Услышав это, хранители дружно ахнули, а люди на берегу разразились криками, испуганными и возмущенными одновременно. Лефтрин окаменел от ужаса: только казней им еще не хватало!
Некоторые пленники кричали, что Рапскаль обещал их помиловать и дать возможность прислуживать драконам. Один мужчина упал на колени, отчаянно рыдая и восклицая, что его принудили и у него просто не было выбора. Лефтрин решительно подбежал к Рапскалю. Юноша скрестил руки на груди и непримиримо сжал губы.
— Мы не обязаны говорить нашим врагам правду! Я хотел, чтобы вы пригнали сюда захваченные нами корабли. Но человек, который поднял руку на дракона, не достоин ходить по этой земле, не говоря уже о том, чтобы жить среди нас. Поэтому вы умрете.
— Нет! НЕТ!!! — взревел Лефтрин.
Толпа разом смолкла. Члены команды догнали своего капитана и застыли рядом с ним.
Потрясенные хранители цеплялись друг за друга, широко раскрыв глаза. Тимара, чья бледность была заметной даже под синей чешуей, напряглась. Она шагнула вперед и продолжила идти, двигаясь будто марионетка, которую дергают за ниточки. Лефтрин предупреждающе вскинул руку, и девушка замерла. В глазах у нее ясно читалась мучительная боль.
— Торговцы так не поступают! — крикнул Лефтрин.
Рапскаль перевел на него взгляд, и глаза его возмущенно сверкнули: с какой это стати капитан вдруг вмешивается? Но Лефтрин не отступил и сжал мощные руки в кулаки.
— Рапскаль, как ты можешь заявлять подобное? Мы в Дождевых чащобах никого не казним. Предоставь это Калсиде или развращенной Джамелии. Мы никогда не допускали рабства и не убивали за проступки. Если эти люди поступили дурно, накажи их. Оцени причиненный ущерб — и пусть они его отрабатывают. Да, мы практиковали такие меры, как изгнание и временная кабала. Но не смерть же! Откуда у тебя столь жестокие мысли? Кто дал право драконам единолично решать судьбы людей?
На лице Рапскаля отразилось замешательство. Губы его дрогнули, и на мгновение Лефтрин увидел перед собой растерянного парнишку.
— Но ведь так было всегда, разве нет? Разве нападение на дракона не каралось смертью? — спросил он с искренним недоумением. Из его голоса разом исчезли все выразительные ораторские интонации.
— Рапскаль! Останься с нами! Прошу тебя! — Тимара неожиданно рванулась вперед и обняла его. — Не уходи! Смотри на меня, говори со мной! Ты Рапскаль, а не Теллатор! Не теряй себя!
Татс присоединился к ней, положив руку на плечо другу. К ним также бросились маленькая Сильве и высокий Харрикин. Каждый из них прикасался к Рапскалю. Еще мгновение — и все хранители столпились вокруг, стараясь до него дотронуться и хоть как-то достучаться.
Лефтрин недоуменно взирал на происходящее.
— «Не уходи»? — пробормотал он себе под нос.
— Ты был прав, дорогой, когда предостерегал Рапскаля еще много недель назад. — Капитан вздрогнул от неожиданности и обернулся: рядом, устремив на него свои серые глаза, стояла Элис. — Хоть парень теперь и Старший, но он основательно увяз в камне памяти. Нет, он не утонул, но воспоминания о чужой жизни затмили его собственные. Я знакома с Теллатором — мужчиной, который ожил в Рапскале. Он был предводителем Старших в период войны с соседями. Теллатор отличался горячим нравом и люто ненавидел тех, кто сражался против драконов и его народа. — Она покачала головой. — Нам хочется думать, что Старшие всегда проявляли по отношению к другим мудрость и доброту, однако они произошли от людей, а потому имели те же самые недостатки.
— Я должен защищать драконов! — воскликнул Рапскаль. Он обвел взглядом встревоженных товарищей и добавил: — А что еще прикажете делать с такими злодеями? Разрешить им жить среди нас? Позволить и дальше строить против нас козни? Мне… не нравится убивать, Тимара. Ты же знаешь: из меня и охотник-то неважный! Но в этом случае иного выхода просто нет!
Сгрудившиеся пленники почувствовали разногласия в стане победителей. Одни умоляли хранителей проявить милосердие, а другие кричали, что судить их может только Совет торговцев. Трое попытались под шумок улизнуть, и только громкий рев Хеби пригвоздил их к земле. Красная драконица распахнула крылья и надвинулась на незадачливых беглецов, широко раскрыв пасть. Те поспешно нырнули в людскую гущу, скрывшись в толпе. Калсидийцы приготовились к бою, встав спина к спине. Даже лишенные оружия, они намерены были сражаться.
Лефтрин нахмурился.
— Ну и как быть? — тихо спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Похоже, мир сошел с ума.
Гест, который тоже находился среди пленных, опустил голову, поглубже надвинув капюшон плаща. На последнем этапе долгого пути вверх по течению он снова заявил свои права на каюту и имущество — вернее, на то, что от него осталось. Почти все калсидийцы оказались на другом корабле, и ни у кого не хватило мужества спорить с ним. Гест с огромным облегчением переоделся, выбросив за борт ветхие обноски. Продукты и вина, которые прихватил в дорогу Реддинг, были почти целиком поглощены калсидийскими захватчиками, однако после ночевок в трюме кровать и постельное белье казались настоящей роскошью. Гесту по-прежнему приходилось драить палубу и работать на кухне, но по крайней мере удалось отвертеться от гребли. Благодаря сохранившейся одежде, его собственной и Реддинга, он был тепло и почти модно одет — и даже нашел время побриться и подстричь волосы. Он не знал, чего ждать после прибытия корабля в Кельсингру, однако решил руководствоваться одним из принципов отца: человек, который держится властно, часто получает власть. И потому Гест заперся у себя в каюте, чтобы приготовиться к встрече с городом и его обитателями. Он выбрался на палубу только после того, как корабли уже начали причаливать, избежав, таким образом, самой грязной работы. А когда им приказали сойти на берег, он постарался затеряться в толпе до тех пор, пока не станет понятно, что им уготовано.
