— В одном ты права, Амаринда. Когда герцог умрет, все закончится. А пока он жив, мы должны сражаться.
— Я тебе не Амаринда! — возмутилась она.
Тимара не могла определить, что испугало ее больше: речи Рапскаля или то, что он назвал ее Амариндой?
Ее собеседник снисходительно улыбнулся:
— Ты до сих пор не поняла Кельсингру. Как не осознала и того, что значит быть Старшим, связанным с драконом узами. Но когда-нибудь ты согласишься со мной и примешь свою судьбу. Время на моей стороне. Ты привыкнешь к мысли о том, что можно вести не одну жизнь, а быть сразу несколькими людьми.
— Нет, — отчеканила Тимара. — Исключено.
Он вздохнул. А она закрыла глаза, всего на секунду. Наверное, Тимара задремала, потому что проснулась, когда он начал тянуть ее за руку, уговаривая прогуляться по городу.
Она замотала головой:
— Сейчас ночь, Рапскаль. Холодная и темная.
— Не волнуйся, на улице вовсе не холодно, а путь нам осветит Кельсингра. Ну пожалуйста, Тимара. Просто пройдемся, чтобы я успокоился. Очень тебя прошу.
Он всегда умел добиваться от нее того, чего хотел. Тимара решила не будить Татса. Пусть отдохнет, а потом последит за Рапскалем, если она будет чувствовать себя вымотанной. Девушка накинула на плечи плащ, застегнула его и покинула комнату следом за Рапскалем. Он вывел ее из здания через боковую дверь, и они очутились в стороне от площади Драконов и тех, кто ожидал своей скорбной участи. Девушка не стала возражать.
На улице сильный ветер резко расцеловал ее в обе щеки.
Рапскаль поднял лицо к небу.
— Пахнет весной, — заметил он.
Тимара открылась навстречу ночи. Да, в ветре ощущалось нечто новое, скорее влага, чем мороз. Тепла еще не было, но и угроза заморозков исчезла.
Рапскаль взял ее за руку, и Тимаре было приятно его теплое прикосновение. Он погладил большим пальцем гладкую чешую на тыльной стороне ее ладони.
— Отрицать изменения нельзя, — прошептал он и, прежде чем она успела ответить, добавил: — Завтра, если ты посмотришь на склоны за городом, то заметишь, что березы и ивы подернуты розоватой дымкой. В предгорьях снег уже почти сошел. Скоро Лефтрину надо будет плыть в Трехог, за семенами и домашней живностью, которые он заказал. — Рапскаль улыбнулся. — В этом году мы разбудим всю Кельсингру. Пройдут годы, повсюду на окрестных пастбищах будут пастись коровы и овцы, и трудно будет поверить, что когда-то здесь жили только пятнадцать хранителей.
Ее потрясло то, как ясно Рапскаль видит их будущее. Они побрели по тускло освещенным улицам, и Тимара предоставила юноше выбирать путь. Как обычно, он заполнил молчание болтовней:
— Раньше город никогда не засыпал. Когда-то в Кельсингре было столько жителей, что люди ходили по улицам и ночью и днем. Мы еще не обследовали некоторые районы. Самые разные тайны дожидаются своих Старших. Мы увидим места, где мастера творили чудеса, и дома, где работали ремесленники.
Тимара вспомнила пересохший колодец с Серебром: жаль, что столь малый запас магического вещества ограничит их будущее. Однако сейчас не надо расстраивать друга. Пусть Рапскаль выговорится, а когда слова иссякнут, она отведет его обратно в купальни, чтобы дать выспаться. Девушка невольно подумала о том, что принесет утро. Долго ли еще Тинталья будет балансировать между жизнью и смертью — а вместе с нею малыш Малты и Рэйна? Она представила себе, как Кало будет пожирать на площади умершую драконицу, и ее затошнило. А еще ей надоело думать о спорах, которые неизбежно возобновятся завтра, и о судьбе калсидийских воинов, явившихся сюда убивать драконов. И Тимара затосковала о недавнем прошлом — о днях перед возвращением Тинтальи. Те дни были наполнены простыми трудами: охотой, восстановлением причала, освоением города. Все казалось таким скучным и размеренным! А теперь она мечтает вернуть ту спокойную скуку…
Тимара заподозрила, что Рапскаль вновь попытается увести ее к тому дому, где некогда жили Теллатор и Амаринда, и почувствовала огромное облегчение, когда убедилась, что ошиблась. Они свернули в какой-то переулок, и спутник принялся увлеченно рассказывать Тимаре о том, что уже успел узнать. Вот здесь жил знаменитый поэт. Соседняя пекарня славилась вкуснейшими пирожками с начинкой из сладких ягод. А рядом находится улица, где ткачи создавали такие одеяния, которые сейчас носят они оба. Она понимала, что ее спутник озвучивает воспоминания Теллатора так, словно они принадлежат ему самому, но была слишком утомлена и не одергивала юношу. Ничего, скоро к ней вернется прежний Рапскаль.
Неожиданно они опять свернули и очутились в более скромных кварталах.
— В маленькой мастерской работал жестянщик, — сообщил Тимаре Рапскаль. — Он делал чудесные кастрюли, готовившие пищу без огня. А знаешь, что находилось вон там? Лавка, где продавались музыкальные подвески, которые под дуновением ветра наигрывали тысячу мелодий.
— Эти люди работали с Серебром! — догадалась Тимара.
