— Я имела в виду совсем другое! — пролепетала она. — Ты все искажаешь.
— Нет. Я просто заставляю тебя видеть вещи такими, какие они есть. Тебе нужна любовь придурковатого мальчишки, неумехи, мишени для шуток? Или любовь мужчины, умелого человека, способного тебя защитить и прокормить?
Тимара замотала головой, ощущая себя беспомощной перед его напором:
— Прекрати оскорблять Рапскаля! — Казалось, она умоляет чужака, чтобы он перестал высмеивать ее друга. Пусть все скорее закончится! Тимаре безумно хотелось, чтобы он ушел, но еще сильнее ей хотелось, чтобы этой отвратительной, никчемной ссоры, о которой она не сможет забыть до конца своих дней, никогда не было. К ней вдруг пришло понимание — ясное, как небо в безоблачный день. — На самом деле ты не пытаешься меня ни в чем убедить. Ты даже не пытаешься уговорить меня быть Амариндой и не добиваешься, чтобы я сегодня с тобой переспала. Ты просто стараешься сделать мне больно. А знаешь почему? Потому что я не позволила тебе собой управлять. Тот Рапскаль, которого я любила, никогда не стал бы вытворять подобное — ни со мной, ни с кем-то другим.
Его лицо изменилось — и перед Тимарой на миг возник прежний Рапскаль. А потом очертания его скул заострились, взгляд стал насмешливым, и девушке показалось, что это была очередная уловка. Рапскаль исчез навсегда. Незнакомый мужчина резко встал. Забытое им ожерелье с лунным ликом упало на пол.
— Я заглянул к тебе попрощаться, — заявил он. — Если бы мне была нужна женщина, которая не откажет, я бы выбрал Джерд. Она, несомненно, охотно бы согласилась. Я надеялся, что ты примешь свою судьбу, Тимара, и превратишься в женщину, достойную такого мужчины, как я. Ладно, будь по-твоему. Прощай. Я покидаю эту комнату и тебя, а завтра я покину Кельсингру. А если я не вернусь… Уверен, ты не будешь жалеть, что упустила свой последний шанс и решила поиграть в глупую детскую игру. Я не могу тратить на тебя время. Завтра я улетаю, чтобы возглавить драконов, отправляющихся мстить Калсиде. Мы положим конец охоте на драконов, которую позволили себе затеять люди. Но непохоже, чтобы тебя особенно волновали наши проблемы.
Ледяная река его слов обрушилась на Тимару и потопила девушку в едком осуждении. Тимара молча указала ему на дверь. Слезы текли у нее по щекам, и она с трудом подавляла рыдания, которые так и рвались из горла. Он прошествовал к двери, а она последовала за ним, на два шага сзади, оставаясь вне пределов его досягаемости. «Я его боюсь», — подумала Тимара, и эта мысль подсказала ей, что любовь, которую она питала к порывистому, легкомысленному, мягкому и внимательному Рапскалю, осталась в прошлом.
В коридоре он обернулся. Его глаза — два драгоценных камня — гневно сверкали на лице.
— И вот еще что… — холодно начал он.
Но она быстро захлопнула дверь у него перед носом. Тихо села на стульчик перед туалетным столиком. Посмотрела в зеркало на себя — крылатую Старшую Тимару.
А потом дала волю слезам.
— «На рассвете»! — фыркнула Тимара. — По-моему, драконы хотели сказать: «Когда мы проснемся и когда нам заблагорассудится».
— Им необходимо солнце, — попытался оправдать их опоздание Татс. — И драконам важно выпить как можно больше Серебра. Тогда они смогут лететь быстрее и дольше.
— А их яд станет более смертоносным, — добавила Тимара. — Так мне сказала Синтара. Кстати, именно Тинталья посоветовала им всем перед отлетом напиться вдоволь Серебра.
Хранители замолчали. Отряд собрался на площади, когда солнце уже приблизилось к зениту. На войну решили отправиться все драконы. Некоторые — например, Хеби, Кало и Сестикан — выбрали себе замысловатую сбрую. Другие неохотно согласились на простой ремень, которым крепилось седло всадника. А Синтара вообще отказалась от любой упряжи и даже не допускала мысли нести на себе в бой всадника. Драконица отмела предложение Тимары отправиться с ней, резко бросив: «Ты будешь только мешать!» Фенте с явным удовольствием выслушала жаркие мольбы Татса сопровождать ее, но позже решительно отказала юноше. Теперь он наблюдал за своими товарищами с нескрываемой завистью. Дэвви сидел на Кало и с ребяческим любопытством озирался по сторонам. У него на лице то появлялась, то гасла улыбка.
Рэйн тоже собрался в путь. Тинталья была великолепна в усеянной драгоценными камнями сбруе, металлические пластины которой хранители скрепили прочной проволокой. Она выбрала золотой и нежно-голубой цвета, гармонировавшие с ее темно-синей чешуей. На Рэйне были светло-голубой шлем и такого же цвета туника. Доспехов по его размерам не нашлось. Он отмахнулся со словами:
— Они все равно слишком тяжелые и только душат меня. Зато теперь во время полета Тинталья не будет пережимать меня своими когтями, а то, когда я в прошлый раз с ней путешествовал, драконица едва не перерезала меня пополам.
