ось бы, чтобы подобная участь постигла Элис!
Порой, когда горечь и одиночество давили на него особенно сильно, он просто надеялся быстро умереть. Он не питал иллюзий относительно того, почему калсидиец оставил его в живых, как и других торговцев из Удачного.
– Ценные заложники являются хорошей страховкой, – заявил он Гесту как-то вечером, когда тот ждал, пока хозяин поест. – Мы понятия не имеем, что будет в Трехоге. За купцов нам могут предоставить свободный проезд. Мы захватили только тех, кто имел несчастье оказаться на борту корабля, а еще тех торговцев, которые согласились помочь нам в приобретении плоти драконов для герцога. А раз они нарушили данное нам обещание, значит, ребята заслуживают того, чтобы отправиться с нами и оказывать нам любые услуги. Если они окажутся бесполезны, их можно предложить за выкуп после нашего возвращения в Калсиду. Курочка по зернышку клюет.
А потом, когда Гест подумал, что его мать наверняка щедро заплатила бы за его свободу, калсидиец добавил:
– И не вздумай доставлять мне лишние хлопоты. Сейчас от тебя есть толк. Если будешь и дальше играть свою роль, я, конечно, буду тебя щадить. Но попробуй мне досадить – и я тебя убью.
Гест в последний раз выжал рубашку, ощущая, как едкая вода пощипывает руки. Синяя ткань стала светлее, чем до стирки: сейчас река была слабокислотной, но при долгом воздействии ткань расползлась бы на тряпицы. Жаль. Она была у Геста одной из любимых. Он с горечью вспомнил, что именно Седрик выбирал и материал, и портного.
Он встряхнул рубаху, и она заполоскалась на сильном ветру. Стирка была окончена. Гест понес ведро к борту, чтобы вылить воду. Другой корабль он заметил одновременно с кем-то из калсидийских матросов.
– Нам навстречу идет судно! – прокричал вахтенный. – Стойкий корабль, такой же, как наш!
Гест смотрел на судно, которое двигалось за счет быстрого течения реки и одного квадратного паруса. Он застыл, вцепившись в поручень, слушал чужие возгласы и приказы, отдаваемые обоими капитанами. Оба явно не ожидали такого разворота событий. Сперва Гест захотел позвать на помощь и предупредить матросов о том, что здесь произошел бунт, всё захватили калсидийские пираты, но предпочел осторожность и молчание. Капитан и команда второго корабля были джамелийцами – и когда суда достаточно сблизились, Гест заметил, что они уже успели напороться на неприятности.
– Драконы! – заорал кто-то из джамелийцев. – На нас напали драконы! У вас на борту есть хирург? Он нам – нужен!
В корпусе корабля виднелись дыры, часть фальшборта вообще исчезла. У кричавшего вахтенного рука висела на перевязи и голову стягивала похожая на тюрбан повязка. Гест вытянул шею, стараясь рассмотреть все детали, но внезапно рядом с ним оказался калсидиец.
– Иди вниз. Сейчас же.
И Гест повиновался. Он шагал, как побитый пес, впереди своего хозяина, и его снова запихнули в чулан. Люк закрылся – и он понял, что его заперли. Он забился в угол и сел, откинувшись головой на переборку. Звуки, доносившиеся снаружи, как он уже успел убедиться, распространялись по всему кораблю. Гест навострил уши. Слова ему разобрать не удавалось, но, похоже, начались переговоры. Потом, как он и страшился, по палубе быстро протопали ноги, раздались команды, тяжелые удары – крики гнева и мучительный вопль, которые резко оборвались. Суматоха царила еще некоторое время, а Гест корчился в неведении, гадая о том, что стряслось и как это отразится на его шансах выживания.
Ненадолго наступила тишина, а затем шум возобновился. Он услышал, как открывают другой люк. Заключенные в соседнем отсеке уже давно не голосили и не колотили по стенам. Гест предполагал, что им дают достаточно еды и воды, чтобы они не умерли, но не более того. Грохот заставил его заподозрить, что калсидийцы прибавили к своей коллекции новых заложников для выкупа. Означало ли это, что они захватили корабль – или же просто взяли пленных в стычке? И зачем, Са ради, им такое понадобилось?
Он лег на бок, подтянув колени к груди и дрожа от холода. Он лихорадочно напрягал свой разум, пытаясь мыслить, как калсидийцы. Конечно же! Со второго корабля им выкрикнули предостережение против драконов. Второй капитан нашел путь в забытый город! И теперь калсидийцы воспользуются полученными сведениями, чтобы добраться до цели. Они же так стремятся попасть в самое пекло. А на джамелийское судно напали драконы. Значит, Гесту суждено отправиться навстречу этой опасности.
Тинталья летела. Без изящества, без легкости – но летела. При взмахе крыльев из загноившейся раны струйкой сочилась жидкость. Каждое движение отдавалось болью. Инфекция распространялась, сказываясь на всем ее теле. Вокруг раны уже отслаивались чешуйки, так что открытый участок кожи становился голым и болезненным. Если она долго спала, то при пробуждении ей трудно было открыть слипшиеся веки, а из ноздрей приходилось отфыркивать слизь. Она постоянно была голодна, но сколько бы ни съедала, пища не придавала ей сил. Все давалось драконице с огромным трудом. Радость жизни покинула ее.