— Серебро было важнейшим тайным сокровищем горожан и чудодейственным средством, превращающим Старших и драконов в мудрых существ, почти не подвластных времени, — подтвердил Рапскаль и замер у дверного проема. — Без него мы погибнем, — добавил юноша спокойным тоном и прошел в зияющее пустотой отверстие.
Тимара неохотно поплелась за ним.
— Здесь темно! — пожаловалась она и почувствовала, что он кивнул.
— Однако Серебро применяли не всегда. Даже в ту пору оно было редчайшей драгоценностью. С его помощью Старшие освещали улицы и обогревали особняки. Оно было запечатлено в произведениях искусства, которыми все наслаждались. Но в небольших жилищах его почти не использовали.
Рапскаль протянул ей какой-то предмет, встряхивая, чтобы развернуть. Ожерелье с подвеской в виде лунного лика. Оно мягко засияло и наполнило комнату неярким серебристым мерцанием. Тимаре это украшение показалось странно знакомым.
— Надень его! — попросил Рапскаль.
Девушка не послушалась, и он шагнул ближе, чтобы откинуть капюшон плаща и приложить украшение к ее шее. Серебряная луна легла ей на грудь, и Тимара смогла осмотреть мастерскую. От скромной деревянной обстановки почти ничего не осталось, но среди обломков обнаружились привычные вещи. Каменный стол с желобками и стоками на столешнице: это точно для работы с Серебром. А еще — наковальня; правда, Тимара никогда в жизни не видела ничего подобного, но сразу догадалась, для чего она нужна. Девушка прищурилась и посмотрела на стену, где прежде на подставке висели инструменты. Деревянная полка рассыпалась в прах, и инструменты грудой лежали на пыльном полу. Видавший виды черпак зацепился за большие ножницы. Тимаре вдруг захотелось поднять их и вообще привести здесь все в порядок.
— Давай выйдем на улицу, — резко сказала она.
— Это не поможет, — возразил Рапскаль. — От прошлого не убежишь. Я не хочу тебя принуждать, но времени мало. У всех нас его осталось очень мало.
Тимара похолодела. Она повернулась к другу, и из-за отраженного лунным амулетом света его глаза засверкали серебром.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты и сама прекрасно понимаешь, — тихо упрекнул он ее. — Я все ждал, когда ты мне признаешься. Не надо ничего отрицать. — Рапскаль замолчал и посмотрел на нее с осуждением. — Амаринда знала. Значит, и ты тоже…
И тебе пора перестать упрямиться, — поддержала его Синтара. — Все равно от этого тебе никуда не деться.
— Нет! — возразила Тимара им обоим. Ей было очень обидно, что они объединились против нее и принуждают к «этому», чем бы оно ни являлось на самом деле. И она прямо заявила юноше с серебряными глазами: — Ты меня пугаешь. Теллатор, уходи. Верни мне моего друга Рапскаля.
Он вздохнул и пробормотал:
— Извини, но я тебя люблю. Я любил тебя тогда и люблю сейчас, Тимара. Я выжидал сколько мог… сколько могли мы все. Но мы Старшие, и наша миссия — служить драконам. Неужели ты позволишь Тинталье умереть? Ты допустишь, чтобы Малта, Рэйн и их малыш погибли только потому, что тебе так сильно хочется цепляться за настоящее? Но разве это настоящее реально? Ты родилась в другом месте, но очутилась именно здесь, Тимара! Я понимаю, что ты испугана. Я старался не торопить тебя и запасся терпением. Однако сегодня наш последний шанс. Прошу тебя. Сделай же правильный выбор — ради себя и ради меня, Рапскаля. Потому что я тебя принуждать не стану. А вот Теллатор — станет.
Тимару трясло: из-за внутренней борьбы, раздирающей ее душу, и от ужаса, который вызвали в ней слова Рапскаля. В ней пробуждались воспоминания, но она не хотела их признавать. Девушка осмотрелась.
— Мы находимся в мастерской Амаринды. Она тут работала, создавала разные вещи.
— Верно, но Амаринда была не просто ремесленницей, а художницей. Кое-какие изделия она продавала, но не меньшее количество раздаривала. Она творила. Именно здесь она — то есть ты — своими руками работала с Серебром.
— Я ничего не помню, — решительно отрезала Тимара.
— Верю. Воспоминания полустерты, потому что Серебро было слишком ценным и сведения о нем не заносили в камни памяти. Некоторые тайны были слишком важными, чтобы доверять их кому-то, помимо наследника, учившегося тому же ремеслу. Секреты передавались только от мастера к ученику. Места расположения колодцев нельзя было полностью скрыть: ведь драконы постоянно являлись, чтобы из них пить. А вот как именно колодцы были связаны с временами года — неизвестно. Это было тайной, доступной лишь посвященным.
Неожиданно Рапскаль схватил девушку за руку, и ее первым порывом было высвободиться. Однако он повел ее к выходу, чему Тимара несказанно обрадовалась. Ясно, здесь работала Амаринда. И вдруг Тимара вспомнила шумную улочку мастеров такой, какой она была в прошлом. Все случилось само собой, и камни памяти ей действительно не понадобились. Сцены из прежней жизни постепенно всплывали перед ее внутренним взором, и она никак не могла от них отделаться. Она — Амаринда, которая жила в той древней Кельсингре… Девушка задумалась, но неожиданно ее отвлек Рапскаль.