ания, герр Фолькманн, прогуляйтесь по Кройцбергу. Посмотрите, как живут эти люди. Присмотритесь к лицам этих людей. Присмотритесь повнимательнее. Эти люди напуганы. Они боятся бритоголовых подонков, которые нападают на их дома. Боятся будущего. То, что вы увидите там, снаружи, герр Фолькманн, — это пороховая бочка, достаточно искры, чтобы произошла катастрофа. Потому что однажды эти люди объединятся и постоят за себя. И тогда у всех будут большие неприятности. Вся эта чертова страна погрузится в хаос. — Массов удрученно покачал головой. — Иногда я спрашиваю себя, изменилось ли хоть что-нибудь за последние пятьдесят лет?
— Что вы имеете в виду, герр Массов?
Массов взял свежую зубочистку и, внимательно ее осмотрев, сунул в уголок рта.
— Перед войной у нацистов был лозунг: «Judenfrei». Свободная от евреев. Сейчас этот лозунг звучит как «Ausländerfrei»: свободная от иностранцев. На сегодняшний день в Германии почти не осталось евреев, но новыми козлами отпущения могут стать иммигранты. Они у многих вызывают те же чувства. И причины этому те же. Так как эти люди не арийцы — у них не светлые волосы и не голубые глаза, — они не считаются немцами. — Массов уселся поудобнее. — Приведу вам пример. Ультраправая партия Deutsche Volksunion[42] однажды использовала простой антииммигрантский слоган на выборах в федеральной земле Бремен. «Лодка переполнена», заявили они. И в результате получили шесть мест в парламенте.
Массов медленно откинулся на спинку кресла.
— Простите, герр Фолькманн. Вы ведь не об этом пришли поговорить. Вы спросили насчет этого Винтера, а я начал читать вам лекцию о проблемах Германии.
— Герр Массов, вы абсолютно уверены, что никогда не слышали о Дитере Винтере?
Массов покачал головой.
— Нет, не слышал.
Фолькманн встал, и Массов протянул ему руку.
— Желаю успехов в вашем расследовании. Всего доброго, герр Фолькманн.
Он прогулялся по Кройцбергу до станции метро.
Светило солнце, воздух был чистым и холодным. Район представлял собой оживленный лабиринт улиц, заполненных людьми. По пути до станции метро он последовал совету Массова. Речь Массова показалась ему слишком пафосной, вполне в стиле политиканов. Кройцберг всегда был рабочим районом, еще с довоенных времен. Иммигрантские дома здесь были ободранными, их никто не ремонтировал.
Недалеко от метро он купил у турка кебаб, и пока ожидал поезд на станции, заметил, что все стены исписаны расистскими призывами. Кое-где виднелись поспешно нарисованные свастики.
У людей на платформе были такие же испуганные карие глаза, как и у его отца, и на мгновение Фолькманн вспомнил лица на старых черно-белых фотографиях из гетто в Варшаве и Кракове.
Он отогнал эту мысль — к станции подходил поезд.
В полдень он вернулся в гостиницу, где ему сообщили, что десять минут назад звонил Якоб Фишер, который оставил контактный телефон. Фолькманн решил сразу же позвонить ему.
— Я нашел девушку, Джо.
— Где она?
— Она в Берлине. Но теперь она весси[43]. Я взял ее адрес у одного детектива из полиции нравов. Она живет с каким-то продюсером, который снимает порнофильмы.
— У тебя есть номер ее телефона, Якоб?
— Да, конечно. Я с ней уже созвонился. Она сказала, что не хочет говорить об убийстве Раушера. Я попытался объяснить ей, что мог бы вызвать ее в полицию и заставить пройти обычную рутинную процедуру. Я сказал, что это не займет у нее много времени — всего лишь небольшая дружеская беседа.
— И что она ответила?
— Она с нами поговорит. Она придет домой около восьми, а ее парня сегодня не будет. Давай я заеду за тобой в полдевятого.
— Да, конечно. Я буду в фойе.
Квартира девушки находилась в южной части города, в районе Фриденау. Они вышли из лифта на четвертом этаже, и Фишер позвонил в дверь.
Девушка оказалась очень красивой, лет тридцати, с длинными светлыми волосами. На ней были узкие черные спортивные брюки, туфли на платформе, а белая футболка была заправлена в брюки, что подчеркивало ее высокую грудь. Фигура у нее была роскошной, и Фолькманн невольно залюбовался ею, идя следом за девушкой в комнату.
Интерьер был оформлен в стиле «модерн», в квартире было мягкое освещение, современные картины на стенах, а также несколько Рисунков углем в стиле «ню» в дорогих металлических рамках.
Якоб Фишер предъявил девушке свое удостоверение, но та не обратила на него особого внимания, а на Фолькманна она вообще не смотрела.
— Я уже говорила вам по телефону — я рассказала вашим людям все, что знаю.
— Я понимаю, фрау Ворх, но моему коллеге хотелось бы задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени.
Фолькманн посмотрел на девушку, ее взгляд выражал равнодушие.
— Вы долго были знакомы с Гербертом Раушером, фрау Ворх?
— Два года.
Фолькманн смотрел ей в глаза.
