— А вот здесь была студия Рамоза. Того скульптора… — Его голос стал холоднее. — Помнишь его?
Тимара бросила взгляд на темные глазницы окон в стене.
— Да, — мрачно призналась она и встряхнула головой. — Ты еще меня к нему ревновал.
Рапскаль кивнул:
— Он был твоим любовником до меня. Мы с ним однажды подрались. Глупо было не сообразить, что мужчина, который целый день орудует молотком и резцом, должен неплохо накачать мускулатуру.
Тимара оттолкнула тяжелые воспоминания. Ей показалось, что они подбираются очень близко… к чему-то опасному. А потом Рапскаль свернул за угол — и она попала в знакомое место. Теперь они находились на площади с колодцем, который бросили после нескольких отчаянных попыток достать Серебро. В одной куче были свалены балки, в другой лежали части сломанного механизма, в третьей — инструменты. Команда Смоляного потратила несколько часов на работу с цепью. У края колодца виднелось множество соединенных заново звеньев — конец цепи был закреплен за обломок одной из колонн, на которых когда-то покоилась крыша сооружения. Тимара заметила Хеби: драконица тихо стояла в темноте. Девушку захлестнула волна страха.
— Зачем мы сюда пришли? — выдавила она.
— Чтобы ты смогла вытащить Серебро. Чтобы Тинталья осталась жива. Чтобы все драконы стали такими, какими должны быть, — и Старшие тоже.
На открытом пространстве свет от лунной подвески уже не добирался до глаз Рапскаля. Они были сияюще-голубыми, как обычно, но в серебряном мерцании ожерелья его лицо превратилось в призрачную маску. Этот человек был совершенно ей не знаком.
Он твердо произнес:
— Амаринда, ты должна спуститься в колодец. Только ты одна знаешь, как можно вернуть Серебро.
— Любимая? — прошептал Рэйн.
Он позвал Малту шепотом, словно не решался тревожить ее сон. Но она не смыкала глаз. Она не может даже чуть-чуть подремать — и, возможно, вообще уже больше никогда не заснет. Бедная женщина сжалась у носа драконицы, пристроив малыша себе на колени. Ее ладонь лежала у ноздри Тинтальи, и Малта ощущала тихое движение воздуха, означавшее, что лазурная королева еще дышит.
— Я здесь, — сказала Малта Рэйну.
Муж придвинулся к ней поближе:
— Я пытаюсь разобраться со своими чувствами. Когда я был мальчишкой, а Тинталья оставалась под землей, заточенная в коконе из диводрева, она меня завораживала. А потом она практически поработила меня, и я ее возненавидел. Я любил драконицу, когда она помогла мне вернуть тебя. А потом она улетела — и мы много лет ничего о ней не слышали и не ощущали никакой связи с лазурной королевой.
— Я сердилась на Тинталью не меньше тебя. Бросить нас, чтобы мы заботились о выводке! Улететь, не сказав ни слова! Подвергнуть Сельдена огромной опасности… — Она погладила драконью морду и вздохнула. — Как ты думаешь, Рэйн, он умер? Мой младший братишка?
Рэйн молча покачал головой.
Ночь выдалась ясной, ветер унес облака, да и холод был не слишком сильным. В воздухе пахло весной. В небе плыла луна и сияли звезды, не замечавшие тоскующих смертных. В волшебных одеяниях ни Рэйн, ни Малта не замерзали. Правда, камни были чересчур жесткими. Но Малта не жаловалась: ведь рядом с нею муж, сын и драконица, которая определила их участь. Жизнь и смерть сплетались в этом месте в разлохмаченный узел, соединявший обрывки судеб. Дыхание Тинтальи овевало Фрона. Вонь загноившихся ран висела в воздухе.
— Тинталья до сих пор невероятно прекрасна! — с трудом сказала Малта и сглотнула ком в горле. — Посмотри на ее чешуйки: каждая из них — произведение искусства. Просто удивительно, особенно если вспомнить, что она сама выбирала для них рисунок, для всех до единой. — Пальцы Малты скользнули по драконьему узору, прослеживая сложный белый, серебряный и черный орнамент, обрамлявший закрытые глаза Тинтальи. — Никто из сородичей никогда не превзойдет ее в великолепии. Молодая королева, Синтара, кичится собой, но ей никогда не стать такой синей, как наша Тинталья. Фенте и Верас рядом с ней вообще кажутся примитивными древесными змеями. О моя тщеславная красавица, ты имела полное право гордиться собой.
— Это правда, — согласился Рэйн. — Как же больно, что Тинталья умирает вот так, измученной и израненной. До чего обидно ее терять! Я почувствовал, как в других драконов вселилась надежда, когда она появилась в небе. Им нужна Тинталья и ее воспоминания.
— Она всем нам нужна, — прошептала Малта. — Особенно Фрону.
Малыш зашевелился у нее на коленях, возможно услышав свое имя. Малта приподняла край укрывавшего его плаща. Он продолжал спать. Она наклонилась к сыну, любуясь его личиком при свете луны.
— Посмотри! — обратилась она к мужу. — Я раньше не замечала. Крошечные чешуйки у него на бровях — на них точно такой же узор, как и на чешуе Тинтальи! Даже в отсутствие драконицы он получил ее метку. Ее искусство сохранялось бы и в нем. Если бы только его исцелили. — Внезапно младенец пошевелился и захныкал. — Тише, мое солнышко! — заворковала мать, обняла его и прижала к груди.
