дел на парковке серого «фольксвагена». У него замерло сердце, когда он осознал, что ни Кессера, ни девушки может не быть дома.
В кармане у него лежала «беретта», поставленная на предохранитель. На этот раз он воспользовался дубликатом ключей, который ему дал Иван Мольке. Войдя в подъезд, он поднялся на второй этаж. Немного помедлив, он позвонил в дверь, но после того, как никто не ответил, он открыл дверь. Ключ легко провернулся в замке.
В квартире было темно, и когда он включил свет, сначала ничего не произошло, но внезапно ему в лицо ударил сильный луч света. Он лихорадочно потянулся за «береттой», но тут почувствовал сильный удар по затылку. Его пронзила острая боль, и у него потемнело в глазах. Он чувствовал, как чьи-то кулаки молотят по его телу, а потом что-то острое впилось в его левую руку.
Он почти потерял сознание, но продолжал драться вслепую. Вскоре его стащили вниз по лестнице и выволокли на улицу. Послышался приглушенный звук открываемой дверцы машины, и его куда-то втолкнули.
После этого боль заполонила его сознание, но от этого ему, казалось, стало легче.
Придя в себя, он увидел, что за окном машины падает снег, а дорогу освещают фары. Глазницы болели, а попытавшись пошевелить головой, Фолькманн почувствовал, что снова теряет сознание. Он смутно осознавал, что где-то вдали горят огни большого города, что за окном валит снег, а мотор машины натужно гудит, так как автомобиль поднимается по крутому склону. Он попытался оглядеться, но в затылке опять пульсировала острая боль.
Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, был пистолет в руке мужчины, сидевшего рядом.
Глава 54
Было уже почти 11:40, когда Иван Мольке увидел, как к дому в Вогенхаузене, элитном районе недалеко от Исара, подъезжает черный БМВ.
Когда он позвонил, ему сказали, что Иоганна Гринцинга нет, он ушел на рождественскую вечеринку, организованную для сотрудников министерства в гостинице «Штайгенбергер» на Хофплатце.
Мольке позвонил в гостиницу и попросил к телефону Гринцинга. После долгих выяснений к телефону подошел его коллега и сказал, что Гринцинг ушел с вечеринки раньше.
Мольке на высокой скорости промчался вдоль Исара и припарковался возле резиденции Гринцинга. Перед воротами стояла сторожка, в которой сидел дежурный полицейский в форме. Мольке показал свое удостоверение, и полицейский позвонил по внутреннему телефону. Гринцинга по-прежнему не было, и Мольке сказал, что будет его ждать. Полицейский недоверчиво посмотрел на него и дважды после этого подходил к воротам, чтобы взглянуть на машину Мольке. Вскоре из дома вышел еще один охранник в штатском и, узнав Мольке, подошел к машине.
— Что происходит, Иван?
— Я жду Гринцинга. По личному делу.
— Тебе не назначена встреча?
— Нет.
— Я не могу впустить тебя внутрь, Иван. Мне сначала нужно получить разрешение от Гринцинга.
Наконец Мольке увидел огни приближающегося по заснеженной улице автомобиля. Он подождал, пока машина подъедет к дому, а потом полицейский снова позвонил, и через минуту Мольке уже сидел в кабинете Гринцинга. В обшитом деревом помещении было холодно, вдоль стен стояли шкафы с дорогими томами в кожаных переплетах.
Иоганну Гринцингу было сорок два года. Рослый, со светлыми редеющими волосами над высоким лбом, он был амбициозным человеком, излучающим уверенность. На нем был дорогой, отлично сшитый костюм, тонкие пальцы украшал изящный маникюр, а лицо было скорее ухоженным, чем красивым. «Раз он ушел раньше с вечеринки, — подумал Мольке, — значит, скорее всего, большую часть вечера он провел с какой-нибудь молоденькой секретаршей». Гринцинг испытывал слабость к женщинам, но Мольке считал его одним из немногих чиновников в министерстве, которому можно доверять.
Гринцинг прикурил и сел за стол, жестом пригласив Мольке присесть напротив. Взглянув на часы, он удивленно поднял брови и внимательно посмотрел на Мольке.
— Так что же тебя привело ко мне, Иван? Проблемы?
Мольке кивнул.
— Мне нужна твоя помощь, Иоганн.
— Рассказывай. — Гринцинг снова нетерпеливо взглянул на часы. — Но поторопись, пожалуйста. Мне завтра рано вставать, и мне пора в постельку. — Он белозубо улыбнулся, но, видя, насколько серьезен Мольке, сменил тон и спросил: — Так чем я могу тебе помочь?
Мольке сунул руку во внутренний карман плаща и вытащил конверт темно-желтого цвета. Гринцинг удивленно взглянул на пакет, а Мольке пояснил:
— Я хочу, чтобы ты сделал две вещи, Иоганн. Во-первых, я хочу, чтобы ты меня выслушал, а во-вторых, я хочу, чтобы ты прочитал это послание.
— Что это, Иван? — нетерпеливо спросил Гринцинг.
— Один друг попросил меня передать этот конверт человеку из Федерального правительства — влиятельному и надежному. И я выбрал тебя.
— Я польщен. Ну продолжай же!
— Этого человека зовут Фолькманн. Джозеф Фолькманн. Он агент DSE в Страсбурге.
