— А вам удалось что-нибудь узнать о Вольфганге Любше?
Эрика кивнула.
— Одна моя знакомая по Гейдельбергскому университету… подруга Карен… дала мне ее номер телефона. Я позвонила, но она мало что мне рассказала. Похоже, она боялась со мной говорить.
— Почему?
— Она сказала, что Любш сейчас ни с кем не хочет контактировать. У меня такое ощущение, что он скрывается.
— А ваша подруга сказала, почему он так себя ведет?
— Нет. Она не стала объяснять, а я не расспрашивала ее.
— А где Любш сейчас?
— Я не знаю.
— Как же нам с ним связаться?
— Я рассказала Карен о статье, пообещала, что имя Любша не будет упоминаться, что эта статья для меня очень важна. Тогда Карен сказала, что позвонит Любшу и узнает, согласен ли он встретиться. И вот только что она перезвонила и сказала, что все устроила.
— Так когда же мы с ним встретимся?
— У меня есть название бара. Это в старом винодельческом городке, который называется Рюдесгейм, — это на Рейне, в часе езды от Франкфурта. Завтра в четыре часа нам надо ждать его в баре под названием «Вайссес Россль». Карен попросила меня не впутывать в это дело посторонних. Я пообещала ей, сказала, что она может мне доверять.
Дождавшись, когда девушка уйдет в свою комнату, и напоследок окинув взглядом ее длинные стройные ножки, Фолькманн позвонил дежурному ночной смены Жану де Ври и запросил информацию о Любше из Баден-Бадена, выпускнике Гейдельбергского университета. Де Ври пообещал связаться с ним в восемь утра.
Положив трубку, Фолькманн подошел к книжным полкам. Найдя атлас «Таймс», он стал перелистывать страницы. Открыв нужный разворот, он, поводив по листу пальцем, нашел местечко между Парагваем и Бразилией под названием Байя-Негро, где, по словам Санчеса, радар засек сигнал. Если судить по карте, это был небольшой приграничный городок на берегу реки Парагвай. Неизвестно, продвинулся ли Санчес в своем расследовании, но Фолькманн знал, что если всплывет какая-нибудь новая информация, то Санчес с ними свяжется.
Поставив атлас на полку, он пошел в гостиную и, достав из кобуры пистолет — девятимиллиметровую «беретту», — проверил его. В пластиковом пакете была полная обойма патронов и дополнительный магазин. Оружие и запасной магазин он положил в шкафчик у кровати, а кобуру — на стол. Потом он сел у окна и снова начал перечитывать запись разговора с кассеты. Закончив, он поднял голову и посмотрел в окно. Снаружи, очевидно, было холодно, шел дождь, и капли стекали по стеклу. Прикурив сигарету, Фолькманн медленно втянул дым в легкие.
Глава 20
Город стоял на Рейне. Лабиринт узких мощеных улочек с уютными кафе.
Летом этот очаровательный городок виноделов был полон туристов, берега Рейна оживали благодаря людным гостиницам и баржам, перевозившим туристов по реке. Но зимой сюда туристы из соседних городов и деревушек приезжали отдохнуть лишь на выходные.
Сначала они заехали домой к Эрике, чтобы проверить почту и взять необходимую одежду, а потом выехали на автобан до Майнца и свернули с него к Рюдесгейму. Миновав множество сонных деревень, рассеянных по Рейнской долине, около трех пополудни они прибыли в этот городок.
Фолькманн поколесил по Рюдесгейму, чтобы сориентироваться, а затем, спустившись к набережной, припарковал свой «форд» недалеко от вокзала. «Беретту» и удостоверение сотрудника DSE он спрятал под сиденьем водителя. С собой он взял журналистское Удостоверение.
На набережной стояли связанные все вместе несколько широких туристских паромчиков — зимний сезон. Приближение Рождества Не ощущалось, правда, в витринах магазинов были вывешены новогодние гирлянды и на центральной площади — Платце — стояла гигантская елка, цветные лампочки на ней мигали в сгущающихся сумерках.
Они прошли узкими мощеными улочками до центра старого городка. Большинство Weinstuben[18] были закрыты, но им удалось отыскать кафе, где они заказали кофе и свежие булочки.
На девушке был свободный шерстяной свитер, синяя курточка, джинсы и кроссовки. Волосы она собрала на затылке в хвост, и к тому же обошлась без косметики, но ее лицо все равно было прекрасным.
Они пили кофе, когда Фолькманн попросил:
— Опишите мне Любша, пожалуйста.
Девушка пожала плечами.
— Такие редко нравятся женщинам. Низенький. Худой. В очках. Рыжеволосый. Он казался ранимым и в то же время высокомерным, если вы понимаете, о чем я. Мечтатель. Но талантливый. Очень талантливый. — Она помолчала. — Это вам поможет?
Фолькманн улыбнулся.
— Да, этого вполне достаточно. А ваша подруга Карен все еще встречается с Любшем?
Поколебавшись, девушка сказала:
— У меня такое ощущение, что она все еще с ним. Наверняка так и есть, раз она смогла с ним связаться. — Она улыбнулась. — Кроме того, Карен всегда нравилось спать с умными мужчинами. По-моему, еще в Гейдельберге она считала, что если будет спать с талантливыми студентами, то вберет в себя много ценного благодаря явлению осмоса. Может быть, так и происходило, однако у нее была репутация сердцеедки. Зная Карен, можно не сомневаться — она, скорее всего, продолжает спать с Любшем, хотя и вышла замуж.
