ме. Она хлопнула дверцей и, тряхнув своей длинной рыжей гривой, решительно направилась к воротам…
— Вот так так? — Александр даже присвистнул. Хорошенькая компания соберется у Юрия Николаевича, особенно если в довершение всего Нинок заявится. Впрочем, надо срочно мотать отсюда. Сейчас охранник запросит шефа по внутренней связи и, не получив ответа, поднимется наверх…
Девушка стояла так, что лица ее Климов не видел, но он почему-то не сомневался — оно красиво. Гостья что-то проговорила, по всей видимости, отвечая на вопрос охранника, и, толкнув створки ворот, быстро вошла. Саша тронул свою «шестерку», спеша отъехать от злополучной виллы директора «Лотоса» как можно дальше.
Он гнал машину по шоссе, со злорадством думая о том, какой переполох возник сейчас в розовом здании за высоким забором. Однако причин для благодушия, если разобраться, не было.
«Просто так мне моя ярость с рук не сойдет, — покачал головой Александр. — Что это со мной, а? — Климов, стараясь прогнать мрачные мысли, стал думать о старике, собиравшем посуду. — Откуда он там взялся? Это ведь "вотчина" дяди Мартына. Может, тот скончался уже? Сколько лет старику?»
Мартын Иванович Перегудов был неотъемлемой частью дачного периода детства Сашки Климова и многих других его сверстников. Сторож и тогда, когда Александр еще даже и в школу не ходил, казался ему стариком. Саша вспоминал, как, сидя летом на лавочке возле своей хибарки, в которой была только комната да кухонька, бывший танкист, поднимая к небу обожженное в битве на Курской дуге лицо, показывал пальцем на причудливые переплетения вечерних багровых облаков и говорил какому-нибудь из забежавших послушать его байки мальчишек:
— Видишь, как они подымаются? Так, брат ты мой, танки горят… Там столь железа осталось… Эх, и немцы и наши, все вместях жарились.
Саша начал прикидывать, сколько же на самом деле теперь лет Мартыну Ивановичу? Судя по тому, что они мальчишками называли бывшего танкиста не дедом, а дядей, ему не могло тогда быть больше пятидесяти. Значит, теперь… восемьдесят? Как-то не верилось, что сторож мог умереть. Казалось, он должен жить вечно.
Мартын Иванович заметил конкурента, что называется, за версту. Появление «оккупанта» наполнило старика благородным гневом. Первым побуждением бывшего бравого танкиста было немедленно броситься в бой, чтобы раз и навсегда изгнать врага из родных пределов. Он, несомненно, так бы и поступил, но решил немного выждать, чтобы выяснить, не постучится ли конкурент в ворота бывшей Климовской дачи, стремясь вкусить там от приготовленного для него, Мартына Перегудова, бутылочного изобилия. Именно сегодня он и сам должен был встретиться с нынешним хозяином дачи, который всегда отдавал сторожу тару и даже приплачивал немного за то, что Перегудов иногда брал на себя заботы о Флибустьере, плохо ладившим с охранниками Лапотникова. Мартын Иванович поправил серую всесезонную кепку, которую лишь зимой заменял на солдатскую цигейковую шапку, и решительно набрал в грудь воздуху.
Конкурент, однако, лишь покосившись на высокий забор и внушительные ворота директорской виллы, не спеша проследовал дальше по аллее. Размышления Мартына Ивановича прервал примчавшийся, точно угорелый, дачник, у которого на участке прорвало трубу, и теперь вода хлестала во все стороны, заливая грядки. А так как Перегудов заслуженно считался мастером на все руки, то именно к нему и обратился пострадавший. Размах стихийного бедствия не шел, конечно, ни в какое сравнение с наводнением в государстве Бангладеш, однако на ликвидацию последствий аварии ушло почти два часа. За свои четкие и самоотверженные действия Перегудов был вознагражден семисотграммовой бутылкой «Столичной». Этот факт да еще мысль о том, что для визитов уже несколько поздновато, заставил Мартына Ивановича отказаться в тот вечер от похода на дачу Юрия Николаевича.
Со второго этажа незаконченной кирпичной новостройки, разместившейся метрах в сорока наискосок от розового здания лапотниковской виллы, последняя видна была как на ладони. Человек, устроившийся в будущей гостиной очередного удачливого коммерсанта, покачал головой и посмотрел на часы. Сразу после появления девицы, прикатившей на вишневой «девятке», обиталище директора «Лотоса» покинул второй посетитель-мужчина. Он казался совершенно расстроенным, должно быть, не возжелал его видеть всесильный хозяин дачи. А девица задерживалась… Прошло уже больше часа! Больше ждать неизвестный не собирался. Ему просто это надоело…
«Что ж, — сказал он себе, на секунду задержавшись взглядом на вишневом "жигуленке". — Будут некоторые производственные издержки. Это иногда случается, когда кто-то оказывается в неподходящее время в неподходящем месте».
Наблюдатель положил в сумку бинокль, достал и надел на голову серую кепку, а затем, выйдя из недостроенной гостиной, не спеша принялся спускаться по лестнице. Между тем мгновением, когда он отвернулся от окна и когда очутился на улице, прошло не более трех минут, но их хватило вишневым «жигулям», чтобы исчезнуть. Вернее, направлявшийся к калитке лапотниковской дачи человек мог видеть, как машина, сверкнув тормозными огнями, резко свернула в конце аллеи и, как говорится, была такова. Другая, такая же, только черная, машина стояла немного в стороне. Все двери ее были распахнуты, и из салона доносилась громкая остинатная музыка; сквозь грохот барабанов и незатейливые, но настойчиво повторявшиеся пассажи бас гитары нет-нет да и прорывался заливистый женский смех.
