Гусляр рассмеялся. Не нагло, а с осторожностью, обращая сказанное в шутку.
— Самонадеян ты воин. Считаешь, что раз кто силен, то никого посильнее него рядом не окажется? И на больших богатырей неподъемные дела сваливались.
— Это ты, что ли посильнее? — набычился Гаврила, мерея глазом фигуру гусляра — вдруг и впрямь тот покрепче будет, чем с первого взгляда показался.
— Да куда уж мне… — махнул рукой тот. — А вот спою про Святогора тогда и узнаешь, как оно бывает. Уж на что всем богатырям богатырь, а вот и на него неподъемное испытание нашлось.
Гаврила посопел немного, но вовремя вспомнил, что не силой мериться сюда пришел, а поесть, да людей послушать.
Поняв, что разрешение получено гусляр произнес распевно, уже настраиваясь на былину.
— Спою я вам, люди добрые, про Святогора-богатыря, нашего заступника. Про подвиги его богатырские, да про жизнь нелегкую…
Под насмешливым взглядом Исина, Гаврила пододвинул певцу кружку и, соглашаясь, кивнул. Тот негромко, и с душой запел про стародавнего богатыря. Шум на соседних столах стал затихать, и голос гусляра вольно полетел по притихшему залу…
Очень скоро гости кто, подперев голову, кто, напротив, стиснув кулаки до белых косточек, слушали певца. Такого они еще не слышали.
Певец пел о том, как Святогор бродил по Руси и наткнулся на сумочку переметную. Попытался поднять её — сил не хватило — жилы у богатыря полопались, чуть кровью не изошел…
Избор представил себя на его месте, почувствовал, как от нечеловеческого напряжения лопаются в руках жилы, кровавый пот выступает на лбу, заливает глаза…
Он цапнул Гаврилу за руку.
— Вот бы нам тут рубашечку.
— А? — Гаврила вынырнул из повествования. Кулаки богатыря ветвились жилами, костяшки побелели от напряжения.
— Личико-то Святогор наверняка рукавом вытирал. Вот вам и кровь…
Гусляр умолк и с рокотом струн сгинуло наваждение, где каждый чуял себя стародавним богатырем, искоренял Зло и боролся с врагами. Вознаграждая себя за песню, гусляр ухватил кружку, поднес к губам…
— А что, добрый человек, это быль или сказка? — спросил Гаврила, дождавшись, пока кружка опустится на стол. Пальцы его вздрагивали, словно нестерпимо хотелось выпустить когти и вонзить их в гусляра.
Певец, не замечая этого, отхлебнул из новой кружки, не торопясь утерся.
— Так кто ж его знает? Это то, что народ помнит. А быль это или сказка только Алчедар знает.
Исин сглотнул, поставил кружку и, опережая всех, спросил:
— Кто такой этот Алчедар? Где прячется?
Гусляр ухмыльнулся.
— Да нигде он не прячется… Чего князьям-то прятаться? Начальник он тиверский. Князь или как они там своих высших называют, мне неведомо.
— А что знает?
Гусляр пожал плечами, примериваясь к куску птицы, но не решаясь взять. Уж больно вид у Гаврилы получился грозный.
— Слышал я, что это все в тех местах и случилось. Так что если узнать чего — тебе туда. Старики тамошние может и помнят.
Народ в зале загомонил, к певцу потянулись руки, потащили его к другим столам, а товарищи смотрели друг на друга, и каждый знал, что мысль у них сейчас одна на всех. И вовсе не о том, чтоб послушать еще что-нибудь из богатырской жизни.
— А что? — просил наконец Избор. — Какой-никакой, а след. Пока ничего другого нет — и этот сойдет.
— Точно! Придем к этому Алчедару и спросим! — кулак Исина грохнул по столу. — Пусть попробует отказать князю Киевскому!
— Князь Киевский нынче в большом отдалении пребывает. По другую сторону волшебства, — напомнил Избор и поежился, вспомнив лиловый кисель. — Так что… Только на себя нам надеяться надо.
— Так в первый раз что ли? Добром не отдаст — силой возьмем.
Никто хазарину не возразил. Понятно, что все так и будет.
— Бывал я там, — задумчиво сказал Гаврила. — Хорошее место. Для того кто внутри, конечно. А ежели кто воевать придет… Стены… Рвы… Да втроем… Может статься, что наших трех мечей для такого дела может и не хватить…
Киевлянин тряхнул головой, вовсе прощаясь с надеждой отвоевать замок.
— А как-то по-другому? Ну, выкупить, что ли… — предложил Избор. Денег не было, конечно, но ведь деньги украсть куда как проще, нежели замок захватить.
— По-другому это и называется — своровать, — объяснил Исин, — Деньги- то нам кто даст? Деньги тоже где-то красть придется, так уж проще сразу нужной вещью озаботиться.
Никто ему не возразил, и всем стало ясно, что другого пути нет — ищи не ищи…
— Ну, хорошо… В городище-то мы войдем. А вот в сам замок, к князю. Не думаю что любого туда пускают… До ворот-то дойдем. А вот дальше что? В сокровищницу нас добром никто не пустит… А там, поди стена…
Он замолчал, представив преграду.
— Тут через стену надо… — донеслось из-под стола.
— Так ведь не на всякую и влезешь, — ответил Гаврила, не успев даже сообразить, кому отвечает.
— На твоем бы месте я сказал бы: не всякий забор лбом прошибешь.
