Фолькманн улыбнулся шутке, а Эрдберг продолжил:
— Пусть найдет себе красивую молодую девку и насладится жизнью хоть года два, что ему остались.
Глаза у Эрдберга блестели, словно он только что накурился.
— Так чем могу помочь, Джо?
— Тэд сказал, что вы эксперт по СС. Что вы можете помочь мне опознать одного человека на фотографии.
За спиной Эрдберга шевельнулась занавеска, и в комнату вошла блондинка с котом на руках.
— Миша, принеси мне и Джо по чашечке кофе, пожалуйста. Кофе хочешь, Джо?
— Да, спасибо.
— Две чашечки кофе, Миша. И не пускай этого гребаного серого паршивца в мою комнату. Ладно, зайка?
Девушка надула губки и, скорчив недовольную гримасу, вышла из комнаты. Игриво шлепнув ее по попке, Эрдберг проворчал:
— Да, да, и я тебя тоже люблю.
Потом он повернулся к Фолькманну.
— Иди-ка сюда, Джо.
Они прошли в дверь за зеленой занавеской. Эта комната была одновременно и складом, и реставрационной мастерской. Там было полно ветхой мебели на разных стадиях реставрации и те же запахи, что и в торговом зале, но с примесью запахов лака и средств для полировки. На длинном столе были разбросаны документы вперемешку с частями стула. На одной из выкрашенных в белый цвет стен висел постер с изображением мужчины в ковбойской шляпе и сапогах, сидящего на унитазе. Под изображением была подпись: «Я горжусь тем, что я засранец из Эль-Пасо».
Эрдберг прошел к двери в противоположной от входа стене, достал из кармана ключ, открыл дверь и включил свет. Как и во всех зданиях в Амстердаме, комната была длинной и узкой. В длину она была метров двадцать, и когда зажегся свет, Фолькманн увидел, что она, скорее, напоминает маленький музей.
Комната до самого потолка была заставлена глубокими стеклянными стеллажами, в которых были выставлены военная форма, медали и ордена времен Третьего рейха. Церемониальные фашистские мечи и стилеты, и еще много оружия: десятки винтовок, автоматов и один пулемет МП-40 с поврежденным дулом. В конце комнаты стоял полированный ореховый стол, а на нем — очень необычная серебряная настольная лампа. На квадратном основании лампы был выгравирован нацистский орел со свастикой, зажатой в когтях.
В комнате было холодно. Эрдберг передернул плечами и прикурил сигарету.
— Так чем я могу вам помочь, Джо? — Увидев, с каким интересом Фолькманн осматривает комнату, Эрдберг спросил: — Впечатляет, да?
Фолькманн подошел к стеклянному стеллажу с мечами и стилетами нацистов и увидел там серебряную нашивку на воротник — знак отличия нацистской Feldgendarmerie[41].
— Извините меня за вопрос, но как вы со всем этим связаны, мистер Эрдберг?
— Называйте меня Коул. Как я с этим связан? Я продаю все эти гребаные шмотки. И коллекционирую их.
— Продаете? КОМУ?
— Коллекционерам. Психам, свихнувшимся на нацистских атрибутах. Всем, кто этим интересуется. А интересуются многие. Вы удивитесь, насколько много таких людей. Я сдаю в аренду эти вещи кинокомпаниям, когда им нужно что-то особое, что-то уникальное. В задней части дома у меня склад. Форма. Нашивки. Медали. Можно сказать, что я консультант по этим вопросам.
Фолькманн осмотрел стеклянные стеллажи.
— А это вас… не смущает?
— Смущает? Меня бы смущало, только если бы этим никто не интересовался. Но такого не бывает. Бизнес у меня идет отлично. Магазинчик напротив приносит прибыль, достаточную только для того, чтобы оплатить аренду, а мой магазин приносит деньги на выпивку, девчонок и все, что нужно любому здоровому мужчине, чтобы нормально себя чувствовать.
Открылась дверь, вошла девушка с двумя чашками кофе.
— Тебя это смущает, Миша? — Эрдберг указал на стеклянные стеллажи.
Передав мужчинам чашки, девушка пожала плечами.
— Нет.
— Миша, познакомься: Джо Фолькманн. Джо, это Миша. — Эрдберг улыбнулся. — Миша еврейка.
Девушка улыбнулась Фолькманну. Такую девушку можно встретить в кибуце: светлые волосы, карие глаза, отличная фигура.
Повернувшись к Фолькманну, Эрдберг сказал:
— Должен заметить, я не неонацист. Но все, связанное с Третьим рейхом, безумно меня заводит. А вас, Джо?
— Я бы так не сказал.
После того как девушка ушла, Фолькманн провел ладонью по ореховому столу.
— А вы знаете, кому принадлежал этот стол? — спросил Эрдберг.
— Вы мне скажете.
— Эрнсту Кальтенбруннеру. Второй человек в СС после Гейдриха. Его прикончили чешские повстанцы. Кальтенбруннеру, одному из отпетых гребаных маньяков СС. Он часто сидел за этим столом пьяный, подписывал смертные приговоры. Евреям, инакомыслящим и всем, кому хотел. — Эрдберг подошел к столу поближе и, улыбнувшись, провел рукой по полированной поверхности — с любовью, словно лаская женские бедра. — Пугающе, правда?
— Вы знаете, кто служил в Лейбштандарте СС?
