Не дожидаясь утра, друзья быстренько собрали половину того, без чего никак не обойтись и тихонько покинули город. По случаю ночного времени уходить пришлось на своих двоих и через стену.
Теперь они шли и в постепенно светлеющем небе пропадали звезды. Исин время от времени прислушивался, но за спиной по-прежнему висела тишина. Дорога терялась в постепенно рассеивающемся сумраке нового утра, окрестности заполаскивало утренним туманом.
— Погони ждешь? — спросил Гаврила. В его мешке, что висел за спиной, что-то брякало — собирались-то наспех. В очередной раз оглянувшись, хазарин отозвался.
— Да как сказать… Я б на месте волхвов постарался бы тебя ухватить…
Исин вполне понял бы Гаврилу, если б тот вздохнул с облегчением, но тот только рукой махнул.
— Я в Белоянову подлость не верю. Не такой он…
Избор тут же, из-за спины, отозвался.
— Так какая же это подлость? Это не подлость, это забота о родной стране. Он ведь не о себе думать будет, когда кровушку твою цедить примется, а обо всей Руси. Он о ней так заботится, ты — эдак.
— У страха глаза велики. Ничего. Обойдется.
Не верил богатырь в погоню. Исин головой покачал, но разговор об этом продолжать не стал. Жизнь она сама все по местам расставит.
— Жаль без коней ушли, — вздохнул хазарин.
— Ну и чтоб нам кони? — вопросил Избор.
— Как это что? — удивился хазарин. — На лошадях сейчас бы воо-о-он уже где были.
Он махнул рукой в сторону. Что там такое стояло — не знал и сам хазарин, но что точно, стояло это загадочное место в стороне от Киева. Избор хлопнул Гаврилы по плечу.
— Зато с товарищем. Жаль, конечно, что лошади по стенам лазить не умеют, и в карман её не положишь, но что уж теперь…
Он посерьезнел.
— Сбежать-то мы сбежали… Давайте тогда определимся — куда и зачем..
— Ну, на счет «куда» это подумать надо, — отозвался хазарин. — А вот на счет «зачем», то предлагаю Святогорову кровь поискать. Ну, а если по пути еще что-нибудь полезное попадется, ну, там, на обмен или как, то…
Он сделал движение, будто бы укладывал что-то за пазуху.
— Ты, прям, ума палата… Если б еще подсказал бы кто где её искать…
Исин развел руками.
— Я одно знаю. Пустой желудок — плохой советчик, — сказал хазарин, оглядываясь по сторонам. Дорога впереди изгибалась, и из-за поворота ветер нес запах какого-то жилья. Может быть деревеньки или веси, но чтобы там не стояло, наверняка люди позаботились, чтоб в одном из одним из домов нашлось бы кружало или корчма.
— Заодно, может, и на счет лошадей что-нибудь придумаем.
Он вопросительно глянул на товарищей.
— Ну?
— Что с голодного хазарина возьмешь? — неизвестно кого спросил Избор.
— Точно…
Глава 7
Напрасно знающие люди утверждают, что все дороги в этом мире ведут в Рим. Не в Рим они ведут, а наверняка к какому-нибудь известному римскому постоялому двору — ведь издавна на перекрестье всех дорог стояли не деревни и города, а какие-нибудь постоялые дворы. Именно туда, к ним, сходились все дороги, а вместе с дорогами — люди, а вместе с людьми и людская молва, а от людей чего только не услышишь…
И не стоило в этот Рим ехать, ради того, чтоб проверить, так оно или нет, ведь на Руси все обстояло точно также.
В попавшемся им кружале темновато оказалось, но так ведь люди не читать сюда приходили, а кружку и в темноте мимо рта не пронесешь.
Разобравшись, что тут где, странники сели на край длинного стола, ловя ноздрями запахи доброй еды. Кашей пахло и жареным гусем. И шкварками. И горелым маслом… Из которого выглядывали жаренные караси. Гаврила сглотнул, выглядывая из-за Исинова плеча. Людей в кружале, несмотря на утро, собралось изрядно, и разный тут сидел народишко. Небогатые купчики, обоз которых, по всему видно, недавно только пришел в село, местные селяне. Избор нацелился на купцов, в охотку попивающих что-то из глиняных кружек.
— Тот, кто на одном месте сидит ничего не знает. Купцов надо спрашивать, кто по чужим местам ездит, сказителей разных, то есть калик перехожих… Волхвов.
— Ну вот про волхвов не следует. Если уж Белоян не знает, то кто из здешних чего знать может?
— Ничего. Язык не отсохнет, если спросим…
— Ну и где ты тут волхвов увидал?
— А вон, старичина сидит.
Исин кивнул в сторону безучастно сидевшего недалеко от них гусляра. Его старость сомнения не вызывала. В его волосах гуляла не седина, а желтизна! Его и стариком-то назвать можно только с оглядкой. Не старик — старец!
— Вот-вот, — отозвался Гаврила. — У него уж ум за разум заехал, а ты его про богатырское исподнее спрашивать станешь.
Исин спорить не стал, а, не откладывая дело в долгий ящик, подошел к гусляру.
Положив перед ним серебряный динарий, хазарин ласково поинтересовался.
— Вот, дедушка. Ты по белу свету ходишь… Ну в смысле ходил когда-то… Много чего видел, а еще больше, поди, слышал… Ищем мы вещичку одну… Важную.
Старец наклонился ухом.