Однако попытка Рэйна обернуть все в шутку нисколько не утешила его жену. Малта очень не хотела его отпускать, и не только потому, что боялась. Нет, она первая выказала желание лететь в бой на лазурной королеве. Возмущение Малты тем, что сотворили с ее драконом, сильно возросло, когда ей стали известны все подробности случившегося. Кроме того, у молодой женщины накопились свои причины расквитаться с Калсидой, которые ее недавние злоключения только подкрепили.
— Мстить должна я! Я не забыла те дни, которые провела на корабле у калсидийцев, оказавшись в полной их власти. И я никогда не прощу этим мерзавцам попытку убить моего ребенка!
Однако малыш удержал ее в городе и на земле.
Джерд, напротив, не хотела воевать, но Верас на этом настояла. Тимаре было жаль девушку. С убранными под шлем волосами ее побледневшее лицо казалось странно незнакомым. Она сжимала лук, а колчан за ее спиной был наполнен охотничьими стрелами. Джерд сидела на земле рядом со своей королевой и молчала. Похоже, ее мутило от страха. Сильве стояла неподалеку: в своих облегающих доспехах юная хранительница выглядела хрупкой и изящной. Харрикин взирал на нее с открытым обожанием. А вот ему его собственный дракон отказал. Харрикин умолял Верас взять его вместо Джерд, но зеленая королева заупрямилась, а Ранкулос преисполнился ревности.
— Ты останешься здесь, — заявил он хранителю, не оставив Харрикину выбора.
Нортель летел — и радовался этому почти так же сильно, как Рапскаль.
На ступенях купальни семеро бывших рабов наблюдали за приготовлениями отряда с таким интересом, словно смотрели спектакль театра марионеток. Долгое рабство оставило на них глубокий след, повлияв в том числе и на психику. Тимара не была уверена, что эти люди до конца осознали: Смоляной действительно ушел, а они получили свободу. Очень немногие из них надели предложенные им наряды Старших. Остальные поспешно выстирали и залатали свои поношенные вещи и опять натянули на себя ветошь. Они по-прежнему держались друг друга и переговаривались по-калсидийски.
Рапскаль успевал повсюду: советовал хранителям подтянуть или ослабить ремень сбруи, спрашивал, набрал ли каждый воды и захватил ли приготовленные в дорогу продукты. Он излучал непоколебимую уверенность, что буквально разрывало Тимаре сердце. Она понимала: это Теллатор присматривает за своими воинами. Она наблюдала, как он сурово подсаживает Джерд в седло и сверлит ее глазами, пока она устраивается на Верас. Остальные хранители подражали его действиям.
Плевок заявил, что не понесет на себе никого, даже Карсона. Они тотчас поругались, а когда охотник попытался надеть на серебряного самца сбрую, тот зашипел. Вмешался Меркор.
— Это каждый дракон решает сам, — спокойно уведомил он Карсона.
Сейчас охотник стоял возле Релпды и смотрел вверх, на устроившегося на ней Седрика. К ее усаженной конусообразными заклепками сбруе были прикреплены тщательно упакованные сумки со снаряжением. Тимара подумала, что Карсон наверняка положил туда все, что только могло понадобиться Седрику. Мужчины обменялись серьезными взглядами. Карсон потянулся, дотронулся до сапога любовника, напряженно кивнул и отвернулся. Седрик судорожно сглотнул, вскинул голову и устремил взгляд вдаль. Тимара покачала головой, переживая за обоих.
— А Кейз и Бокстер летят? — спросила она у Татса.
— Да. А вот Алум — нет. Ты ведь знаешь, что Арбук обожает выкидывать всякие фокусы. Ну, теперь Арбук может вволю кувыркаться в воздухе и не беспокоиться, что хранитель будет этим недоволен. — Татс вздохнул. — Непривычно, что город почти опустеет. А ведь Смоляной увез бо́льшую часть пленных.
Тимара дотронулась до его запястья.
— Зато мы будем вместе, — напомнила она ему.
Юноша не ответил ей, следя за Фенте. Драконица выбрала солнечно-желтую сбрую, а когда Татс отрегулировал ее, мгновенно забыла о своем хранителе.
— Жаль, что мы оба не летим.
Малта тихо подошла к Татсу и Тимаре. Они молча наблюдали, как Рапскаль карабкается по ремням, свисающим со сбруи Хеби, и занимает место в седле с высокой спинкой между ее крыльями. Устроившись, он поднес к губам рог и выдул четкие звуки боевого сигнала.
— Теллатор! — Тимара тихо прорычала его имя и отвернулась от Старшего, который похитил прежнего милого парнишку.
Хеби напружинилась и вместо обычного неуклюжего взлета резко рванулась вверх, унося хранителя с собой.
В следующее мгновение Тимару и Татса обдало порывом ветра: это взмыла в воздух вся стая. От шума крыльев заложило уши. Волосы у девушки растрепались, и ее окатило острым запахом драконьего мускуса.
А спустя миг они уже одиноко стояли на затихшей площади, а яркие драконы стремительно уменьшались в безоблачном небе. Тимара заморгала и протерла глаза, которые запорошило песком.
Тишину нарушила Малта.
— Тинталья и Рэйн улетели, — констатировала молодая женщина. Малыш у нее на руках икнул, и она рассеянно похлопала его по спинке. — Никогда не думала, что будет настолько тяжело смотреть, как они нас покидают.
Она крепче прижала к себе Фрона.
Тимара как будто услышала мысль, которую Малта не высказала вслух. Сколько из них вернется назад — и когда?