— Уродцем? — Гест весело захохотал. Несколько человек обернулись к ним, и он мгновенно посерьезнел. Ему сейчас не требовалось чужое внимание. — Нет, мой юный друг. Не уродцем, а Старшим. Редчайшим существом, почитаемым всюду, где бы ты ни оказался. Да ведь все знают Малту и Рэйна Хупрус! Прежде они гостили при дворе джамелийского сатрапа, и там в их честь каждый день устраивали балы и пиры. Их осыпали подарками и знаками внимания! Не понимаю, почему они решили вернуться в Дождевые чащобы.
— В них нуждались драконы, — объяснил юнец, явно удивленный неосведомленностью Геста.
— Конечно! Совершенно верно. Но твой дракон, похоже, в тебе не нуждается? Тогда разве ты не волен отправиться куда пожелаешь? — Гест запустил пальцы в свои темные волосы, чуть их разлохматив, и постучал кончиком пальцев по губам, привлекая взгляд мальчишки к своему лицу. — Ты красивый парень и богач. Ты мог бы отправиться в столицу. Или куда угодно. А правильно выбранный спутник мог бы тобой гордиться, научить тебя благородным манерам и прочим вещам. Познакомить с людьми, которые бы тебя оценили. В конце концов, ты ведь не планируешь провести всю жизнь здесь? Ты слишком молод и обеспечен, чтобы осесть в такой глуши.
Дэвви возмущенно фыркнул:
— Богач? Я? У меня есть только одежда. Нож. Лук. А больше у меня ничего нет.
Гест был поражен:
— Молодой человек, но богатство окружает тебя со всех сторон! Ты ведь должен иметь здесь свою долю. Кельсингра буквально ломится от сокровищ, а если найти правильного покупателя, ты сможешь заполучить целое состояние. Я заметил на других украшения Старших. Почему ты тоже их не носишь? — Он прикоснулся к пальцам парнишки, на которых не было ни единого кольца, и медленно убрал руку. — Кстати, обыкновенного браслета Старших достаточно, чтобы оплатить целый год развлечений в Удачном. Я не лгу тебе, приятель.
— Я никогда не носил украшений.
Гест изобразил изумление:
— Никогда? Интересно почему? Кольцо с сапфиром под цвет чешуи, например, очень тебе подойдет… Или… — Финбок игриво притронулся к мочке уха юного охранника. А когда Дэвви отстранился, Гест воспользовался этим движением, чтобы очертить указательным пальцем линию его скулы. — Длинные серьги. Серебряные. Или из роскошного золота, чтобы привлечь внимание к твоим глазам.
— Чувствую себя выжатым как лимон, — пожаловался Сельден и даже сумел слабо улыбнуться собственной шутке.
— Смотри, как сильно воспалилось! — резко отозвалась Кассим, уставившись на его распухшее запястье.
В последний раз герцог зубами порвал ему кожу, и теперь рука вокруг раны стала горячей, красной и пульсировала от боли.
Сельден даже не почувствовал тот укус. Он потерял сознание в самом начале и очнулся только в комнате, расположенной в башне. С каждым разом, когда герцог пускал ему кровь, юноша чувствовал себя все хуже. Он понимал, что скоро от его выносливости не останется и следа. Он не хотел смотреть на свою руку, когда Кассим приложила к ней горячую влажную тряпицу. От припарки исходил сильный запах чеснока, и Сельден отвернулся, чтобы меньше его ощущать.
— Хорошо, наверное, сегодня на улице? — задал он довольно глупый вопрос.
Кассим распахнула ставни, и мягкий ветерок проник в спальню через плотные шторы. За колышущейся тканью темнела каменная балюстрада балкона. Новые апартаменты были просторными и светлыми, с впечатляющим видом на город и окрестности. Сельден подумал, что наступает весна, и опять слабо улыбнулся. Весна приходит, а вот он, наоборот, уходит.
— Неплохо. Хочешь, отдерну занавески?
— Да, пожалуйста.
— Имей в виду: погода ясная, но не очень теплая.
— А что еще более страшное может случиться? Я умру от холода?
— Если тебя раньше не убьет инфекция, — откровенно ответила Кассим.
— Я знаю, насколько все плохо, — согласился Сельден. — Рука болит немилосердно. Лекари сказали твоему отцу, что в следующий раз ему следует пить кровь из другой руки, чтобы зараза не передалась ему. А мне уже, признаться, все равно. — От одной мысли о герцоге у Сельдена свело судорогой пальцы. До чего же противно, что каждые несколько дней правитель Калсиды бередит его свежую рану. Появление очередного разреза только ускорит его гибель. — Я умираю, — проговорил он, пробуя эти слова на вкус. — Меня убивает то, что герцог пьет мою кровь.
— А сам он при этом становится все сильнее и сильнее. И так ликует по этому поводу! Отвратительный старик!
Кассим раздвинула плотные шторы и аккуратно расправила ткань. На синем небе плыли далекие пушистые облака. В той стороне не было гор. Горизонт уходил в бесконечность. В комнате повеяло свежестью.
— А вдруг, когда я умру, герцог начнет слабеть? — предположил юноша.
— Вероятно. Но я не доживу до того дня, когда это можно будет проверить. Если ты умрешь, то и меня тоже казнят. — Кассим вернулась и села на табуретку рядом с кроватью.
— Мне очень жаль.
