Так получилось, что все утро он возился с последней преградой, остававшейся в колодце. Ему приходилось делать перерывы, согревая кисти рук и растирая онемевшие колени. Только одеяние Старших не давало ему заледенеть. Уши и нос горели от холода.
Наконец бревно начало издавать тихие стоны. Хотя Татс и знал, что страховка остается наготове, он буквально взревел от ужаса, когда балка под ним внезапно обрушилась — ее короткий конец улетел в темноту — и резко закачалась. Удерживавший его канат загудел. Татс повис совсем рядом с освобожденной балкой и только чуть-чуть выше. Он вцепился в страховочный трос обеими руками и слегка устыдился, заметив, что в панике уронил топор. В следующий миг его начали поднимать — настолько поспешно, что он даже не успевал упираться ногами в стену колодца, чтобы не раскачиваться.
Друзья вытащили Татса наверх с таким рвением, что он ободрал кожу на лодыжках, когда его перетаскивали через край колодца наверху. Большой Эйдер от радости, что парень цел и невредим, тут же сгреб смельчака в объятия. А потом его обняла Тимара — и Татс счел все пережитое не слишком большой платой за ту радость, которую испытал, оказавшись так близко от нее и услышав ее шепот:
— Хвала Са милосердной! Ох, Татс, когда я услышала твой крик, то подумала, что ты пропал навсегда!
— Нет. Это я просто от неожиданности. — Продолжая прижимать девушку к себе, Татс наслаждался ее теплом, согревающим его озябшие руки. Обращаясь поверх ее макушки к остальным, он сказал: — Осталось вытащить тот последний кусок бревна — и колодец открыт. Можно будет попытаться достать Серебро.
Хеннесси и Тилламон пришли к колодцу, чтобы сменить Большого Эйдера. Татс с изумлением понял, что с того момента, когда Хеннесси отправлял его вниз, прошла целая вахта.
Помощник капитана подытожил:
— Колодец даже глубже, чем я думал. Прежде всего надо вытащить старую балку, а потом убрать ведро. — Он помолчал и с кривой ухмылкой добавил: — Пора нам порыбачить, парни.
Первую неудачную попытку «порыбачить» сделал Лефтрин. Однако у него ужасно уставали руки и выворачивались плечи. Хеннесси протянул канат через тот же ворот, с помощью которого спускали Татса. На его конце закрепили не только прочный крюк, но и ожерелье из кристаллов огня. Его принесла Малта и слезно умоляла использовать украшение для того, чтобы освещать дно колодца. Сияющие камни, обернутые вокруг каната в паре локтей над крюком, давали мерцающий свет, при котором Лефтрин попробовал подвести конструкцию к ведру. Но пятно света получалось небольшим. Капитан лежал на животе, вглядываясь вниз, и пытался зацепить ту часть, которую они приняли за ручку ведра. Оно находилось гораздо ниже того места, до которого спускался Татс. Лефтрин решил, что посылать человека на такую глубину чересчур опасно.
Когда спина у него невыносимо заныла, а зрение затуманилось, он уступил очередь Нортелю. Капитан встал, и его взгляд скользнул по кругу зрителей. Хранители и матросы тревожно наблюдали за ходом работ. Король и королева Старших ждали в сторонке, чуть позади от остальных, словно в горе своем им было невыносимо любое общество.
Малта сидела на ящике, который ей принес Рэйн, и держала на руках малыша. Глаза женщины были прикованы к руинам стены, окружавшей колодец; ее древнее одеяние сверкало на солнце, а голова была замотана золотистым шарфом. Весенние лучи блестели на мелкой чешуе ее безупречно правильного лица.
«Ну просто поразительное достоинство», — подумал Лефтрин, глядя на Малту.
Достоинство вопреки всему. Рэйн стоял рядом с женой, высокий и серьезный. Втроем они напоминали скульптурное изображение монархов.
Или воплощение горя — если присмотреться к их лицам. Малыш постоянно кричал: его пронзительный, прерывистый плач вызывал у Лефтрина желание заткнуть уши и убежать. Однако казалось, оба родителя больше его не слышат. Малта не укачивала Фрона и не шептала ему ласковые слова утешения. Она стоически терпела, как и ее супруг. Они ждали в молчании, и их отчаянная надежда была ощутимой — тонкой и острой, как лезвие кинжала. Колодец даст Серебро, и кто-то из драконов поможет объяснить им, как с его помощью излечить малыша. А младенец все не унимался, и это выбивало капитана из колеи.
«Ничего, скоро Фрон угомонится. Просто измучается и устанет плакать», — попытался он себя утешить. «Или умрет», — пришла к нему мрачная мысль. Малыш был уже настолько истощен, что смотреть больно. С сероватой кожи отшелушивались чешуйки, пучок светлых волос на голове пересох и ощетинился. Лефтрин знал, что, если в колодце обнаружится Серебро, родители рискнут и приложат его к ребенку. Другого пути у них не было. Он попытался представить себе, что они сейчас должны испытывать, но не смог. Или просто не решился.
— Лефтрин!
Элис окликнула его, задыхаясь, и прозвучавшая в ее голосе слабость заставила капитана быстро повернуться. Элис вышла из-за поворота узкой улочки и медленно двинулась к ним. Она ступала тяжело, будто вес накинутого на плечи яркого плаща был для нее непосильным.
— Что это с ней? — пробормотал Татс.