«Охраннички», — усмехнулся про себя человек в серой кепке.
— Ну и денек сегодня, мать его ети! — в сердцах вздохнул Чхай. — Опять кого-то несет, а? Ну какого лешего этому-то надо?
— Кто? — крикнул Амбал в микрофон переговорного устройства.
— За собакой я, — раздался сквозь скрип и треск негромкий голос стоявшего у ворот человека. — Хозяин велел зайти забрать его сегодня.
Кривцов, посмотрел на коллегу.
— Это сторож, он даже и в списке на сегодня не отмечен, — произнес Коля, с некоторым сомнением посмотрев на экран монитора. — Будем, Лень, шефа спрашивать? Или пошлем этого хмыря куда подальше? Николаич там с телкой, на кой им собака, а?
— Сторож не сторож, да я и тебя не узнаю на этой хреновине! — разозлился Чекаев и, не глядя на монитор, нажал кнопку, отпирающую замок калитки. — Кто бы он ни был, я его в жопу поцелую, если он этого паршивого «полкана» заберет и назад не приведет. Ты, кстати, не слышал, как он выл?
— Слышал, — протянул Амбал и пожал плечами, — как не слышать. Он на луну выть любит, как волк…
— Да нет! — с раздражением перебил его напарник. — Вот сейчас, не слышал? Минут пять назад, даже меньше. — Кривцов не успел ответить, потому что в этот момент дверь распахнулась и на пороге появился неприметный человечек неопределенного возраста в надвинутой на лоб серой кепке. Визитер сделал шаг, и тишину холла пронзили противные громкие сигналы зуммера, раздававшиеся через ровные, короткие промежутки времени с настырностью ополоумевшей кукушки.
Оба охранника уставились на гостя, который поставил сумку на пол и, достав из нее разводной ключ, с виноватым выражением лица посмотрел на Чхая, уже схватившегося за рукоятку пистолета, торчавшего из кобуры на поясе. Амбал стрельнул глазами на портупею, висевшую на спинки стула.
— Да выключи ты это говно к едрене матери! — заорал нервный Чекаев на напарника. Тот нажал кнопку, и зуммер, ко всеобщему удовольствию, умолк, а Чхай обратился к нелепому гостю, при ближайшем рассмотрении оказавшемуся совершенно непохожим на сторожа Перегудова: — Ты же не сторож, а? Кто такой?
— Иван я, значит, брат Мартынов, трубу там прорвало, у Исаченко на участке, вот меня за собакой-то и послали, — залепетал мужичонка, который, видимо со страху, все еще держал в руке ключ. — Мартын сказал — хозяин велел… Можно я положу его? — Осмелился он, наконец, и, получив от Чекаева разрешение, склонился над своей трухлявой сумкой.
— Эй, дед, ты чего? — изумился Чхай, но так и не успел услышать ответ на свой вопрос. Раздался негромкий хлопок, точно кто-то очень нежно чмокнул микрофон, на лбу бывшего оперуполномоченного капитана Леонида Валерьяновича Чекаева появилась маленькая, аккуратная дырочка, он взмахнул руками, и его обмякшее тело навзничь рухнуло на устланный паласом пол.
Бывший сержант милиции Коля Кривцов вовсе не желал погибнуть так же нелепо, как и его напарник. Сбивая на пол стул с висевшим на нем оружием, он даже и не подумал о том, чтобы поднять пистолет, целиком полагаясь на завидную для человека его комплекции быстроту ног. Прозвучал следующий хлопок, и Амбал, как подкошенный ничком рухнув на палас, негромко застонал.
Человек в кепке переложил свое оружие в левую руку и, подняв с пола сумку, подошел к раненому охраннику. Уперев глушитель в затылок Кривцова, киллер в третий раз нажал на курок. Амбал затих.
Убийца неторопливо поднялся по лестнице и, остановившись возле массивной дубовой двери, толкнул ее ногой. Он едва успел отпрянуть в сторону, только чудом не сбитый с ног огромной черной собакой, опрометью бросившейся вниз по лестнице. Не значившийся ни в каких списках сегодняшних визитеров, человек в кепке вошел в гостиную.
Того, кто оборвал жизни Леонида Чекаева и Николая Кривцова, звали Петром Степановичем Зайцевым, во всяком случае такие имя, фамилия и отчество значились в паспорте, который имелся у него, как и у любого другого гражданина России. Многое, очень многое довелось повидать в своей жизни Петру Степановичу, но то, что предстало его глазам в гостиной дачи директора фирмы «Лотос», не могло не произвести на него впечатления. На мягком ковре в совершенно неестественной позе лежало тело Юрия Николаевича Лапотникова, горло и часть лица которого превратилось в сплошное кровавое месиво. Брюки хозяина дачи были спущены до колен, белая рубашка пропиталась кровью, покрывавшей также и бедра. Рядом с трупом валялись куски вырванной из тела плоти.
Зайцев покачал головой. Эта неожиданная смерть человека, с которым прибыл сюда Петр Степанович душевно поговорить, сводила на нет шансы заполучить то, чего требовал от него наниматель. Убийца посмотрел на часы и, окинув взглядом помещение, приступил к поискам. Времени у него оставалось очень мало, надежд на успех и того меньше… Прежде всего — сейф…