— Расскажите мне о ней.
— У них с мужем совместный бизнес, офис в центре Майнца. И фамилия у нее уже не Хольфелд, а Гриз.
— А что за бизнес?
— Кожаная одежда. — Эрика улыбнулась. — Они изготавливают одежду для стриптизерш и людей шоу-бизнеса, которые предпочитают определенный стиль. По словам Карен, часть их изделий смотрится весьма вызывающе, но бизнес процветает.
— А на каком факультете она училась?
— Она изучала политологию, как и Любш.
— Кажется, ваша подруга выбрала не тот факультет.
Эрика улыбнулась.
— Да нет. Карен интересовалась политикой. К тому же она всегда была очень сексуальной штучкой. Многие парни из университета были рады помочь ей подготовиться к зачету за услуги в постели.
— Расскажите мне об учебе в университете. Вы говорили, что в то время, когда вас навещал Руди, существовали группы, в которых поддержали бы идеи Винтера.
— Вы о его отношении к иммигрантам? Но он не был членом какой-либо организации, если вы это имеете в виду. По крайней мере, я об этом не знаю. Просто в своей компании студенты с правыми убеждениями могли поболтать об этом, в кафе, например.
— И о чем же они говорили?
Эрика пожала плечами.
— В основном о положении в стране. О том, что немецкий народ теперь — нация полукровок, как-никак пять миллионов иммигрантов! Когда они напивались, они обычно начинали отпускать колкости, если неподалеку сидели студенты, в роду у которых были иммигранты.
— Что еще вы помните?
Девушка отвернулась, а потом посмотрела ему в глаза.
— Когда они напивались, то начинали хором скандировать: «Германия — для немцев!» Пару раз в кафе я видела, как такие студенты вскидывали руки в фашистском приветствии. Но на это никто не обращал внимания. По-моему, большинство студентов считали это глупостью. Сейчас так относятся к бритоголовым, которые поддерживают республиканскую партию.
— Это происходило только в Гейдельберге?
— Нет, я думаю, в других университетах было то же самое. Но это никогда не приобретало характера массового движения.
— А что об этом думало руководство университета?
— После того как на этих студентов стали жаловаться, с ними, должно быть, побеседовали, потому что подобные акции прекратились. К тому же у них практически не было поддержки, а к последнему курсу у них вообще не осталось сторонников.
— А потом?
— Что вы имеете в виду?
— После того, как эти люди окончили университет? Вы с ними сталкивались? У них были те же убеждения?
Эрика покачала головой.
— С моего факультета ни один человек не был в этом замешан. — Она улыбнулась. — Наши больше интересовались наркотиками, рок-музыкой и сексом. Про остальные факультеты ничего сказать не могу. — Еще раз улыбнувшись, она посмотрела на чашку у себя в руках, а потом, подняв голову, спросила: — А знаете, что странно?
— Что?
— Когда я разговариваю с вами, мне хочется заполнить тишину своими ответами на ваши вопросы. Довериться вам. А ведь я журналистка. Вообще-то это я должна спрашивать, такова моя стратегия. Вот только с вами так почему-то не получается. И вообще, глупо это все.
— Что?
— Я провела ночь в квартире мужчины, о котором ничего не знаю. Это для меня не характерно, Джо.
— А что же характерно?
Девушка улыбнулась.
— Ничего интересного, уверяю вас. У меня есть моя работа. Я люблю слушать музыку. Общаться с друзьями. Но работа — это главное. Боюсь, из меня не получится настоящей hausfrau[19].
— А парень у вас есть, Эрика?
Она покачала головой.
— Нет, сейчас никого нет. — Она пристально посмотрела на него. — А можно мне задать вам личный вопрос?
Фолькманн улыбнулся.
— Что бы вам хотелось узнать?
— Вам нравится ваша работа, Джо?
— Я хорошо умею выполнять свои обязанности.
— Так мог бы сказать военный в ответ на вопрос человека гражданского. — Она опять улыбнулась. — Но вот нравится ли вам ваша работа на самом деле?
— Да.
Он улыбнулся ей в ответ, но отвел взгляд, словно стараясь избежать дальнейших вопросов. За окном сгущались сумерки. На мощеных улочках зажигались фонари. Он сменил тему разговора.
— Прежде чем мы встретимся с Любшем, я должен вам кое-что сказать.
— Что?
— Он вовсе не этакий безобидный интеллектуал, каким вы его описали. Его разыскивает федеральная полиция. Он известный террорист.
Она удивленно смотрела на него.
— О чем вы говорите?
— Я собрал информацию о Любше. Он состоит в группе, действующей на территории между Швейцарией и Франкфуртом. Они входят в состав террористической организации «Красный восход». У того парня, которого вы знали по Гейдельбергу, теперь рыльце в пушку. Он замешан по меньшей мере в двух похищениях людей и убийстве предпринимателя во Франкфурте. Кроме того, он часто снимает деньги со счетов в немецких банках, не имея собственного счета.