— Да я их всех знаю, как каждый волосок у себя на заднице. Элита СС. Официально Лейбштандарт сформирован архинацистом Дитрихом Зеппом в 1934 году. Больше эти орлы известны как личная охрана Гитлера. Изначально Лейбштандарт состоял из ста двадцати лучших из лучших, но впоследствии его укрупнили до дивизии. Каждый из них клялся на крови в верности Адольфу Гитлеру. Использовались как моторизированная дивизия в Польше в 1939-м, участвовали в военных компаниях в Греции и России с 41-го по 44-й. Обвиняются в Мальмедийском погроме в Бельгии в 1944-м и бесчисленных погромах в России. Если бы я продолжил рассказывать вам об этом, мы просидели бы тут всю эту гребаную ночь. Последняя дивизия, воевавшая в Венгрии и Австрии в 1945-м. Хотите узнать больше? Да я только разогреваюсь. Собственно, что конкретно вас интересует относительно Лейбштандарта СС?
— Вы знаете большинство из этих эсэсовцев?
— Думаю, да.
— А как насчет их жен, подруг, любовниц?
— Некоторых знаю, а что?
Фолькманн вытащил копию фотографии молодой блондинки и передал ее Эрдбергу.
— Вы узнаете эту женщину, Коул?
Тот посмотрел на снимок. Помедлив, он снял очки и вытащил из одного из ящиков стола увеличительное стекло. Поднеся его к фотографии, он долго ее рассматривал.
— Кто она?
— Именно это я и хочу узнать. Я надеялся, что вы можете мне помочь.
Эрдберг покачал головой.
— Я ее никогда не видел.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— А фашистская повязка на рукаве мужчины? В ней нет ничего особенного?
Эрдберг снова внимательно посмотрел на фотографию, а потом поднял голову.
— Нет, ничего особенного. Обычная фашистская повязка со свастикой.
— А что насчет самого рукава?
Эрдберг снова посмотрел на фотографию и пожал плечами.
— Сложно сказать. Снимок плохо сохранился. Да и формы почти не видно.
— Но этот человек из Лейбштандарта СС?
— Несомненно, они носили такие повязки на левом рукаве. Но так же поступали и многие другие эсэсовцы и даже просто члены национал-социалистической партии. Но у тех, кто служил в Лейбштандарте, на левом рукаве еще была серебристо-серая нашивка со словами «Адольф Гитлер». Это было отличительным знаком Лейбштандарта. На фотографии может быть изображен и эсэсовец, но мне нужно увидеть не только рукав формы, чтобы дать однозначный ответ на этот вопрос. — Эрдберг улыбнулся. — Но, насколько я понимаю, это невозможно, так ведь?
Когда Фолькманн покачал головой, Эрдберг протянул ему фотографию.
— Где же вам удалось это раздобыть?
— В Южной Америке.
Эрдберг ухмыльнулся.
— А в чем, собственно, проблема? Вы выслеживаете какого-то старого фашиста? Я не думаю, что до наших дней дожил хоть один из тех, о ком стоит говорить.
Фолькманн покачал головой.
— Нет. Я пытаюсь выследить одного человека. До войны его отец эмигрировал в Парагвай, и, возможно, эта фотография может нам помочь.
— О каком времени идет речь?
— 1931 год.
Американец нахмурился.
— А при чем тут Лейбштандарт СС?
— Отец этого человека был коричневорубашечником, членом SA. Тэд Биркен сказал мне, что некоторые коричневорубашечники впоследствии служили в Лейбштандарте СС.
— Да, это правда. — Помолчав, Эрдберг пожал плечами. — Извините, но я ничем не могу вам помочь.
— А вы не знаете, у кого еще можно проконсультироваться по этому вопросу?
— Насчет фотографии? Да с кем угодно. — Эрдберг снова пожал плечами. — Если вы думаете, что она была женой или подружкой кого-то из высокопоставленных офицеров, то вам может помочь хороший историк. Кто-нибудь, кто специализируется на довоенном времени — тридцатых годах. Навскидку я никого не назову, но даже если кого и вспомню, то не уверен, поможет ли он вам. Я имею в виду, что эта девушка сама по себе не могла быть важной птицей. К тому же, кроме Евы Браун и Магды Геббельс, сможете ли вы вспомнить женщин высокопоставленных фашистов? А девушка на вашей фотографии явно не одна из этих двух дамочек.
— Да, Коул, еще кое-что. Вы ничего не слышали о так называемом Бранденбургском завете?
Подумав немного, американец пожал плечами.
— Вроде бы нет. А что это такое?
Фолькманн улыбнулся.
— Скорее всего, это не имеет большого значения. Спасибо за то, что уделили мне время.
— Не стоит.
Фолькманн взял фотографию и положил ее в бумажник, а потом еще раз окинул взглядом стеклянные стеллажи.
— У меня есть очень интересные вещицы, — сказал Эрдберг. — Железные кресты с бриллиантами и дубовыми листьями. Церемониальный меч Гиммлера. Партбилет Мартина Бормана. А вы приходите ко мне с вопросом о фрице, который переехал в Южную Америку. Если время есть, я вам могу кое-что показать.
— У меня скоро самолет, но все равно спасибо.
— Как увидите Тэда, передайте ему от меня: пусть найдет себе классную телку. Лет двадцати. С большими сиськами. И упругой попкой. Пусть займется этим, пока не поздно.
Фолькманн улыбнулся.
— Я ему передам. Ну, я пошел.
Остановившись у двери, Фолькманн спросил: