничтожат драконов навсегда.
Эта мысль укрепила решимость Тинтальи. Она сломает корабли и спасется бегством. А потом, когда выздоровеет, обязательно вернется и отомстит врагам: уничтожит не только их самих, но и то зловредное гнездо, откуда они родом. Она слышала их разговоры и опознала слова из воспоминаний своих предков.
«Я знаю, где вы плодитесь, — злорадно подумала Тинталья. — Я и мое потомство смертоносным ливнем падем на вашу землю и не оставим целым ни одного из ваших гнезд. Мы будем пировать, закусывая вашими детьми, и отравим ваши водопои падалью. Вы будете уничтожены — и сама память о ваших обычаях развеется».
Тинталья была уже так близко, что до нее доносились приглушенные голоса и идиотский смех людей.
«Ничего, вы веселитесь в последний раз!» — мысленно сказала она им.
Тинталья все тщательно продумала: ее путь будет лежать между двумя стоящими на якоре судами на такой глубине, чтобы вода скрывала ее, но когти при этом по-прежнему впивались в речное дно. Драконица чуть согнула лапы, наклонившись так, чтобы над водой оставались только ее глаза и ноздри, и начала подкрадываться.
Ковыляя рядом с Финбоком, Дарген дохнул на него винным перегаром. Он схватил Геста за плечо и навалился на него, выругав своего слугу, когда его заплетающиеся ноги запнулись о фальшборт.
— Стой. Да стой же! — внезапно приказал он Гесту. — Надо отлить. Стой и смотри, торговец Удачного: вот какое оружие есть у калсидийца!
Гест понял, что его хозяин действительно очень пьян.
Продолжая сжимать плечо слуги, Дарген ковылял вдоль борта, заставляя своего сопровождающего поневоле двигаться вместе с ним. Гест с отвращением отстранился, когда калсидиец принялся сыпать похабными замечаниями насчет желания, которое он якобы внушает Гесту, и ехидно прохаживаться насчет малых размеров его собственного члена. Ночь была отнюдь не тихой. Какие-то животные перекликались в ближайшем лесу, а призрачные отблески светящегося мха, свисающего со стволов, превращали деревья в зловещие привидения. Желтый свет фонаря, падавший из иллюминаторов, уходил от корабля, образовывая на речной поверхности длинные яркие полосы. Краем глаза Гест заметил на воде какую-то рябь. Он присмотрелся, пытаясь понять, что могло нарушить слабое течение между корпусами двух судов. Огромный сверкающий глаз воззрился на него — и был быстро прикрыт веком.
— Драконица! — заорал Гест. — Она прямо рядом с нами! Дракон в реке!
— Идиот! — обругал его хозяин. — Что тебя напугало? Речная свинья? Плывущее бревно? — Господин Дарген проковылял к Гесту и посмотрел вниз. — Там ничего нет! Только вода — и фантазии труса! — Он схватил Финбока за запястье и с неожиданной силой притянул ближе. — Посмотри вниз, жалкий трус из Удачного! Что ты видишь? Одну только черную воду! Сейчас сброшу тебя туда, чтобы ты сам в этом убедился!
Свободной рукой он сгреб слугу за шиворот и заставил наклониться, перегнувшись через борт. Гест невнятно заорал, но даже в пьяном виде калсидиец обладал огромной силой. И что еще хуже, прямо напротив Геста вновь появился из глубины сверкающий синий глаз и уставился прямо на него. Остальная часть твари была невидимой, скрытая черной водой, но он прекрасно знал, что на него с ненавистью взирает именно драконица. Взирает — и ждет.
— Да вот же она! Сам посмотри, вон там! Вон: огромный глаз! Только взгляни! — Его голос становился все пронзительнее, превращаясь в бабский визг.