— Про вещи богатырские слышал? Доспехи… Оружие… Портки…
— Все на этом свете где-то есть… — прошамкал старец. — Даже то, чего нет и быть не может иногда попадается.
Гусли под рукой чуть слышно тренькнули.
— А где это самое «где-то» не подскажешь?
— Не знаю, добрый человек.
— А кто знает?
— Народ. Он все знает.
Исин попробовал зайти с другого боку, польстил.
— Так народ свою мудрость в песни перекладывает. А ты наверняка столько их знаешь!
— Всех песен и не выучить и не выслушать…
— Ну, все — не все, а ты-то уж тут, наверное, лет сто сидишь. Разного наслушался. Неужели…
Сухое, пергаментное лицо старика поплыло усмешкой.
— Если вам нужен тот, кто тут дольше меня сидит, и про тайны да хитрости ведает, то вон к нему идите. Егошей его кличут.
Странно улыбаясь, он кивнул в сторону какого-то замызганного мужичонки, сладко храпевшего, положив голову на стол.
— Этот столько тайного про других знает, что второго такого поискать…
Исин пригнулся к столешнице, чтоб рассмотреть. Ничего особенного. Мужик как мужик. Когда он повернулся к старцу, чтоб расспросить о том, чем же этот дядя знаменит, понял, что опоздал.
Старец уже задремал, считая, что честно отработал даденное серебро.
Хазарин оглянулся на товарищей и, увидев ехидную улыбку Гаврилы, все же подхватил Егошу.
Мужичок висел на плече мокрой тряпкой. Стараясь не задевать завсегдатаев, потащил того к своим. Он поворачивался, обходя лавки и столы, и от этого Егоша проснулся и взревел:
— Что ж ты, вражина, делаешь! Положи, где взял!
Исин все-таки дотащил его до места и только там спросил:
— А кто ты такой, чтоб к тебе с уважением?
— Я? — удивился мужичок, и горделиво объяснил. — Я- лихой человек!
Богатыри переглянулись. Навидались за жизнь лихих-то людей, знают какие бывают, только вот этот никак на такого не походил. Сморчок сморчком…
Сообразив, что ему не верят, он, переводя пьяные глаза с одного на другого, спросил со значением.
— Кузьму Залетова кто обнес?
Поле этого мужичок горделиво выпятил грудь, и ничего не сказал. Мол, я ничего не говорил, а вы, вроде, не дураки, сами догадаетесь.
— Да ты, брат, на все руки мастер! — притворно ужаснулся Гаврила. — Ни в клети не в запоре от тебя грош не спрячешь.
— А чего его прятать? Есть грош — так и пропей его с добрыми людьми.
Егоршка снова попытался выпятить грудь, но силы уже не те. Плечи опустились, и он плавно припал к столешнице щекой. Через мгновение гость уже сопел. Похоже, не видел он разницы где лежать и кемарить.
— Хорошего человека привел, — кивнул Гаврила хазарину. — Знающего да разговорчивого. Верной дорогой двинулся. Угадал, можно сказать…
Подняв голову гостя за волосы, Избор посмотрел в мутные глаза, вздохнул.
— Да-а-а-а. Это если знает чего, то долго еще молчать будет.
Осердясь, Исин спихнул гостя под стол, но тот так и не проснулся. В раздумье хазарин подержал у того над головой кувшин с пивом, но передумал добро переводить и налил в свою кружку.
— Не о том, ты Исин с гусляром говорил.
— А ты иди и «о том» поговори, — обидевшись сразу на всех, ответил хазарин. — Вон там еще один соловей ходит.
Сотник закрылся от друзей кружкой, словно других дел не было.
— Точно…Ходит один. — Присмотревшись пробормотал Гаврила… Только ошибся он. Гусляр не бездельно бродил, а прямо шел к их столу. Похоже, сообразил, что Исин не получил от его конкурента того, что просил, и решил попробовать.
Этот на старика никак не тянул. Возраст, правда, уже показывал себя редким седым волосом на голове и морщинами, но руки крепко держали гусли. Подошел, поклонился.
— Угостите, богатыри. А я вас песней потешу…
Исин отодвинул ногами пьяного Егошу, освобождая место для гусляра.
— Садись, песельник. Развей нашу тоску.
Тот уселся, положил гусли на колени.
— Что ж спеть вам? Про битвы кровавые, про богатырей чужедальних? Про Бову-королевича? Или про битву на Калиновом мосту? — скучноватым голосом спросил он, словно заранее знал, что войнам нужно.
Друзья переглянулись. Отчего бы и про это послушать, но про битвы и прочее они и сами могли много чего порассказать.
— Про Гаврилу Масленникова знаешь? — ехидно спросил из-за кружки Исин. — А то есть у нас тут любитель про Гаврилу-то послушать.
Масленников только кулак хазарину показал. Сейчас Гаврилова душа не побоищ просила, а чего-то грустного, утешительного…
— А спой-ка ты нам про дела трудные, про дела неподъемные… — сказал он. — Знаешь такие былины?
Гусляр сообразил, что не просто сидят люди, жизни радуются, а скорее какие-то неприятности пивом заливают…
— А спою-ка я вам про Святогора-богатыря, — предложил он. — Про его неудачу…
— У Святогора — да неудача? Это ты, гусляр край перешел, — начал подниматься из-за стола Гаврила. Не лучший день сегодня для всех них выдался, а уж скомороху над святым насмехаться позволить…