Гринцинг удивленно поднял брови.
— Это как-то связано с безопасностью?
— Да.
— В масштабах Баварии или всей страны?
— И то и другое. Я мог бы пойти к министру внутренних дел Баварии Кайнделю или связаться с самим Вебером, но я ни того, ни другого не знаю лично.
Гринцинг помедлил, а затем поднес сигарету ко рту, медленно затянулся, словно раздумывая о чем-то, и выпустил колечко дыма.
— Ну рассказывай.
— Я хочу, чтобы ты, читая послание, принимал во внимание два фактора. Во-первых, сегодня в штаб-квартире DSE взорвалась бомба.
Гринцинг скорбно кивнул.
— Когда я ехал в машине, слышал об этом по радио в новостях. Это как-то связано с твоим визитом?
Мольке кивнул.
— Возможно, ты также слышал о том, что убит глава британского отдела DSE. Кроме того, убит еще один сотрудник DSE. Тоже из британского отдела.
— Я думал, что там пропали два сотрудника. По крайней мере, так говорилось в последнем выпуске новостей.
— Второй — это Фолькманн. Он пока не связывался со своими сотрудниками в Лондоне.
Гринцинг снова удивленно приподнял брови, но сказал:
— Пожалуйста, продолжай.
— Во-вторых, Фолькманну полностью можно доверять. Я работал с ним в Берлине. Он — один из немногих людей, которым я доверил бы свою жизнь.
— Почему ты мне все это рассказываешь?
— Потому что после того, как ты прочтешь это послание, скорее всего, ты спросишь меня, доверяю ли я ему. Я хочу прояснить этот момент с самого начала. Я ему доверяю. Полностью.
Гринцинг немного раздраженно спросил:
— Это уже вся преамбула?
— Да.
— Могу я взглянуть на письмо?
Иван Мольке протянул ему конверт, и, когда Гринцинг потянулся за ним, Мольке увидел, что лоб министра покрыт маленькими капельками пота. Политик уже чувствовал, что его ждут неприятности, и, судя по выражению его лица, это его очень беспокоило. Гринцинг открыл незапечатанный конверт и вытащил его содержимое. Аккуратно развернув страницы, он начал читать.
Мольке видел, что загорелое лицо Гринцинга постепенно бледнеет.
— Этот Фолькманн что, шутит?
— Нет.
— И ты действительно ему доверяешь? — с сомнением спросил Гринцинг.
— Я тебе уже говорил, Иоганн. Пожалуйста, поверь тому, что там написано.
Гринцинг медленно покачал головой и перешел на шепот.
— Это невероятно! — Он снова просмотрел письмо, а потом перевел взгляд на Мольке. — Ты что, действительно хочешь, чтобы я пошел со всем этим к премьер-министру Федеральной земли? И сказал, что группа неонацистов планирует захватить власть? Что у них, возможно, есть ядерное оружие?
— Если ты этого не сделаешь, это сделаю я. У нас мало времени. Все это может произойти в ближайшие часы.
— А где сейчас этот Фолькманн?
— В Мюнхене.
Гринцинг опустил листы.
— Надо мной просто посмеются. Ты должен это понимать.
— А ты должен понимать, что если план этих людей сработает, то вся страна будет отброшена на пятьдесят лет назад, — мрачно произнес Мольке.
— Мне кажется, в это трудно поверить. Даже если то, что ты говоришь, правда, то демократический строй в Германии невозможно уничтожить за одну ночь. Это абсурд.
Мольке демонстративно взглянул на часы, а потом решительно посмотрел на Гринцинга.
— У них будет поддержка. В парламенте. В армии. В полиции. Без такой поддержки у них действительно не было бы никаких шансов, и они бы на это не пошли. А ведь достаточно, чтобы несколько влиятельных людей поддержали это безумие, и вся страна погрузится в хаос и повторится тот кошмар, который происходил в Германии пятьдесят лет назад.
Гринцинг покачал головой. Лицо у него было бледным, а голос хриплым.
— Я не могу в это поверить, Иван. Это невозможно.
Мольке глубоко вздохнул.
— Ну хорошо. Тогда давай мне письмо, и я сам пойду к министру, даже если мне придется ломиться в дверь его спальни.
Гринцинг помедлил. Он долго смотрел на письмо в своей руке, а потом, глубоко задумавшись, перевел взгляд на Мольке, и тот увидел, что Гринцинг буквально обливается потом.
— А если министр тебе поверит, каких действий ты от него ожидаешь?
— Нужно поставить на ноги Берлин и Бонн. У штаб-квартиры BfV в Колони будут собраны подразделения армии и полиции, на которые можно рассчитывать. В каждой стране с разумной демократической системой правления должны приниматься такие меры предосторожности на случай непредвиденных ситуаций. На случай восстания, которое может угрожать существованию системы.
— А что, если министр тебя не послушает?
— Думаю, послушает. А если нет, то у меня все равно есть друзья в Берлине, которые прислушаются к моим аргументам. — В голосе Мольке звучало напряжение. — Боже, Гринцинг, надо же что-то делать!
Мольке говорил с необычной для него эмоциональностью, и Гринцинг снова задумался. Вид у него был такой, как будто невыносимая тяжесть давила на его плечи. Наконец он посмотрел Мольке в глаза.
— Я хочу, чтобы ты меня понял.
— Ты что-то решил?