Джек заглянул в щель ее рта. Там торчало всего два зуба. Он мигом расшвырял в стороны ставни, и его вытошнило за окно. Кажется, уже одной желчью. Поблизости зазвонили колокола. Даже после десятка ударов Джек не узнал, что это за церковь. Вытерев рот, он обернулся и услышал характерный щелчок. Челюсти Энджи вновь встали на место.
— Где, — спросил он, стараясь не смотреть на ее опять сделавшуюся лучезарной улыбку, — где я нахожусь?
— В Уксусном дворике. Ты ведь слышал колокола. Это церковь Святой Марии на Стрэнде.
Колокола. Десять утра. Какая-то мысль смутно ворочалась в его утомленном сознании. Ему предстояло что-то сделать, но что?
— Друг? — неожиданно спросил он.
— Что?
— Ты сказала, за меня платил друг?
— Угу. Он сказал, что тебя, мол, надобно ублажить словно лорда.
Ни один могавк такого не произнес бы.
— Как он выглядел?
Единственная бровь сдвинулась к переносице, указывая на напряженную работу мысли.
— Нет… не припомню. Я выхожу на работу к восьми, так что… — Она захихикала. — Но на нем был очаровательный розовенький камзольчик.
Громила. Гораций. Наемник Харроу. Харроу, Крестер…
— Крестер!
Джек вздрогнул. У него два часа. Всего два часа, даже меньше, чтобы хоть как-то привести себя в форму. Ровно в двенадцать его будут ждать. Наглецы из Харроу во главе с милым братцем, без сомнения выспавшимся и хорошо отдохнувшим.
Несмотря на боль, отдававшуюся во всем теле, он лихорадочно заметался по комнате, собирая свое барахло. Все было измято, испачкано, залито пивом и пуншем. Джек громко выбранился и застонал. Потом, запрыгивая в кюлоты, он вспомнил еще кое о чем. И так и застыл: одна нога — в брючине, вторая — голая, вся в пупырышках от утреннего апрельского холодка.
— Проклятье, где мои деньги?
— Деньги?
— Мое золото. Черт возьми, где мои сто гиней?
Не отрывая от нее взгляда, он возвысил голос до крика и повторил свой вопрос.
— У тебя ничего не было. Платил парень в розовом.
— О нет! — возопил Джек. — Ради бога, только не это!
В отчаянии он опять заметался по комнате, затравленно взрыкивая и натыкаясь на стены. Но спрятать в этой клетушке что-нибудь было попросту невозможно, да и Энджи вряд ли решилась бы на столь серьезное воровство. Во-первых, она дорожила своей репутацией, а во-вторых, господин в розовом был очень щедр. Он заплатил ей гинею. Вестминстерским золотом. Джек был готов в этом поклясться, но ничего не мог доказать.
Глава 9ДУЭЛЬ НА БИЛЬЯРДНОМ СУКНЕ
Вопрос идти домой или нет попросту не стоял. Пробежка до Мейфэра и обратно съела бы все его время, необходимое на восстановление того, что восстановлению практически не подлежало, и потому Джек отправился к «Старому турку», где ему могли предоставить кредит.
Угрюмый хозяин таверны и прилегающих к ней бань, Мендоса, выслушав Джека, еще более помрачнел. По утрам «киски», работавшие на него, отдыхали, а сами бани проветривались и подвергались санитарной уборке, ибо до наплыва клиентов было еще далеко. Однако камни самой крохотной из купален, освободившейся позже обычного, все еще сохраняли свой жар, и угрюмец, продолжая ворчать, предоставил в распоряжение Джека расторопного банщика и даже велел другому малому взять в чистку одежду молодого мистера Абсолюта. Тот заявил, что сделает все возможное, хотя и не может ручаться за результат.
А Джек приступил к очистке своего переутомленного организма и для начала велел подать себе теплого молока. Первая кружка не прижилась, но Джек был настойчив и осушил без задержки вторую, неимоверным усилием воли подавив восстание у себя в животе. Затем он заказал кварту мясного супа с Пьяццы и в ожидании, когда его принесут, отправился в парилку. Страшно вонючий пот лился из всех пор его кожи, но пульсирующая боль в висках неимоверно усилилась, тогда он плюхнулся в холодную ванну и заставил себя просидеть в ней, пока лихорадочно красный оттенок его кожи не сменился на синий. Суп, принятый вместе с глотком шерри-бренди, вдохнул в него искорку жизни. Раз за разом чередуя жару и холод, Джек наконец добился того, что веки его перестали наползать на глаза.
Крошечная чашка кофе, черствая булочка из пекарен Челси — и лечение было завершено. Теперь он перешел из состояния полного паралича к прострации и лежал вытянувшись на диване, а слуга обкладывал его влажными полотенцами, все же оказавшимися недостаточно толстыми, чтобы заглушить звоны колоколов. Пробило полдень.
— Господи! — вскричал Джек, резко сев и тем самым едва не сведя к нулю всю проделанную работу. — Одежду мне, черт возьми! Несите одежду!
