— Ах, Алум! Некоторых из нас не особенно-то спрашивали, что мы «выбираем». Тинталья даже не поинтересовалась у меня или у Рэйна, хотим ли мы стать ее Старшими. Она просто взяла и изменила нас. И мой старший брат Уинтроу не хотел, чтобы между ним и кораблем возникла магическая связь. Однако это произошло, и мне кажется, что теперь он ни о чем не жалеет.
Когда Малта вспомнила о братьях, у нее заныло сердце. Уинтроу давно перебрался на Пиратские острова и теперь редко наведывался в Удачный. А Сельден уехал… одна только Са знает куда. Их мать тоскует в Удачном. И все по прихоти драконов и живых кораблей. Как же мало на жизненном пути Малты определялось ее собственным выбором. Возможно, ее судьба была предрешена еще очень давно…
А сейчас они с Рэйном снова разлучены — волей своего дракона.
Молодая женщина посмотрела на Алума и сказала:
— Иной раз жизнь поворачивается так, что ты и предположить не мог. Но в любом случае столь важное решение — мудрое или глупое, продуманное или импульсивное — должна принимать сама Скелли. Вот так-то, Алум.
Он уставился на свою руку. Она была изящной, и ее покрывала такая же серебристо-зеленая чешуя, какая была у его дракона. Юноша запустил пальцы в разрыхленную землю и произнес:
— Скелли до сих пор мечтает о том, чтобы стать капитаном Смоляного. Она любит корабль и говорит, что, если у Лефтрина не будет детей или если он умрет раньше, чем наследник будет готов принять командование, она захочет занять место дяди. — Юноша смущенно поежился. — Я спросил, нельзя ли ей быть Старшей и капитаном одновременно, а она заявила…
— …Что Смоляной будет очень этим недоволен. И Арбук тоже. Так? — Когда он неохотно кивнул, Малта тихо добавила: — Драконы в любом облике — ревнивые создания, Алум. Ты вручил свою жизнь дракону и тем самым отказался от многих возможностей…
— Но Арбук того стоит! — горячо выпалил он, перебив Малту.
— Не сомневаюсь, — подтвердила она и неумолимо продолжила: — А Скелли может сказать то же самое про Смоляного. Ты бы оставил Арбука, чтобы последовать за Скелли и путешествовать вместе с ней?
По выражению лица Алума было видно, что он никогда даже не задумывался ни о чем подобном.
— Не торопи ее, — посоветовала Малта. — Ты же знаешь, что впереди у тебя целая долгая жизнь. Сотни лет, Алум. Так что наберись терпения. Прислушайся к себе… И представь следующее: а вдруг Скелли станет ради тебя Старшей, а лет через десять вы разлюбите друг друга? И что тогда? Ведь у нее пути назад уже не будет. Не дави на Скелли, не отрывай девушку от всего, что у нее есть, ради своей собственной мечты, Алум.
Он плотно сжал губы, а во взгляде его появилась странная печаль. Теперь Алум напомнил ей обиженного ребенка. Малта постаралась не сожалеть о своих резких словах. Она должна была его предупредить.
— Конечно же, ты права, королева, — глухо проговорил Алум. — Я боялся с тобой советоваться, хоть и не понимал почему. А сейчас мне все ясно. Я хотел узнать, можно ли мне обратиться к своему дракону, когда тот вернется, и попросить его об услуге… Ну, чтобы он изменил Скелли. И еще мне нужно было выяснить кое-что насчет Старших… Вдруг тебе обидно делить Тинталью с другим человеком? — Алум покачал головой, укоряя самого себя. — Это не мне выбирать, да?
Малта кивнула.
Юноша встал и низко ей поклонился. Малта едва не сказала ему, что никакая она не королева, но решила, что лучше не спорить. Если Алуму так спокойнее, нет ничего плохого в том, что он считает ее столь важной персоной. Парень уже собрался уходить, но вдруг остановился и полез в поясной кошель.
— Мы с Карсоном добрались до холмов. Там уже вовсю бушует весна. Я ничего подобного в жизни не видел. Земля сухая, и повсюду растет трава. Мне казалось, что, проведя здесь зиму, я понял, что такое суша, но… — Алум изумленно развел руками. — Карсон нашел их и собрал. Он попросил меня, чтобы я отдал это тебе, раз ты столько времени проводишь в оранжереях.
Юноша выудил из кошеля тонкую колючую веточку. На ее конце висели сморщенные коричневые комочки.
— Шиповник, — улыбнулась Малта. — Плоды дикой розы.
— Да! Карсон сказал, может, ты захочешь попробовать их посадить.
Малта взяла находку и прищурилась. Три высохшие ягодки. Она повернулась, посмотрела на десятки пустых грядок и произнесла:
— Начало положено.
— Верно, — согласился Алум.
Для Тимары это стало почти ритуалом. Каждый вечер перед заходом солнца она поднималась на башню, где хранилась объемная карта, и смотрела на город.
Зал сильно изменился с тех пор, как она впервые сюда попала. Однажды девушка потратила целый день, чтобы помочь Элис оттереть все стекла снаружи и внутри. Элис была очень недовольна тем, что разбитое окно затянули грубым куском выскобленной шкуры, но Карсон извиняющимся тоном сообщил, что ничего лучше он предложить не может. Ну что же, по крайней мере, какая-то защита от ветра и дождя.