Его тоненькая ручонка с худенькими пальчиками выбилась из пеленок. Малта приложила ладошку сына ко лбу драконицы — да так и застыла. Она хотела, чтобы ее малыш впитал в себя хоть частицу былой силы Тинтальи.
— Она была бы и твоим драконом, мой милый. Потрогай ее хоть разок, пока вы оба живы. Представь себе, каким прекрасным ты бы стал, если бы она смогла тебя направлять. — Малта ласково провела детской ручонкой по гладкой чешуе Тинтальи. — А ты, Тинталья, если уж ты должна уйти, дай Фрону хоть каплю своей мощи. Подари ему память о полете, пусть он увидит твою красоту, и мой сын унесет эти воспоминания в темноту.
— Я ничего не знаю ни про Серебро, ни про колодец. Я не Амаринда! И не собираюсь спускаться вниз! Ни сейчас, ни потом. Я ненавижу такие места, где темно и тесно. Лезть туда ночью, одной? Что за безумие!
От одной мысли о подобном у нее начинало отчаянно колотиться сердце. Тимара обхватила себя за плечи. Если бы рядом был Татс! Почему она не разбудила Татса и не заставила присоединиться к ним? Никто ведь даже не знает, что они отправились бродить по Кельсингре!
А Рапскаль настаивал — он говорил безжалостно, но таким мягким голосом:
— Тинталья умирает. У нас нет времени. Тимара или Амаринда — уже не важно. Ты должна это сделать. Я спущусь с тобой. Ты будешь не одна.
Тимара пыталась пробиться назад, в собственную реальность. Это ведь просто Рапскаль — парень со странностями, и она не должна позволять ему собой помыкать.
— Не стану я ничего делать! Хватит, Рапскаль. Мне надоело пытаться тебе помочь. Я возвращаюсь в купальни, чтобы хоть немного поспать. Ты слишком странный даже для меня.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку железной хваткой:
— Ты должна. Сегодня ночью.
Тимара ударила его и попыталась вывернуться, но у нее ничего не получилось. И когда это Рапскаль успел стать настолько сильным? Не заметно было, что ему приходится прилагать усилия, чтобы удерживать ее, несмотря на все старания девушки высвободиться. Тимаре было невыносимо сознавать, что он так переменился.
— Отпусти меня!
Громко захлопали крылья, и она ощутила струю воздуха. Брусчатка площади содрогнулась от скребущих по ней драконьих когтей, которые резко тормозили массивное тело. Синтара! Тимара была отлично знакома с ее запахом и тотчас ощутила мысленное прикосновение драконицы.
Успокойся, Тимара. Я здесь. Не бойся.
С приливом облегчения пришел и ледяной гнев. Она невозмутимо встретила взгляд Теллатора, прекратила сопротивление и посоветовала юноше:
— Отпусти меня немедленно. Иначе мой дракон может тебя ранить.
При этих ее словах к ним двинулась Хеби, шипы на ее шее встопорщились: алая королева почувствовала угрозу, направленную на Рапскаля. Тимара затаила дыхание. Все может обернуться плохо. У нее не было желания смотреть, как дерутся два дракона, особенно если вдруг она сама окажется в центре боя.
Рапскаль разделял ее чувства. Его пальцы разжались.
— Ты права. Так будет лучше.
Он отвернулся от них обеих.
Задыхаясь от обиды, Тимара растирала руку, на которой уже появлялись синяки.
— Рапскаль! А я ведь прежде тебя любила. Теперь я, наверное, вообще больше не захочу тебя видеть. Ты мне не друг. Не знаю, кем или чем ты теперь стал, но мне это не нравится.
Она повернулась, собираясь уйти. И тут вдруг…
— Тимара, — мягко произнесла Синтара. — Все будет хорошо. Мы не всегда доверяли друг другу. Но теперь ты должна туда спуститься.
Девушка приблизилась к краю колодца и уставилась вниз. Невыразимый ужас охватил ее — страх перед замкнутым темным пространством. Она содрогнулась и всхлипнула. Рапскаль вздохнул. Он не пытался прикоснуться к Тимаре, а встал на колени по другую сторону колодца. Схватив закрепленную цепь, он размотал ее и сбросил в отверстие. Она звякнула, ударяясь о стенку. Юноша спустил ее вниз еще немного, а потом звенья с треском заскользили по краю: цепь разматывалась под тяжестью собственного веса, стремительно скрываясь во тьме. Наконец она замерла, туго натянувшись, и Рапскаль пробормотал:
— Слишком короткая.
Он встал и ушел в ночь.
Тимара застыла у колодца, глядя в него. Бесконечная черная дыра… И она должна туда спуститься?
Она перевела взгляд на своего дракона и отчаянно взмолилась:
— Пожалуйста, не надо!
Синтара молчала. Тимара ощущала, что принуждение нарастает. Но теперь драконица не требовала от нее пойти на охоту, пока она будет спать, и не предлагала вычистить каждую чешуйку у себя на морде. Все намного хуже! Неужели Тимара не выпутается из этой ситуации? А если она погибнет в колодце?
— Если ты меня принудишь, между нами все изменится, — предупредила она драконицу.
— Да, — согласилась Синтара. — Но я ведь тоже изменилась, когда ты заставила меня голодать и не оставила иного выбора, кроме как преодолеть свой страх и попытаться взлететь.
— Это совсем другое! — возразила Тимара.