Сумерки на улице были смешанными: дневной свет медленно уступал место мерцанию камней. Бестелесные толпы обитателей Кельсингры становились менее прозрачными, музыка звучала громче, а ароматы еды манили все сильнее.
— Интересно, будет ли здесь когда-нибудь снова так же много Старших?
— Я бы поставил вопрос иначе, — отозвался Татс. — Интересно, было ли их тут когда-нибудь и впрямь настолько много?
— Что ты имеешь в виду? — удивилась девушка.
— Просто я подумал: все эти люди… Мы видим одну-единственную ночь или наслоения многих лет?
А что, в этом был свой резон. Тимара так углубилась в размышления, что лишь спустя какое-то время заметила, что они идут молча. Она уводила Татса от центра Кельсингры в район роскошных особняков. Улицы стали тише: тут было меньше общих камней памяти и видения ограничивались только личными скульптурами. Тимара заметила старого дракона, дремлющего у фонтана, и женщину, которая наигрывала на флейте нежную мелодию. Музыка следовала за ними и растаяла в воздухе, когда они добрались до тупика на вершине холма. Тимара на мгновение застыла. С неба струилось неяркое сияние. К парадной двери вели два ряда колонн: арки слева были украшены смеющимися солнышками, а те, что справа, — изображениями улыбающейся полной луны.
— Я знаю это место, — холодно сказал Татс.
— Откуда?
Он не ответил. Тимара вздохнула. Ей не хотелось бы услышать, что он когда-то приходил сюда следом за ней и Рапскалем. Может, Татс видел, как они прикасались к колоннам, держась за руки, и наблюдал, как оба одновременно погружаются в чувственные грезы прошлого и чужих жизней? Юноша остановился, будто окаменев.
— Я зайду в дом, — выдавила Тимара.
— Зачем ты привела меня сюда? — с болью спросил он.
— Поверь мне, Татс, не для того, чтобы сыпать тебе соль на раны. Просто сейчас мне необходимо закончить одно дело. Я быстро. Ты не подождешь меня здесь?
Ей не хотелось одной приближаться к черным каменным колоннам с прожилками Серебра. Воспоминания цепляли ее разум, неотступно манили. И девушке было страшно даже переступать порог этого жилища.
— Что ты собираешься сделать?
— Я… я никогда не была у них дома.
— Вообще никогда?
— Ни разу.
Почему? Она не могла этого объяснить, да и не пыталась. Здесь жили Амаринда и Теллатор.
Тимара сжала губы. Вероятно, дело было в том, что на улице она могла притворяться, будто жизни этих двух Старших по-прежнему оставались реальными, продолжаясь в каком-то ином «сейчас», которое таилось за углом.
— А меня ты зачем с собой позвала?
Пора говорить честно.
— Я должна туда зайти. А с тобой мне не так страшно, Татс. Твое присутствие придает мне мужества.
Она отвернулась и начала длинный путь между колоннами. Они были высечены из превосходного камня, богатого Серебряными прожилками: видимо, Серебряных дел мастера Амаринду устраивало все только самое лучшее. Когда Тимара проходила между колонн, воспоминания тянули и цепляли ее. Ночами она не раз наблюдала сцены былой жизни. Вот Теллатор в праздничном наряде, с безмятежной улыбкой на безупречно красивом лице. Амаринда в летней тунике, украшенной бело-желтым узором. В ее распущенные волосы вплетены цветы, а ветер, которого Тимара не могла ощутить, шевелит складки ее одеяния. Теллатор гордо стоит в доспехах, держа в руках длинный свиток. Босая Амаринда в домашнем платье сидит на табуретке и играет на каком-то струнном инструменте. Тимара видела множества воплощений двух любовников — и вот теперь наконец оказалась у дверей их дома.
Она дотронулась до деревянной створки, которая со временем стала напоминать пористую губку. Память подсказала Тимаре, что раньше поверхность была отполирована до блеска и украшена по периметру изображениями солнца и луны. Девушка осторожно приоткрыла дверь. Раздался скрежет, и Тимара проскользнула внутрь. После того как она сделала несколько шагов по комнате, разбуженный дом неравномерно озарился: то тут, то там зажглись светильники. Тимара стала изучать обстановку, и воспоминания тотчас наложили на царящий хаос давний порядок.
Годы сурово обошлись с их любовным гнездышком. Мебель давно рассыпалась в прах, а гобелены на стенах превратились в полупрозрачную паутину. Тимара скорее почувствовала, чем увидела, что Татс последовал за ней. Она приказала себе не колебаться. Девушка торопилась, отталкивая призраков, которые пытались ее схватить. Темная комната была ванной… а рядом находилась общая спальня. Ей нужна дверь в конце коридора. Сломанная створка покосилась. Возможно, Рапскаль сюда не заходил. Она мгновение поколебалась и перешагнула через порог.
Ей потребовалась пара мгновений, чтобы привыкнуть к новой реальности. Древнее землетрясение обрушило заднюю стену дома, завалив ее садик. Фонтан со скульптурным изображением трех танцоров был похоронен под обломками. Потолок кривыми зубами вдавался в небо. Зимние бури залили дождем ее гардероб, а летнее солнце иссушило развалины. В комнате почти ничего не сохранилось. Однако мысленно она по-прежнему видела все таким, каким оно было прежде. Повсюду висели дорогие картины и богатые гобелены. Туалетный столик у окна был заставлен баночками с благовониями и притираниями. На полке красовалась ее коллекция статуэток из стеклянных нитей.
