— Не знаю, Андре, но это уже кое-что. А что насчет женщины, Ханны Рихтер?
— В университете не работают в выходные, но я узнал в Федеральной полиции Альтштадта домашний телефон ректора Штудгартского университета и позвонил ему. Тот эту женщину вспомнил. Лет десять назад она вышла на пенсию и переехала — она теперь живет возле озера Николасзее, недалеко от Берлина, откуда ее семья родом. У ректора в старой записной книжке был ее адрес, но телефона не оказалось, так что я попросил оператора узнать его. Она там зарегистрирована, и я получил ее номер телефона и адрес. Говорить?
Фолькманн записал и номер телефона, и адрес.
— Спасибо за помощь, Андре.
— Нет проблем, обращайся. И передавай приветик своей девушке. Мы с ней очень миленько пообщались.
Он сидел на диване и пил скотч, анализируя информацию, которую раздобыл для него француз.
Несомненно, эти убийства были связаны с Кессером, но непонятно было, по какой причине эти трое были убиты. Имена в записной книжке Кессера были уликой, даже если он работал на государство. Этот список его компрометировал, и следующим шагом должно было стать задержание Кессера, но для этого необходимо было обратиться в немецкий отдел.
Части головоломки по-прежнему не хотели складываться в одно целое. Эти трое — Хенкель, Траутман, Клее — были представителями среднего класса, и занятия у них были обычными. Так же было и с Раушером, и с той женщиной, Геддой Пол. Все они были людьми среднего возраста, и единственное, что их объединяло, кроме социального положения, — так это тот факт, что все они родились в период, когда у власти были нацисты, но вряд ли это о чем-то говорило.
Фолькманн прилег на диван и задумался о человеке, оказавшемся во дворе монастыря. Он на своей машине мог следовать за ним по автобану, а потом ехать на некотором расстоянии по дороге на Вальдвег с выключенными фарами. Скорее всего, именно так и было.
Вытащив из «дипломата» кассету, он вставил ее в магнитофон. Он долго молча сидел на диване, куря сигарету, а потом надел наушники и нажал на кнопку воспроизведения записи.
Он слушал эту кассету уже раз пять-шесть, но все равно вслушивался в голоса в темноте, помня каждое слово, каждую смену интонации.
— Что с кораблем?
— Груз заберут из Генуи, как мы и договаривались.
— А итальянец?
— Его нужно будет устранить, но я хочу удостовериться, что груз не вызовет никаких подозрений. Лучше подождать, пока Бранденбург заработает. А потом мы разберемся с ним, как и с другими.
Пауза.
— Те, кто говорит о своей лояльности… Мы должны быть в них уверены.
— У меня есть подтверждение их надежности. К тому же их родословные безупречны.
— А турок?
— Тут я проблем не вижу.
— А эта девушка… вы абсолютно уверены, что мы можем на нее положиться?
— Она нас не подведет, я вас уверяю. — Еще пауза. — Изменений в списке имен нет?
— Их всех нужно убить.
Чувствуя, как тело становится тяжелым от усталости, он выключил магнитофон и снял наушники. Встав, он подошел к окну и выглянул во двор. Там никого не оказалось, на стоянке не было незнакомых машин. Он услышал, что девушка ворочается во сне, а потом опять стало тихо.
В гостиной было тепло, и он решил спать на диване, так как слишком устал и не хотел идти в спальню, будить девушку и разговаривать с ней сейчас. Он был совершенно сбит с толку.
Болела голова. Он лег. Закрыв глаза, он стал массировать виски и попытался ни о чем не думать, но голоса на кассете снова и снова звучали у него в голове. Что же это за груз? Кто такой этот итальянец? И турок? Кого нужно было убить? Людей из списка в записной книге Кессера?
И о какой девушке шла речь? Отец Эрики был офицером Лейбштандарта, как и Царкин, как и отец Кессера, а она была знакома с Винтером. Фолькманн покачал головой. Ему хотелось верить девушке, верить тому, что она говорит, но у него зародилось сомнение, и он не мог его игнорировать.
Лампа на кофейном столике была включена. Он, находясь на грани сна и яви, думал о фотографиях на стенах блокхауза в Дахау: белые тела, уложенные рядами под солнцем, большие темные глаза мертвой женщины, прижимавшей к груди мертвую девочку, и ухмылка на лице эсэсовца, глядящего на нее.
Он закрыл глаза, пытаясь стереть эти образы из памяти, но последней мыслью, мелькнувшей в его мозгу перед тем, как заснуть, была фраза с кассеты.
У него в голове словно что-то щелкнуло.
Это было так очевидно, что он удивился, почему это не пришло ему в голову раньше.
Он стряхнул с себя сонное оцепенение. Сердце бешено колотилось в груди, а мозг работал в полную силу. Кое-что он не догадался проверить, а ведь это было так очевидно! Он нервничал. Сразу же предпринять что-либо он не мог, надо было ждать утра, когда можно будет связаться с Берлином. Однако, возможно, на этот раз во тьме забрезжил свет.
Глава 43
Через три часа он проснулся, принял душ, побрился и поехал на работу. Девушка по-прежнему спала, и он оставил ей записку, что вернется к полудню.
Государственные учреждения в Германии, как правило, работают с восьми до четырех, так что ровно в восемь утра он позвонил в Берлинский центр документации. Он попросил позвать к телефону Максвелла, и когда тот взял трубку, выяснилось, что у него мягкий американский говор.
Фолькманн объяснил, что Тэд Биркен посоветовал ему связаться с Максвеллом лично, если потребуется какая-либо информация, хранящаяся в Центре. Максвелл слегка опешил, когда Фолькманн назвал ему целый список имен и затребовал всю необходимую информацию.
— Да что там у вас в DSE такое происходит, что вы все время эти имена проверяете, Фолькманн? К нам постоянно идут запросы из Страсбурга, не считая запроса, переданного через Биркена.
— Да, сейчас мы действительно работаем над этим, мистер Максвелл. Еще ничего наверняка не известно. Как вы думаете, вы сможете узнать то, о чем я вас прошу?
Максвелл вздохнул.
— Ну, думаю… ну, в общем-то да… Но это займет некоторое время.
— Сколько?
— День-два. Понимаете, у нас не хватает сотрудников. И скоро Рождество. Все делается медленнее. Вас не устроит, если мы сделаем это после праздников?
— Я понимаю, что я многого прошу, но это очень важно. Информация мне нужна сегодня. Как думаете, справитесь?
Максвелл опять вздохнул.
— Это зависит от того, повезет ли мне. Проверять придется очень много. Вы ведь ищете связь между всеми этими людьми, верно? Где все они находились в указанный период. Были ли у них дети, как их звали и когда они родились.
— Да, именно так.
Максвелл глубоко медленно вдохнул и выдохнул.
— Необходимо просмотреть огромное количество личных дел, чтобы найти то, что вам нужно. Вы это понимаете? А вы дали мне только имена. Ни дат рождения, ни званий.
— Да, я понимаю, мистер Максвелл, но, как я уже говорил, это очень важно.
Максвелл помедлил, а потом сказал:
— Хорошо, будем исходить из того, что есть. Посмотрим, что я смогу сделать. Не буду обещать, что проработаю их все.
Поблагодарив Максвелла, Фолькманн положил трубку, а потом решил позвонить еще и Ханне Рихтер, которая жила возле Николасзее.
Трубку взяла женщина, которая сказала, что фрау Рихтер нет дома и что вернется она позже. Фолькманн назвался, оставил свой номер телефона и попросил передать Ханне Рихтер свою просьбу позвонить ему.
Ее звонок раздался через час. Голос женщины был глубоким, звучал властно. Она сказала, что ее зовут Ханна Рихтер.
— А в чем, собственно, дело, герр Фолькманн?
Фолькманн сообщил, что работает в DSE, и объяснил, как он получил ее координаты, как узнал о том, что она работала на немецкое правительство во время судебных процессов над нацистами, будучи экспертом по нацистскому периоду. Фолькманн сказал, что работает над одним делом и ему нужна помощь. Спросил, не могла бы она взглянуть на фотографию молодой женщины, сделанную в 1931 году. Он также рассказал ей о нацистской повязке на рукаве мужчины на фотографии и спросил, не сможет ли она установить личность женщины или порекомендовать ему кого-то, кто мог бы помочь.
— Это официальный запрос?
— Да.
— Вы пытаетесь выследить кого-то из нацистов?
— Нет, фрау Рихтер. — Он объяснил, что не может вдаваться в подробности, но что ее помощь ему крайне необходима.
— Мы говорим о весьма отдаленном периоде времени, герр Фолькманн.
Он спросил, можно ли приехать к ней завтра, но женщина сказала, что это невозможно.
— Вы очень неудачно выбрали время, герр Фолькманн. Завтра утром я еду в Лейпциг к друзьям и не вернусь до конца праздников. Кроме того, я давно отошла от дел.
— Возможно, я чересчур настойчив, фрау Рихтер, но я мог бы прилететь в Берлин этим вечером.
— Это действительно настолько важно?
— Да, очень. И мне нужна ваша помощь.
— Вы не знаете, кем могла быть эта женщина?
— Вероятно, жена или подруга старшего офицера СС или одного из нацистских функционеров. Но это лишь моя догадка. Фотография была сделана в 1931 году.
На другом конце провода вздохнули.
— Герр Фолькманн, вам, вероятно, сказали, что я эксперт по нацистскому периоду. Но мои знания не настолько всеобъемлющи, чтобы содержать информацию о каждой подружке каждого нациста. Кроме того, вы говорите о событиях, происходивших за два года до того, как нацисты пришли к власти, вы ведь это понимаете?
— Я прекрасно все понимаю, фрау Рихтер, — продолжал настаивать Фолькманн, — но если бы вы могли хотя бы взглянуть на фотографию…
Женщина помолчала некоторое время, а потом обреченно вздохнула.
— Хорошо, герр Фолькманн. Давайте-ка я вам расскажу, как проехать к моему дому.
Фолькманн заказал билет до Берлина и обратно. Все билеты на самолеты, вылетающие из Франкфурта, были раскуплены, но было довольно много мест на шестичасовой рейс из Штудгарта, до которого был час езды. Около двух Фолькманну позвонил Максвелл.