Ее принесли, хотя она была еще не готова и являла собой печальное зрелище — покрытая пятнами, порванная и влажная. Чистка, отчасти решившая одну проблему, породила новую: ни одна вещь не успела просохнуть. Но Джек опаздывал, а потому, несмотря на леденящие кровь апрельские ветры, насквозь продувающие улицы Лондона, влез в то, что имелось, и, уже убегая, упросил хозяина выручить его еще раз. Тот поворчал-поворчал, но в конце концов согласился. В турецких банях для удобства расчетов использовались металлические жетоны, поскольку разоблачившиеся клиенты оставляли свою наличность в привратницкой, забранной толстой решеткой. Теперь добрая пригоршня этих дисков была передана Джеку в женском чепце, взятом у горничной за неимением упаковки получше.
— Я занесу их чуть позже, Мендоса, вместе с деньгами, — крикнул Джек, выскакивая за дверь.
— Уж постарайтесь, молодой сэр, — прокричал Мендоса, потрясая табличкой с проставленной на ней мелом итоговой суммой, — или вы основательно подмочите свою репутацию.
«Она и так погублена, — подумал Джек. — А девять шиллингов — просто возмутительный счет!»
И он, трясясь от лютого холода, помчался по улице, сопровождаемый металлическим бряканьем, доносившимся из туго завязанного и довольно увесистого чепца.
Колокола собора Святого Клемента пробили половину первого, когда он ворвался в бильярдную. Зал ее, занимавший весь второй этаж таверны «Золотой ангел», был для этого времени дня удивительно полон. Пять боковых столов были заняты, возле шестого — центрального — шел ожесточенный спор.
— Повторю еще раз, правила есть правила, — заявил Крестер, за плечами которого возвышался одетый в розовое здоровяк. — Встреча назначена точно на полдень, но уже прошло полчаса, а вызванный не явился. Вестминстер должен заплатить штраф.
Одобрительные возгласы окружающих заглушили разрозненные крики протеста. «Золотой ангел» считался таверной Харроу, и всего с дюжину учеников из Вестминстер-скул сумели пробиться туда. Однако трое из них были могавками, а Маркс обладал на редкость звучным голосом и изворотливостью будущего юриста.
— Мистер Абсолют каждым своим словом подчеркивает собственное невежество. В столь благородной игре, как бильярд, затверженных правил нет. — Однокашники поддержали его свистом и одобрительным гомоном, и Маркс продолжил: — Если вы думаете иначе, укажите мне, какое из них нарушено, покажите мне кодекс, параграф, главу, или, клянусь, я буду настаивать на том, что мы должны выждать еще полчаса.
— Есть прецеденты, — неожиданно высказался один из приятелей Крестера. — А английское право полностью основано на прецедентах.
— Прецеденты, балда… поцелуй меня в зад. Назови хоть один из них, сукин сын, а я еще посмотрю, можно ли тебе верить! — прогремел Маркс.
— Джентльмены, держите себя в руках, — вмешался в спор пожилой сухощавый мужчина, очевидно судья и, судя по выговору, профессиональный игрок в бильярд. — Наш спорт стоит на договоренностях, есть в нем и законы, однако, сказать по чести, раз уж вызванный до сих пор не явился…
— Но он явился.
Это негромкое заявление вмиг оборвало все споры.
— Джек! — закричал Фенби. — Ты здесь? Ты жив?
— И то и другое. — Джек повернулся к судье. — Я сожалею, сэр, что заставил всех ждать. Меня задержали дела. Неотложного свойства. — Он посмотрел на Горация, сохранявшего абсолютную невозмутимость, потом перевел взгляд на Крестера. — Но… все мои затруднения теперь позади.
Крестер, как рыба, хватал воздух ртом. Затем промямлил:
— А ставка?
Джек поскреб подбородок.
— Ставка? Гм. Ставка. Так… где же она у меня? -Он залез в насквозь мокрый внутренний карман камзола, вытащил женский чепец и потряс им, чтобы все слышали звон. — Тысяча извинений за упаковку. Вот деньги.
Судья улыбнулся.
— Видимо, это были приятные затруднения, сэр?
Джек, не ответив, пожал плечами, и вся компания рассмеялась. Кроме Крестера с его прихвостнями. Последний повернулся к Горацию, тот неприметно развел руками.
Крестер резко повернулся обратно.
— Мне кажется, мы должны их пересчитать.
По публике пробежал неодобрительный гул, причем презрение выказал не только Вестминстер.
— Вы ставите под сомнение слово этого джентльмена? — спросил судья. И посмотрел на Джека. — Вы ведь джентльмен, не так ли?
Джек, не сводя с братца взгляда, ответил:
— Я — да.
— Тогда ставка принята. — Судья посмотрел на Крестера. — Ваш черед, сэр.
Кестер с кислым видом отдал кошель, и если тот был и потяжелей чепца Джека, то рефери ничем этого не показал. Он сделал знак, и противников развели.
Джек с тяжким стоном сел на скамью, его окружили могавки. Первым заговорил Фенби.
— Что стряслось с тобой, Джек?
— Что-что! Он еще спрашивает. Разве не вы меня накачали? И потом бросили? А?
— Нет, Джек, — возразил Ястреб. — Все было не так. Мы уговаривали тебя пойти проспаться. Ты посылал нас. Потом Маркс уснул. Ида увели две красотки, а ты… Ты братался с нашим новым приятелем. Вы с ним пили как сумасшедшие. Потом он что-то шепнул тебе, а ты сказал: «Веди меня, брат». Я хотел задержать вас, но ты о-обозвал меня слепым недоумком. И ушел, а догнать тебя я не м-мог. По причине о-отсутствия зрения.
Фенби нервно моргнул и поправил очки. Старые, кое-где скрепленные нитками.