— Он назвал ее имя?
— Да, сэр. Я приказал офицеру службы безопасности связаться с личным телохранителем Долльмана Риттером и в качестве меры предосторожности проинформировать его о готовящемся покушении. Однако в связи с чрезвычайностью ситуации и требованием устава, я не могу отдать все необходимые приказы, так как для этого требуется ваше разрешение.
— Какие приказы вы уже отдали?
— Я передал дежурному офицеру список старших офицеров армии и сотрудников спецслужб, с которыми необходимо связаться. По вашему приказу они немедленно прибудут сюда. Команда, состоящая из двадцати человек, уже движется к дому девушки возле Ванзее — я взял на себя смелость отдать этот приказ, как только получил информацию от Фолькманна. — Баргель поспешно посмотрел на часы. — Они будут там с минуты на минуту. Другая команда сейчас в Мюнхене, готовится к операции на Кальберге. Мы сможем руководить их действиями отсюда по секретной линии. — Баргель помолчал. — Естественно, вы можете отменить мои приказы, сэр.
— А что насчет министров?
— Я уже приказал, чтобы их личную охрану поставили в известность о происходящем.
Баргель выжидающе смотрел на своего начальника. На лице Кристиана Бауэра блестели капельки пота. Он явно нервничал.
— Хорошо. Так мы и будем действовать. — Бауэр поспешно кивнул. — Сообщите, что я подтверждаю ваши приказы.
— А как быть с министром внутренних дел, сэр? Его также необходимо проинформировать.
В Федеральной службе безопасности Германии царила строгая иерархия, и Бауэр не мог пренебречь своим долгом. Министр внутренних дел и вице-канцлер Вебер находились на вершине пирамиды.
Испытывая сильный стресс, Бауэр затараторил:
— Я сам свяжусь с Вебером, но, Бога ради, установите контакт с Риттером!
В этот момент зажужжала рация, которую Баргель держал в руке. Он принял сообщение, а потом, прикрыв микрофон рукой, посмотрел на Бауэра и сказал:
— Долльман и его охрана в домике девушки на Ванзее.
Последовала короткая пауза — Баргель снова стал слушать, что ему говорили по рации, а потом резко сказал в микрофон:
— А вы попытайтесь! Бога ради, свяжитесь как-то с ним! Баргель снова прикрыл микрофон рукой и поднял голову. По вискам у него стекал пот, а лицо побледнело еще больше.
— Что случилось? — испуганно спросил Бауэр.
Баргель недоуменно пожал плечами.
— Речь идет о Риттере, сэр, телохранителе Долльмана. Он не отвечает на наши вызовы.
Карл Шмельц вышел на заснеженную террасу и застегнул зеленое полупальто на все пуговицы. Дойдя до угла, он всмотрелся в заснеженную тьму.
Призраки.
Кругом одни призраки.
Ледяной ветер завывал в долине, поднимая вихри снега. Шмельц смотрел в долину. Шел густой снег.
Он уже бывал здесь раньше, в этих горах, слушал, как гудит фён — теплый сухой ветер, характерный для долин Германии. Он знал это наверняка. Это осмос. Это у него в крови. Память была разлита в нем, словно легкая приятная боль.
Впервые он почувствовал себя… как дома? Собственно, он чувствовал себя на своем месте. Это его судьба. Он знал, что это признаки меланхолии, и всегда пытался подавлять такие мысли, но на этот раз он позволил себе это удовольствие.
Пушистые снежинки падали на его щеки. Прикосновение холодных снежинок приводило его в хорошее настроение.
Леденящий холод.
Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как холодный воздух проникает в легкие, словно его касались чьи-то холодные нежные руки.
Как хорошо!
В юности его привозили сюда, на юг страны, дважды. Он помнил лица, помнил имена: Борман, Менгель, Эйхманн. Тайные поездки, надежные дома, засекреченные встречи.
«Да, вот наш мальчик. Посмотрите на него хорошенько. Когда-то, возможно не при вашей жизни, когда наступит подходящее время, когда подвернется возможность…»
Арийская форма черепа у всех окружавших его людей. Крепкие рукопожатия. Клятвы верности. Знакомые лица, новые лица. Люди, которые продолжали нести свет идеи.
Кто бы мог подумать, что потребуется столько времени?
На террасу обрушился шквал ледяного ветра. Шмельц сделал еще один глубокий вдох и сцепил зубы.
Близко. Так близко.
Услышав какой-то звук, он повернулся и посмотрел на застекленную дверь. На террасу вышел Майер, под его ботинками захрустел снег.
Шмельц вопросительно взглянул на него, и Майер сказал:
— Девушка уже здесь.
Шмельц кивнул, и они пошли обратно в дом.
Озалид включил фонарик.
01:14.
Прошло четыре минуты. Все это время он слышал каждый удар своего сердца, каждый звук в доме, каждый шаг в холодной темноте за окном — там ходили охранники.
Он выключил фонарик.
Озалид сделал глубокий вдох. Он сгорал от нетерпения, жаждал действия. Он хотел, чтобы это, наконец, произошло. Чтобы все поскорее закончилось.
Он думал о Лайле.
О ее красивом загорелом лице, о ее улыбке и о том, что сделали с ней эти звери. Он чувствовал какую-то странную легкость в голове, и знал, что его час вот-вот пробьет.
Давай!
Времени думать не было.
Просто сделай это.
Он еще раз прислушался к звукам в саду и, не услышав ничего подозрительного, встал, включил фонарик и подошел к ступенькам, чувствуя, как дрожат ноги.
Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался взять себя в руки. Когда дрожь в ногах прошла, он начал очень медленно подниматься по ступенькам.
Дойдя до двери, он снял «беретту» с предохранителя, выключил фонарик, положил его в карман, а затем легонько коснулся ручки двери.
Когда он приоткрыл дверь, то увидел, что свет в коридоре включен, а дверь в кабинет закрыта. Очевидно, свет в той комнате, где должен был отдыхать охранник, не горел.
Он тихо вышел в коридор.
На лестничном пролете, ведущем на второй этаж, было темно, он слышал, как из спальни доносятся негромкие звуки музыки. Он очень четко осознавал все происходящее вокруг, и внезапно страх исчез. Озалид чувствовал странную легкость в теле, расслабленность. Он знал, что мгновение, которого он так долго ждал, вот-вот наступит.
Дойдя до лестницы, он начал медленно подниматься по ступенькам.
Дойдя до площадки второго этажа, он остановился. Музыка теперь звучала громче. Дверь в спальню была слегка приоткрыта, из дверного проема струился свет.
Озалид глубоко вздохнул, тихо приоткрыл дверь и поднял «беретту» с глушителем.
А потом сделал шаг вперед, к свету.
В темноте кабинета Риттер внезапно услышал жужжание рации и проснулся.
Он прилег на диван и выключил настольную лампу, так как очень устал после сегодняшнего напряженного дня, проведенного с Долльманом. Он хотел дать отдых глазам, но быстро уснул, убаюканный успокаивающей музыкой Вагнера.
Он потянулся в темноте за рацией и сонно сказал:
— Риттер.
— Риттер, это Вернер Баргель. Где вас черти носят? Вы с канцлером?
Риттер протянул руку к настольной лампе и включил ее, чуть не сбросив со стола.
— Что случилось? — прохрипел он.
— Нет времени объяснять, просто слушайте, Риттер, и слушайте меня внимательно. На канцлера готовится покушение. Оставайтесь возле него. Вы меня слышите? Оставайтесь возле него! Не упускайте его из виду. К вам едет команда поддержки. Через пару минут они уже будут у вас. Главное — оставайтесь с Долльманом!
Риттер бросил рацию и встал. Он окончательно проснулся. Схватив вторую рацию, лежавшую на столе, он быстро отдал приказы охранникам. Сердце выскакивало у него из груди. Он не стал ждать, пока охранники в машинах ответят.
— Охранное подразделение! Экстренная тревога! Повторяю. Экстренная тревога! Охранное подразделение! — кричал Риттер в рацию, глотая окончания слов. — Перекрыть все входы и выходы в здание. Выполняйте!
Риттер метнулся к двери и побежал по коридору, на ходу лихорадочно вытаскивая девятимиллиметровый пистолет «Зиг и Зауэр» Р-6. Подняв пистолет в руке, он на бегу осматривал первый этаж. Теперь он слышал не только музыку, но и скрип ворот, беготню охранников, выполнявших его приказ.
Добежав до лестницы, Риттер увидел открытую дверь в подвал. У него сжалось сердце, и всем своим существом он ощутил опасность. Он помедлил секунду, мысли прыгали в его голове, которая, казалось, была охвачена огнем. Дверь всегда была закрыта, и сегодня тоже. В этом он был уверен. А если сейчас она открыта, значит, кто-то…
Господи!
Он слышал, как охранники лихорадочно бегают вокруг дома, но, не обращая внимания на эти звуки, бросился вверх по лестнице, слыша стук своего сердца. С пистолетом наготове он бежал вверх, перепрыгивая через три ступеньки.
Когда Озалид вошел в спальню, он увидел мужчину на кровати с розовым постельным бельем и молодую красивую женщину в ночной рубашке, сидящую возле трюмо с сигаретой в руке. Она молча с ужасом уставилась на него, но не издала ни звука.
Во всей этой ситуации было что-то нереальное, особенно учитывая звучавшую фоном оперу. На мгновение Озалид остановился, глядя на девушку.
Он узнал это красивое лицо — он видел девушку на фотографиях. Их глаза встретились, и когда она посмотрела на «беретту» с глушителем, которую сжимал в руке Озалид, ее, казалось, переполнил страх. Потом она нервно перевела взгляд на фигуру на кровати, словно указывая на мишень.
Озалид увидел Долльмана, наполовину прикрытого розовым покрывалом, его белые плечи, шею и часть торса, седые волосы на груди. Толстый живот размеренно поднимался и опускался.
Озалид почувствовал, что его переполняет ненависть. Сделав шаг вперед, он опустил руку с «береттой», прицеливаясь, и в этот момент услышал шум на лестнице, перекрывавший звуки музыки.
Кто-то бежал по ступенькам. Потом послышались и другие звуки внизу — стук по дереву и хлопанье двери… Озалид обернулся — дверь спальни распахнулась, и появился телохранитель с пистолетом в руке. Озалид понимал, что это верная смерть, и он был ей рад, но он обязан был выполнить свой пос