Забытый под лавкой мужичок выполз из-под стола и принялся горящими глазами выглядывать кружку. На помятом лице читалась страдальческая похмельная мука. Не говоря ни слова, Гаврила протянул ему свою. Тот двумя руками потянул её к себе, расплескивая пену. Присосался, словно в кружке ему доброты налили и, вытерев около рта, вполне умиротворенно сказал:
— Дураки вы все… Дела не знаете.
Изборовы кулаки сами собой сжались, только куда бить похмельного-то?
— А ты знаешь…
Избор почему-то позавидовал его уверенности.
— Знаю… Скажи-ка ты, умный, да здоровый, любой забор на чем стоит?
— На земле.
— Значит, подкопать можно.
— А на скале если?
— Точно..- подоспел Гаврила. — На скале и к тому же небывалой высоты стена…
— Ну, если забор вообще под небеса… — задумчиво протянул Егоша. — И скала…
Видно было, что хоть хмель его забрал всерьез, а дело свое он размел крепко.
— Для таких случаев другая уловка есть…
Он пошевелил бровями, но так вот попросту делиться тайной не стал. Грязноватый палец показал, куда и что надо наливать. В кружках булькнуло. Гаврила и своих не обделил.
Егоша икнул и поманил их пальцем к себе поближе. Головы вокруг него сомкнулись, отгородив тайну от мира.
— Для этого ученая птица нужна и заморский зверь облезьян о четырех руках! Я таких людей знаю… Учат доброму делу…
Язык у него уже заплетался.
— Дорого, конечно, но что поделаешь, если нужда…
Голова его упала на грудь, а потом все вместе — под стол.
Оттуда неразборчиво донеслось.
— Не живут они в нашей стуже… Я бы и сам… Надо очень… Только….
Несколько мгновений они слушали, не скажет ли еще чего-нибудь мудрого этот странный человек, но только всхрапнул и засопел в две дырки.
— Ну и ладно, — Гаврила положил ладонь на стол, ставя точку в рассуждениях. — Пойдем к этому Алчедару.
Ладонь богатыря сжалась в кулак, пальцы зашевелились, словно хватались за что-то.
— Поинтересуемся…
— Ну и если какие богатыри по дороге попадутся, то тоже брезговать не будем…. -добавил Избор. — А то кто знает что там и как…
Глава 8
К Алчедару пошли короткой дорогой.
Гаврила обещал провести — хаживал уже. Лошадей покупать не стали, потому как знали, что на Руси самая короткая дорога она же самая кривая, самая кочевряжистая и самая неудобная… Так и вышло. Идти пришлось напрямик, через лес, переправляться через лесные речки по перекинутым бревнам, а то и вплавь — какие уж тут лошади.
За пять дней они прошли большую часть пути. Ночевали, где придется и как получится, разок даже пришлось на какой-то кочке в болоте ночь пересиживать, от болотников отругиваясь, но ничего, преодолели.
Болото кончилось и на пятый день, к полудню они вышли в светлый лес. Деревца тут стояли одно к одному, солнечный свет потоком обрушивался с неба, обтекая белые стволы берез и янтарные ветки сосен. По такой красоте они шли до тех пор, пока не уткнулись в здоровенную, с хороший дом, гранитную каменюку.
Откуда в этом светлом чистом лесу, где ни камней больших, ни коряг не водилось, взялась эта глыбища, и кто в ней дыру проделал, не сказал бы никто.
Ветер? Возможно. Вода? Не исключено. Люди? Вполне вероятно.
В её тени странники посидели, собираясь с силами. Солнце еще стояло высоко и теплилась у них надежда дойти до вечера до того места, где можно будет поесть и выспаться на мягком.
— Ладно… Хватит рассиживаться. Пошли.
Подавая пример Избор со вздохом поднялся. Вставать не хотелось, но если воевода примера не подаст, кто ж его уважать станет? Прихрамывая, он обошел камень, выбрался на облитую солнцем поляну. Товарищей он не видел. Конечно, посидеть на травке да в теньке — удовольствие. Это не по жаре сквозь лес тащиться, где паутинные лохмотья, труха, льнущая к разгоряченным лицам. Только сиди- не сиди, а идти все одно надо. Стоя в зарослях ежевики воевода крикнул:
— Давай, давай. Шевелись.
— Да сейчас, сейчас… — отозвался ворчливо Гаврила, — Дай хоть мешок собрать…
Масленников задержался, увязывая котомку и бурча что-то неразборчиво, а Исин, вертя головой по неизбывному своему хазарскому любопытству и лени, не стал ничего обходить и пошел прямиком сквозь камень, залитый прохладной летней тенью. Видя, как хазарин входит в тень, Избор повернулся, зашагал дальше, но невнятное восклицание заставило его обернуться.
Много чего удивительного Избор в своей жизни повидал, но такого… Только что вот и двух мгновений не прошло один был хазарин, а тут прямо на глазах, можно сказать, пару шагов только сделал и на тебе — раздвоился.
Исин и сам, похоже, не осознал что случилось. Избор смотрел как друг против друга, ухватившись одинаковыми движениями за рукояти мечей, стояло два Исина, и глаза что у одного, что у второго становились всё круглее и круглее. Именно два. Не просто один похожий на другого, а именно что два одинаковых хазарина. Волос в волос, голос в голос…
Последнее колдовство, которое он своими глазами видел, оказалось большой гадостью, так что и от этого колдовства Масленников тоже ничего хорошего не ждал. Наверняка ведь колдовские штучки… Кровь побежала по жилам, меч сам собой прыгнул в руку.