А приземление в Трехоге было катастрофическим. Тинталья быстро потратила силы и легкомысленно напала на стадо речных свиней на мелководье. Одну она поймала, но животное оказалось маленьким, и лакомиться им пришлось, стоя в ледяном течении. Попытка взлететь после этого провалилась. Три раза она яростно била крыльями – и каждый раз падала обратно в реку. Так она и провела ночь в холодной – воде.
Когда рассвело, она едва могла шевелиться. Густые кроны деревьев, нависшие над берегом, не позволили ей даже набрать высоту. Тинталья собрала всю свою волю, чтобы заставить себя брести по течению вверх. Только благодаря удаче в тот вечер ей в пасть попал гревшийся на солнце секач. Потом Тинталья заснула на узкой полоске тростника и ила. Еще два дня медленного продвижения по реке подорвали ее силы. Теперь она не гнушалась даже падалью. Вечером она нашла для ночлега широкую песчаную косу, выступавшую за вездесущий лесной полог, – но сомневалась в том, что доживет до следующего утра.
Однако она проснулась. Исхудавшая от голода и движимая отчаянием, с пониманием того, что это станет ее последним шансом, она подпрыгнула, взмахнув крыльями… и взмыла в небо.
Тинталья предельно сосредотачивалась, чтобы не сбиться с пути. Каждый новый взмах требовал сознательного усилия и железной воли: она заставляла себя лететь вопреки боли и усталости. Вскоре ей придется снизиться и начать охоту. А затем она разрешит себе краткий отдых. Ее тело уже сейчас заявляло ей об усталости. Как ей хотелось приземлиться и лечь! Она с трудом преодолевала небольшое расстояние, и даже сейчас ее клонило в сон. Скоро она совсем ослабеет и не сможет сделать невероятное усилие, чтобы парить в воздухе. Если этот день настанет прежде, чем она достигнет Кельсингры, она умрет. И вместе с ней исчезнет весь драконий род: она так и не отложит несозревшие яйца. С того момента, как она увидела беспомощных калек, вышедших из коконов последних змеев, она знала, что стала единственной надеждой своей расы.
А ведь одна-единственная стрела вероломного человека обрекла на гибель все ее мечты. Порой – как сейчас, когда боль в боку разгоралась все ярче, заставляя мышцы тела ныть, – Тинталья находила убежище в ненависти. Она подпитывала ее планами и картинами мести. Она выздоровеет, вернется в Калсиду и спалит их жалкие городишки своим испепеляющим огнем. Тогда она насладится и убьет сотни – нет, тысячи – калсидийцев и навечно внушит им страх перед гневом драконов.
С каждым движением крыльев Тинталья повторяла данные себе обеты. Она спалит города и наводнит улицы вопящими людьми!
«Кельсингра уже близко», – подбадривала она себе. Конечно, она гораздо дальше Трехога, но она сможет туда добраться. Она должна. Порой, когда сон охватывал ее, она слышала голоса других драконов. Они нашли Кельсингру, создали Старших и разбудили город. Бодрствуя, она не могла достичь их разумов. Лишь когда она находилась на грани полного изнеможения, их мысли пересекались с ее собственными. Однажды ей показалось, что ее зовет Малта – она окликала Тинталью с тревогой и укоризной. Драконица попыталась ответить Старшей и приказать Малте готовиться к служению. Однако когда Тинталья пробуждалась, боль туманила ей сознание, делая такие простые вещи, как полет или охота, трудными. Хотя то, что чужим мыслям удавалось соприкоснуться с ее разумом, означало, что она почти достигла своей цели.
К счастью, дождь на время прекратился. И хорошо, что ей не надо лететь против ветра. Эти слабые утешения немного грели Тинталью. Она равномерно взмахивала крыльями, но летела невысоко над водой, высматривая добычу, – и потому услышала громкий шум прежде, чем заметила его источник. При виде двух кораблей она испытала гнев. Суда были сцеплены, члены команд кричали и сбрасывали друг друга в воду. Они не охотились ради мяса, а убивали друг друга, как обычно. Бесполезные, вонючие людишки! Их вой разгонит дичь в окрестностях. Именно в тот момент, когда ей необходимо, чтобы выслеживание добычи проходило легко, люди все осложнили! Ни одно крупное животное даже не отважится приблизиться к берегу. Что у них там за бессмысленная ссора? Если бы у нее были лишние силы, она повернула бы обратно и плюнула в них ядом. Пусть поквитаются за те неприятности, которые они ей причинили. Она низко пролетела над кораблями, а поднятый ею ветер заставил качаться оба судна. Людишки явно испугались, а Тинталья внезапно уловила запах, который поднял ей настроение.
Драконий яд!
Она захрипела, накренилась и сделала круг. Точно. На палубе одного из кораблей были потеки едкой кислоты и следы огня. Несомненно, это работа разъярившегося дракона. А может, и нескольких. Тинталья принюхалась. Она не ошиблась: это определенно не метки Айсфира. Его острый запах был ей очень хорошо известен. К тому же следы отмщения на палубе не соответствовали его темпераменту. Корабль еще мог плыть, команде позволили сбежать. Значит, не Айсфир. Другие собратья. Ее грезы вели ее в нужном направлении. Драконы живы и парят в небесах над Кельсингрой. Значит, у них есть будущее.