— Вы когда-нибудь слышали такое имя — Дитер Винтер?
— Нет.
— Вы уверены, что Герберт Раушер не знал этого человека?
Девушка пожала плечами.
— Я не знаю.
Фолькманн назвал ей остальные имена, но девушка лишь равнодушно качала головой.
— Я не была знакома с его друзьями по бизнесу. Из наших общих знакомых он дружил только с несколькими фотографами, чьими услугами он пользовался.
— Вы никогда не слышали, чтобы он упоминал эти имена?
— Нет.
— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, фрау Ворх.
— Я уже говорила. Я никогда этих имен не слышала.
Девушка все время смотрела в глаза Фолькманну, и он понял, что она говорит правду.
— Раушер состоял в какой-нибудь политической группировке?
Девушка удивленно вскинула голову.
— Что вы имеете в виду?
— Он когда-нибудь высказывался о политике?
Девушка нахмурилась, а потом пожала плечами.
— Он часто говорил, что дерьмово было жить при Советах. Вы это имеете в виду?
— Что-нибудь еще?
Девушка улыбнулась, но улыбка тут же сползла с ее губ.
— В основном мы говорили о сексе. О том, сколько денег он заработает. Или какую машину хочет купить. Вот и все.
— Он никогда не позволял себе расистских высказываний?
— Я не понимаю, о чем вы.
— Он никогда не говорил вам, как относится к иммигрантам в этой стране?
Девушка посмотрела на Фишера.
— Что все это значит?
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, фрау Ворх.
Девушка повернулась к Фолькманну.
— Нет.
— У него были какие-нибудь знакомые, друзья или враги с право- или леворадикальными взглядами?
— Что вы имеете в виду?
— Экстремисты. Неонацисты. Террористы.
Девушка рассмеялась, и ее грудь заколыхалась под тоненькой хлопковой футболкой.
— Это что, шутка такая?
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — сказал Якоб Фишер.
— Герберт с такими людьми не общался.
— А что насчет его родных?
— Это вы о чем?
— Он никогда не говорил о своем прошлом? Родителях? Семье? Девушка пожала плечами.
— Да, конечно, пару раз говорил. Но не много.
— Что же он вам сказал?
— Его мать умерла, когда ему было двадцать лет. А отца он не знал.
— Почему?
Девушка снова пожала плечами.
— Он умер в каком-то лагере.
— В концентрационном лагере?
Девушка нахмурилась.
— Нет. В одном из лагерей в Сибири, куда русские ссылали наших солдат после войны.
— А почему отца Раушера сослали туда?
— Он был нацистом. Каким-то там офицером. Подробнее я не знаю. Герберт говорил об этом всего один раз. И то он был пьяным.
— И что же он сказал?
— Сказал, что его отца ранили в Берлине в конце войны. Его взяли в плен русские и отправили в лагерь в Сибири. И что он был нацистским офицером.
— Вы помните, чтобы он еще что-нибудь говорил о своем отце?
— Нет, я уже все вам рассказала. Он мало говорил о своем прошлом.
— Но вы уверены, что его отец был нацистским офицером? — спросил Фолькманн.
— По крайней мере, так сказал Герберт. — Вздохнув, девушка нетерпеливо взглянула на Фолькманна. — Слушайте, вы еще долго собираетесь задавать мне вопросы?
— Последний вопрос. Вы знаете, почему убили вашего парня?
Девушка покачала головой и раздраженно сказала:
— Понятия не имею. Я это вашим уже сотню раз говорила.
Фолькманн посмотрел на Якоба Фишера и кивнул. Тот встал, собираясь уходить.
— Спасибо за то, что уделили нам внимание, фрау Ворх.
Выпив с Якобом Фишером в баре «Швайцерхофа», он поблагодарил его за помощь, а затем проводил до фойе.
— А что насчет отца Раушера, Джо? Ты не собираешься проверить, кем он был?
— Я не вижу в этом смысла, Якоб. Можно поспрашивать у русских, но я сомневаюсь, что они нам помогут. Я не знаю его звания, да и вообще мало информации о нем, чтобы направить запрос в Берлинский центр документации. Им нужны хотя бы дата рождения и имя, ведь офицеров по фамилии Раушер может быть сотня.
— Как бы то ни было, если что-нибудь раскопаешь, дай мне знать.
— Да, конечно, я позвоню. Еще раз спасибо за помощь, Якоб.
— Был рад увидеться, Джо. Береги себя.
Проводив Фишера, он поднялся к себе в номер и налил в стакан скотча. Встав, он открыл балконную дверь и вышел на балкон.
Все это казалось ему бессмысленным. Если Моника Ворх сказала правду и отец Раушера был нацистским офицером, то Раушер не должен был стать мишенью для людей Винтера. В его образе жизни не было ничего, что свидетельствовало бы о его связи с право- или леворадикальными группировками. Кроме того, когда отца Герберта Раушера взяли в плен русские, Герберт был маленьким мальчиком и, возможно, отца даже не помнил.
Интересно, является ли простым совпадением то, что отец Раушера был нацистом? У многих немцев возраста Раушера родители служили в фашистской армии, так что, скорее всего, это тупиковый путь, нужно разрабатывать другие версии.