Она тяжело вздохнула:
— Бедняга! Ты же не виноват, что мой отец тебя убивает. И я тоже ни в чем не провинилась. Мне просто не повезло. Едва появившись на свет, я сразу окунулась в этот ужас. — Кассим посмотрела в окно. — Знаешь, я тут подумала: если ты умрешь, я не буду ждать, чтобы отец обнаружил твое бездыханное тело и наказал меня. — Она кивком указала на балкон. — Можно прыгнуть вниз.
— Са милосердный! — воскликнул Сельден.
Он попытался сесть, но у него не хватило сил.
— Не от отчаяния, мой друг. Просто тогда герцогу будет труднее представить все таким образом, будто я умерла естественной смертью. Если я прыгну с балкона, кто-нибудь обязательно увидит мое падение. Есть люди, которые поклялись отомстить за меня, если я погибну от руки жестокого отца.
Сельден похолодел:
— И твой прыжок запустит волну мщения?
— Нет. — Кассим продолжала смотреть на небо. — Я надеюсь это предотвратить. Раньше мне хотелось, чтобы люди узнали, что отец со мной сотворил. Я мечтала, как они восстанут и поквитаются с ним. Теперь моя будущая смерть напоминает мне рябь, которая расходится от брошенного в воду камня. Неужели я жажду того, чтобы моя кончина стала причиной несчастий и гибели других людей? Нет, конечно. Я просто предпочту ускользнуть в тот момент, который выберу сама. — Кассим потянулась и взяла Сельдена за здоровую руку, но так и не повернулась к нему. — Знаешь, я вообще не хочу умирать, — призналась она шепотом. — Но видимо, придется прыгнуть. Я не собираюсь сидеть здесь в одиночестве, гадая, когда отец отдаст приказ, чтобы меня начали пытать. — Она наконец встретилась с Сельденом взглядом и попыталась невесело улыбнуться. — В общем, я приняла решение. Когда уйдешь ты, уйду и я тоже.
Он покосился на поднос, стоявший на невысоком прикроватном столике. От супа-пюре еще шел парок. На поверхности плавали кусочки грибов. Рядом лежал ломоть черного хлеба и поблескивала плошка со светло-желтым сливочным маслом. Вокруг приготовленной на пару́ рыбы красовались тушеные калсидийские перцы — фиолетовые, желтые и зеленые. Даже выглядело всё это необычайно аппетитно. Ну разумеется, его тюремщики хотят, чтобы он хорошо питался. В какой-то момент Сельден упрямо отказывался от пищи. Ему казалось бессмысленным есть исключительно ради того, чтобы продлить свое существование в качестве источника крови для герцога. Но теперь ситуация изменилась: это становилось способом продлить жизнь Кассим.
— Пока мы живы, всегда есть надежда, — сказал юноша.
— Верно, — без особого энтузиазма согласилась Кассим.
Сельден взял салфетку и развернул ее.
— Сперва следует укрепить сваи, там работы на пару дней. А потом надо загрузить корабль, и тогда можно отправляться в путь. Рэйн послал своему знакомому в Кассарике голубя, чтобы узнать, доставили ли уже из Удачного семена и живность. Ответа до сих пор нет, поэтому нам нужно поехать туда самим, чтобы все выяснить. Лично мне кажется, что голубь полетел не в ту сторону. Впрочем, не важно. Нам в Кассарике все равно надо со многим разобраться. Мне ведь еще не заплатили по контракту. И я этого Совету так не спущу.
— А как насчет двух других кораблей? Они тоже отправятся с нами?
Лефтрин покачал головой. Он сидел напротив Элис за маленьким столиком на камбузе. На исцарапанной столешнице перед ними испускали пар две массивные белые кружки с темным чаем. На пустой тарелке остались только крошки от бутербродов с сыром, которые они съели вдвоем. Кроме них, на борту никого не было, однако тишины на корабле не наблюдалось. Как всегда, Смоляной и река вели собственный разговор: течение тянуло его, а канаты удерживали на месте. Элис решила, что эти странные звуки ей нравятся. Здесь, на баркасе, она чувствовала себя защищенной. Теперь ее точно не позовут к себе коварные камни памяти! Их шепот стал недоступным и растворился в воздухе. А когда они с Лефтрином планировали свое будущее, то слышали только голоса друг друга.
— Пусть те корабли и «несокрушимые», но их изрядно потрепало. Там и дыры после драконьего налета, и сломанные весла, и куча выбоин, которые необходимо залатать. Трюм одного отвратительно загажен. Кроме того, у нас не хватит людей, чтобы собрать нормальную команду. Рабы умеют только орудовать веслами: им незачем было пытаться научиться чему-то еще. А изначально никто из них не собирался стать матросом. Этим людям еще предстоит привыкнуть к тому, что они получили свободу. Они до сих пор ошарашены. Поэтому нам надо сперва помочь им прийти в себя, а уже потом выяснять, хотят ли они стать палубными матросами. А обучать хранителей управлять их собственными кораблями будем в теплое время, когда река утихомирится.
Лефтрин задумчиво пожевал губу, а потом отодвинул в сторону кружку.
— Помнишь, что Тилламон сказала Рэйну? Что она знает не меньше десяти молодых женщин, которые согласятся уехать из Трехога и Кассарика ради возможности гулять под весенним ветерком без вуали. Она получила согласие хранителей на то, чтобы пригласить их сюда. А у меня на примете есть несколько хороших парней, которых можно было бы уговорить приехать в Кельсингру хотя бы на полгода. Молодого капитана легче натаскать, если он сам поработал матросом. Но если уж таких не найдется, я хотя бы подберу им опытную команду, вместе с которой они могли бы учиться.