— Да уж, — негромко подхватил Харрикин, — вид у нее очень странный. Как будто она напилась… или чего-нибудь нанюхалась.
Лефтрин задержался на мгновение, чтобы бросить на них угрожающий взгляд, и поспешил к Элис.
— Уж не заболела ли она? — испуганно предположила Сильве.
Капитан перешел на бег, а Седрик и Сильве бросились за ним следом. Вблизи Элис выглядела такой измученной, какой Лефтрин еще никогда ее не видел. Сердце у него больно сжалось, и он притянул любимую к себе. Она бессильно привалилась к его груди.
— Я ничего не нашла. — Элис говорила громко и четко, но как-то безжизненно. Она оглянулась на Малту и произнесла: — Дорогая моя, я пыталась, и пыталась, и пыталась… Буквально повсюду. Я целую ночь напролет слушала камни, прикасаясь к ним везде, где только могло храниться это знание. Мне кажется, что с момента нашего последнего разговора я прожила сотню жизней. Я узнала очень многое, но не поняла самого главного: как для исцеления можно использовать чистое Серебро. И вообще, как прикоснуться к нему и не умереть, — добавила она голосом дребезжащим, словно у древней старухи.
Элис пошатнулась, и капитан крепче обнял ее, чтобы не позволить упасть.
— Элис! Я думал, ты уединилась, чтобы отдохнуть! Как ты могла так собой рисковать? Мы ведь не Старшие, чтобы без страха дотрагиваться до камней!
— А разве я могла поступить иначе? — чуть слышно спросила она. — У меня, по-твоему, был выбор? — Она безнадежно засмеялась. — Лефтрин, там в одном месте были музыка и танцы. Мне хотелось забыть о том, зачем я пришла, и просто танцевать. А потом я вспомнила тебя и пожалела, что ты не со мной… — Она закашлялась.
Лефтрин взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
— Элис? — умоляюще позвал он. — Элис!
Она перевела взгляд на него. Она по-прежнему была здесь. Ее лицо стало чуть более живым. Неподалеку от них замер Седрик, рядом с ним переминалась с ноги на ногу Сильве. Капитан понимал, что они хотят помочь Элис, — но не в состоянии был передать ее им. Они вдруг стали истинными Старшими, невероятно отличными от него самого и от той женщины, которую он держал в своих объятиях. И Лефтрин хрипло прошептал ей на ухо:
— Зачем ты так рисковала, Элис? Это же опасно! Что бы ни говорил Рапскаль и что бы ни делали остальные, мы ведь прекрасно знаем, что могут сотворить с нами камни памяти! Сколько их было, жителей Дождевых чащоб, утонувших в грезах? Может, Старшие и способны применять камни без угрозы для себя, но мы-то — нет! Я понимаю, что ты хочешь абсолютно все здесь исследовать, но прикосновения к камням оставь другим. Что могло заставить тебя совершить такую глупость? Кельсингра?
— Город тут ни при чем, — ответила она. Он ощутил, что Элис потихоньку берет себя в руки. Она уже могла стоять нормально, но не захотела покидать кольцо его объятий. — Лефтрин! Неужели ты не понимаешь? Речь идет о ребенке, о малыше Фроне. И о детях Беллин, так и не рожденных. И еще… — Она замолчала, а потом сделала глубокий вдох и решилась: — И о твоем ребенке, которого я захочу когда-нибудь родить. Ты слышал, что нам сказал Меркор? Если мы будем жить рядом с драконами и Старшими, то изменимся. И со Скелли произойдет то же самое. Дети будут появляться на свет измененными, но дети тех, кто не стал Старшим и не обрел своего дракона, долго не протянут. И это ждет нас. Если есть иной путь, нам необходимо его найти, милый. Любой ценой.
Ее слова захлестнули и затопили его, как ливневый паводок. Капитан еще ближе привлек Элис к себе: голова его закружилась от возможностей, которые прежде казались ему нереальными.
— Я расчищу колодец, — пообещал он ей. — Я достану ведро, чтобы оно не мешало. Большего я пока с уверенностью сказать не могу.
— Серебро — это недостающее звено, — проговорила Элис, уткнувшись ему в грудь. — Необходимо именно Серебро. Тогда ты вернешь Старшим всю магию целиком.
«Звучит устрашающе. — Он обвел взглядом хранителей, подошедших ближе и слушающих Элис. — Юнцы, овладевшие магией! Что они станут с ней делать? Сумеют ли применять ее мудро?»
Лефтрин нахмурился, понимая, что надеяться на это просто глупо.
Малта встала и в сопровождении Рэйна подошла к ним. Губы у нее были обветрены и искусаны, а волосы напоминали солому. Младенец хныкал не переставая.
— Спасибо тебе, Элис, — сказала она. — Спасибо за все твои попытки нам помочь.
Лефтрин не сомневался в ее искренности, но невероятная усталость и глубокое горе сделали речь Малты блеклой. Казалось, она благодарит Элис за чашку чая, а не за то, что она рисковала собственным рассудком.
Лефтрин сделал шаг назад, взяв любимую за плечи.
— Беллин! — рявкнул он. — Уведи Элис на корабль. Накорми чем-нибудь горячим и проследи, чтобы она легла спать у меня в каюте. Пусть хотя бы эту ночь проведет вне города! — Капитан умолк и посмотрел на колодец совершенно иначе, чем прежде. — Я его расчищу, — еще раз пообещал он Элис.