А сейчас все пропало. Тимара напомнила себе, что не стоит огорчаться из-за разрушений: ведь это было вовсе не ее богатство, а Амаринды.
Она повернулась спиной к пролому в стене и нащупала холодный камень внутренней перегородки. Там оказалась впадина, Тимара вложила в нее три пальца, нажала — и услышала знакомый щелчок. Когда тайник открылся, оттуда пролился свет. На пыльной поверхности заплясали желтые и красные блики. Тимара придвинулась ближе и заглянула внутрь. Ну да, она все помнила правильно: именно тут и находилось хранилище. Кристаллы огня пробудились от дремы. Татс за спиной у нее ахнул и шагнул поближе, чтобы рассмотреть клад.
Тимара позволила себе полюбоваться украшениями. Каждое рассказывало ей свою историю. Лавандовый браслет Теллатор подарил любимой на годовщину знакомства. Топазовые серьги он привез, вернувшись после почти годового отсутствия… Девушка оттолкнула воспоминания, запустила руку в кошель и достала изящное ожерелье с лунной подвеской. Она посмотрела на него в последний раз. А Теллатор носил сверкающее золотистое солнце. Она часто видела эту подвеску на его обнаженной груди, ощущала, как та вжимается в ее плоть, когда они занимались любовью.
Нет! Она, Тимара, никогда ничего подобного не ощущала.
Тимара опустила подвеску в тайник. Серебряная цепочка послушно легла внутрь. Еще мгновение Тимара смотрела на украшение другой женщины. То была чужая жизнь и чужая любовь: Амаринды, а не ее собственная. Она бережно вернула ящичек на место в стене и услышала щелчок замка.
После чего повернулась к Татсу и прошептала:
— Вот и всё.
Его лицо выражало недоумение.
— Не понял. Ты что, хранишь здесь свои украшения?
Тимара молча покачала головой. А уже в коридоре произнесла:
— Нет. Я ведь сказала тебе, что никогда раньше здесь не бывала. Я тут ничего не храню. Я просто вернула кое-что, что мне никогда не принадлежало.
Протянув в полумраке руку, Тимара обнаружила, что Татс подался ей навстречу. Вместе они вышли в ночь.
— Это совсем другой мир, — выдохнула Элис.
— Это мой мир, — негромко уточнил Лефтрин. — И я знаю его вдоль и поперек.
Элис смотрела на домики высоко в кронах деревьев. Еще несколько минут, и они причалят в Кассарике. Она приняла решение сразу же после швартовки сойти на берег и встретиться лицом к лицу со своей прежней жизнью. Она отправится с Лефтрином в Совет торговцев не только с целью подтвердить его рассказ о том, что драконы улетели из Кельсингры и собираются напасть на Калсиду. Она также потребует у Совета причитающуюся ей плату. А капитан сообщит, что намерен передать Совету пленных калсидийцев, и официально вручит торговцу по имени Полск — женщине, возглавляющей Совет, — ее коллегу Кандрала: пусть сами разбираются с письменными признаниями этого предателя.
Несколько часов назад рыбацкие лодки обнаружили Смоляного. До команды корабля долетали приветственные возгласы, а кое-кто даже прекратил лов и тащился следом за ними. Как минимум два судна спешно ушли вперед, дабы распространить известие о возвращении баркаса. Капитан отвечал всем одинаково: улыбка, взмах руки и кивок в сторону Кассарика. Элис понимала, что люди сгорают от нетерпения. Им с Лефтрином придется отвечать на массу вопросов, стараясь не упустить ни одной подробности.
Элис смотрела по сторонам и отчаянно цеплялась за свою решимость. Пора уже всем узнать правду. Хватит ей убегать! Ей надо доказать, и не в последнюю очередь самой себе, что она действительно начала новую жизнь — на собственных условиях. Уставившись вверх, на россыпь домиков, которые облепили деревья, молодая женщина видела удивленных горожан. Зеваки указывали на Смоляного пальцами и перекликались друг с другом. Элис предполагала, что их прибытие вызовет определенный интерес, однако такого ажиотажа никак не ожидала.
— Не уверена, что я смогла бы вписаться в этот мир, — прошептала она.
Тилламон выбралась на палубу и, подойдя к Элис, оперлась на леер. Элис взглянула на свою спутницу. Та зачесала волосы назад и сколола их на макушке, открыв на всеобщее обозрение чешуйки и наросты на лбу. Вдобавок Тилламон нарядилась в платье Старших с зелено-золотым узором и щеголяла в туфельках тех же цветов. Вдоль шишковатой шеи свисали длинные серьги.
Заметив улыбку Элис, она пояснила:
— Мы с Хеннесси пойдем вместе с Большим Эйдером навестить его мать. А потом я отвезу Хеннесси в Трехог и познакомлю со своей родней — матушкой и младшей сестричкой.
— И со старшим братом? — поддразнила ее рыжеволосая исследовательница.
Улыбка Тилламон стала еще шире.
— Думаю, Бендир за меня порадуется. Поначалу. А когда они с мамой узнают, что я решила насовсем переселиться в Кельсингру, то наверняка поднимут шум. Но после того как я сообщу им, что Рэйн улетел на драконе в Калсиду, чтобы разрушить вражескую столицу, оба, скорее всего, вообще обо мне забудут. — Она помолчала и добавила: — Бендир много лет использовал нашего младшего брата для того, чтобы отвлекать внимание матушки от своих собственных похождений. Теперь моя очередь.