Стол, который охотник соорудил для древнего макета, упавшего на пол, тоже оказался примитивным, но теперь на объемную карту хотя бы никто не наступит по неосторожности. Некоторые фрагменты карты уже рассыпались от ветхости, однако она была составлена необычайно точно, и хранители часто ею пользовались. Карсону никогда не надоедало ее рассматривать: он неоднократно заявлял, что карта способна рассказать им гораздо больше, чем они в состоянии у нее спросить. Тимара над такой возможностью не задумывалась. Она поднималась по бесконечным ступеням не ради удивительного макета, а ради вида на Кельсингру.
Она любовалась изменчивыми окрестностями. Высохшие травы диких лугов за городом сменились зелеными, а деревья на склонах покрылись молодой листвой. Даже цвет реки Дождевых чащоб уже не был тем белесо-серым, который она знала прежде. Вода, текущая между холмистых зеленых берегов, казалась серебристо-коричневой.
Однако Тимара каждый вечер вглядывалась в небо, надеясь заметить яркую драконью стаю.
Услышав шум шагов на каменных ступенях, она повернулась: на пороге застыл Татс.
— Что-нибудь видишь? — спросил он вместо приветствия.
— Только небо. Я понимаю, что приходить сюда довольно глупо. С чего бы драконам вдруг прилетать на закате, а не днем? — Она покачала головой, словно сама себе удивляясь. — Но даже если бы они и вернулись, с земли я бы их точно разглядела. Иногда я думаю, будто единственное, что я могу делать, — это тревожиться. Можно подумать, мое беспокойство помогает им оставаться целыми и невредимыми.
Татс недоуменно заморгал.
— Девушки мыслят весьма своеобразно, — пробормотал он без всякого ехидства, а потом подошел к окну и зачем-то подтвердил: — Драконов нет. Интересно, они уже добрались до Калсиды? — Его взгляд лениво скользнул по панно между рамами. Они были оформлены так, чтобы служить продолжением карты. — Этот зал Старшие наверняка создали для какой-то цели, — заявил он Тимаре.
— И возможно, не для одной, а для множества разных целей. Карсон сказал правду: карта не сможет дать нам ответы, пока мы не научимся задавать вопросы.
Татс кивнул и, уставившись на реку, поблескивающую внизу, спросил:
— Ты очень по нему скучаешь, да?
Тимара нахмурилась:
— По Рапскалю? Да. По Теллатору? Нисколько. — Она прижала руку к груди, и сердце заныло. Это ощущение стало для нее привычным. — Татс! Кто из них к нам вернется? Рапскаль или Теллатор?
Он ответил, не оборачиваясь:
— По-моему, их уже нельзя разделить, Тимара. Бесполезное занятие. Рапскаль изменился навсегда.
— Наверное, ты прав, — неохотно проговорила девушка.
Однако в глубине души Тимара упорно отказывалась признать Рапскаля и Теллатора одним и тем же человеком. Ей казалось, что если она вдруг окончательно с этим смириться, то произойдет непоправимое, путь назад будет закрыт навсегда. Внезапно Татс что-то произнес, негромко и хрипло.
— Что?
Он откашлялся и набрал в легкие побольше воздуха:
— Я сказал: «Я думал, что ты любишь Теллатора. Ведь он — любовь всей жизни Амаринды. А такие влюбленные не расстаются ни в прошлом существовании, ни в последующем». — Юноша поколебался и, опустив голову, пробурчал: — По крайней мере, так он сам мне все объяснил.
Тимара с трудом сдержалась, не желая показывать, насколько разгневана. После долгого напряженного молчания она уточнила:
— Кто это объяснил тебе: Рапскаль или Теллатор?
— А разве это важно? — с горечью отозвался Татс.
— Еще как! — отрезала она. — Теллатор давит на окружающих. И вполне способен обмануть кого угодно, лишь бы добиться своего. — Она отошла от Татса и прижалась лбом к стеклу. — В ту ночь, когда он привел меня к Серебряному колодцу… Рапскаль такого никогда не сделал бы. Кажется, Теллатор даже знал, что, если Рапскаль спустится в колодец, я полезу за ним.
О своей последней встрече с Рапскалем Тимара благоразумно помалкивала. Она решила, что не станет никому рассказывать о том случае.
— Тимара, но теперь Рапскаль и Теллатор — один и тот же человек.
— Возможно. Однако даже если Амаринда и любила Теллатора, то я его не люблю. Я не Амаринда, Татс. Я полезла в колодец ради Рапскаля, а не ради Теллатора.
Татс не отзывался. Она оглянулась через плечо и увидела, что юноша молча кивает, продолжая смотреть в окно.
— Ради Рапскаля, — с горечью прошептал он.
Внезапно Тимара приняла важное решение.
— Я хочу прогуляться. Ты не составишь мне компанию?
Татс наконец оторвался от окна. Уже наступили сумерки, однако город еще не начал светиться. В башне царил полумрак, и Татс прищурился, глядя на девушку. Но Тимара почти не различала черты его лица — перед ней мелькали лишь изменчивые тени. Однако ей показалось, что Татс собирается спросить, куда и зачем она хочет пойти. Но она ошиблась.
— Давай, — просто сказал он.
С наступлением вечера всегда пробуждались городские призраки. Спускаясь вниз, они встретились с посыльным, бегущим им навстречу. Он очень спешил и несся по ступеням, задрав желтую хламиду выше колен. Тимара прошла прямо сквозь него и только потом подумала, насколько странно то, что это перестало ее пугать и превратилось в обыденность.