Однако чего-чего, но уж такого Гест Финбок точно не ожидал. Он предполагал увидеть грязные раскопки или поросшие плющом руины. Когда корабль преодолел последний поворот реки и пленники узрели раскинувшуюся на склонах Кельсингру, Гест впал в ступор. Громадный город, построенный на невысоких холмах, казался видением из прошлого. Как он мог вообще существовать, не говоря уже о том, чтобы выдержать разрушительное действие времени, непогоды и природных катаклизмов?
И сколько же здесь сокровищ?
Так или иначе, Кельсингре удалось выстоять, и теперь она предстала перед ними во всей красе. Да, пристани нет: ее заменили доски, бревна и грубые самодельные сваи, но причаливать к ним возможно. А когда небольшая делегация Старших спустилась к реке, Гест предположил, что именно им следует внушить мысль о его высоком статусе. Поначалу, когда алый человек приговорил кого-то к смерти, а кого-то к рабству, Финбока охватил ужас: он был потрясен до глубины души. Но теперь, когда жители города принялись спорить, перекрикивая друг друга, Гест вдруг взглянул на происходящее под совсем иным углом. Это же не настоящие Старшие, а те измененные Дождевыми чащобами юнцы, которых отправили сопровождать драконов! Они вырядились в одеяния Старших, и Гест ненадолго обманулся. Но вот неопровержимое доказательство: у берега пришвартован «Смоляной», самый старый и уродливый из живых кораблей. Если «Смоляной» завершил тут свое плавание, то, значит, в Кельсингре собрались и те, кто пережил путешествие… Гест поднял голову, но пока не стал сдвигать капюшон, и начал наблюдать за так называемыми Старшими.
После того как Гест на своей шкуре испытал, на что способны драконы, он сильно сомневался в том, что Седрик или Элис смогли выжить. Оба лишены его предприимчивости, а уж Элис и вовсе знала в жизни только гостиные да чайные. Если он окажется вдовцом, то это даже лучше: как наследнику Элис, ему…
И тут он заметил жену. И чуть не расхохотался: настолько велик был контраст между ее сверкающим нарядом и простоватым лицом. Ее веснушки стали даже ярче, чем прежде (если такое вообще возможно), а рыжие волосы отливали медью. Рядом со стройными и юными Старшими Элис казалась низенькой и толстой. Волосы у нее свивались веревками, а узкие брюки плотно обтягивали икры, обрисовывая все изгибы. Непристойный наряд для горожанки из Удачного, а уж для женщины в ее летах — тем более. Она почему-то стояла рядом с неотесанными матросами «Смоляного»: может, понадеялась, что в грубой компании моряков будет выглядеть лучше? Увы, она ошиблась: подобный фон лишь добавлял ситуации комизма.
А потом Гест с отвращением увидел, как капитан корабля, который первым решился оспорить приказ о казни, грубый мужлан с обветренным лицом, обнял Элис и по-хозяйски притянул ее к себе. И ведь она нисколько не возражала! Напротив, привычно прильнула к речнику, положив голову ему на плечо. А уж когда Элис прижала ладонь к его груди, Гест понял, что у нее с этим мужчиной самые близкие отношения, и оскорбился до глубины души. Простой речник, грубый и невежественный, спит с супругой одного из самых влиятельных торговцев Удачного? Гесту и его семье нанесли немыслимое оскорбление! Теперь он ни за что не согласится принять неверную жену обратно к себе в дом! После того как Элис замаралась и пала столь низко, разве сможет она родить ему наследника, достойного носить имя Финбоков? Он отречется от нее и расторгнет брак!
Но сперва он заявит свои права на половину ее доли в Кельсингре. Обводя потрясенным взглядом город, Гест вновь удивился его размерам. А сколько у него конкурентов? Будем надеяться, что не больше двух десятков. Он попытался быстро пересчитать стоящих тесной группой хранителей, чтобы прикинуть, какой процент сокровищ древнего города принадлежит Элис, но они постоянно перемещались, окружая алого человека, который приговорил калсидийцев к смерти. Один из них что-то кричал насчет суда над чужаками. Что за нелепость?! У них нет никакой власти. Пусть рост у хранителей и высокий, но их чешуйчатые лица еще очень юные, почти детские.
Короче говоря, уж ему-то их суда бояться нечего. Он не причинил дракону никакого вреда, и никому не удастся доказать, что он такое намерение имел. А поскольку Гест Финбок — торговец, то и судить его может только Совет торговцев Удачного. Пусть эти люди и вырядились в одежду Старших, но если они посмеют его наказать, то им мало не покажется. Несмотря на свой маскарад, они по-прежнему граждане Дождевых чащоб и должны подчиняться местным законам. Они могут его задержать и даже потребовать у его семьи выкуп, но рано или поздно убедятся, что им — жалкой горстке отщепенцев — не устоять перед экономической мощью Советов Дождевых чащоб и Удачного. Если эти наивные юнцы вообразили, будто смогут отправлять отсюда сокровища и жить по своим собственным правилам, их ждет неприятный сюрпр