Совершенно беззвучно по улице, залитой густым туманом, один за другим двигались волхвы. Каждый нес в руке ветку и лукошко. Их шаг был легок, словно у выходивших на охоту хищников. Так оно вообщем-то и получалось. Они впрямь шли на охоту. На охоту за правдой.
То, что вершится в тишине, вполне может оказаться тайной, в которую не стоит совать нос, но Избор считал по-другому. Его взгляд не мог помешать друзьям, а врагов он не боялся.
Да волхвы и не скрывались.
Благообразные старцы в торжественных белых одеждах шли один за другим в молчании. Когда последний из них сгинул в тумане, откуда-то сбоку послышался голос Гаврилы, наблюдавшего за всем этим со двора.
— Гадать пошли. Белоян большое гадание затеял.
Избор промолчал.
— Своим умом не обошлись, — с горечью продолжил Гаврила. — Не только у вас, выходит, волхвы никуда не годятся… А ведь воображают из себя!
Избор понял, что Масленников хотел пойти с волхвами, только не взяли его. Оттого и горечь в словах.
— Глупостей не говори. Ты от кого ответа ждешь? От меня? Я тебе ничего не скажу. От товарищей своих? И те ничего путного не придумают. Только на волхвов и надежда.
Гаврила покаянно вздохнул.
С рассветом оставшиеся богатыри сами собой начали собираться во дворе зачарованного терема. Бродили там, негромко поминая волхвов. Купол, что накрывал его, словно шапка дорогую монету не стал ни прозрачней, ни меньше. Чем выше поднималось солнце, тем злее становились воины.
Белояновы сподвижники объявились во дворе княжеского терема только к вечеру. Три старца встали на середине двора, и богатыри обступили их, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. У каждого имелось за щекой по вопросу, но пока киевляне молчали.
Белоян посмотрел на колышущиеся головы, на сердитые усмешки. Взгляд его оказался неожиданно долгим. Под ним остатки младшей дружины замерли. Сообразили — не просто смотрит, а прикидывает что-то, вроде как приценивается.
— Двадцать шесть…
Гаврила недовольно спросил:
— Придумали что-нибудь?
— Придумали? — волхв пожал плечами. — Нет. Что тут можно придумать? Мы Богам вопрос задали да ответ получили.
Тонкости никого из богатырей не интересовали.
— Дело говори, Белоян! Есть способ заклятье снять?
Волхв кивнул.
— Способ-то есть. И не один даже.
Во дворе радостно зашумели. Гаврила и тот улыбнулся- понятно какие камни с души попадали.
— Ну, тогда начни с первого.
— Простым волхвованием этой заразы нам не снять.
Голос волхва остался тускл, безрадостен. Избор почувствовал, как неприятно это мгновение для волхва. Придется просить помощи, а значит признаваться, что не всесилен.
— Ну ты скажи, что делать-то, а уж мы подумаем как, — несколько свысока отозвался Гаврила тоже, видно, почувствовавший что-то такое. Он вроде бы как-то даже подбоченился. — Покороче… Так чтоб мы все ухватили.
— Ну, если совсем коротко… Кровь нужна.
— Прольем!!! — зароптали приободренные дружинники. Все оказалось даже проще, чем мнилось! Оказывается ничего странного или непосильного и делать-то не придется! Ни жаб глотать, ни на месяц через решето смотреть… Кровь проливать — самое богатырское дело. Что свою, что чужую…
Белоян, со странно и страшно смотревшейся на морде усмешкой, поправил крикунов.
— Тут не пролить её надо, а, наоборот, по капле собрать. Много крови нужно.
— Всю отдадим! По капле! — разом заорали богатыри. — Ничего для князя не жалко! Подставляй кадушку!
Взгляд Белояна потяжелел. Он посмотрел на младших дружинников с печальным пренебрежением. Гаврила первым сообразил, что будь все так просто, как кажется младшей дружине, то и говорить бы было не о чем. Он поднял руку, успокаивая горлопанов.
— Нужна кровь героев. Много крови… — продолжил в обрушившейся тишине волхв. — А все герои — там.
Голос волхва налился силой, рука качнулась в сторону неяркого лилового света за спиной.
— Или кто спорить готов?
Дружинники загудели недовольно. Втайне все они тут считали себя героями, но волхву виднее. Кто-то все-таки не сдержался.
— А мы кто тогда? — петушиным криком прорезался голос.
Белоян стесняться не стал и все разложил по полочкам, чтоб непонимания не возникло.
— Вы-то? — он внимательно оглядывал разоравшихся воинов. — Да вы все вместе на половину одного богатыря не тянете.
Он произнес это с такой горечью, что у Избора и мысли не возникло, что он хочет всех их обидеть. Медведемордый просто говорил правду. Такую, как она есть…
— Богатырь это вам не только глотка луженая да кулаки тяжелые. Это еще и дела.
Взгляд его перебежал с одного, на другого, на третьего. Шум стал стихать. Через пару вздохов лица окружавших его воев стали угрюмы.
— Кто из вас чудовище одолел? — уже негромко спросил волхв. — А вражью рать разбил-разогнал? Набольшего вражьего богатыря на поединок вызвал да одолел? Или черного колдуна своей рукой прибил? Что молчите?
Только что вздернутые высоко головы опустились. Взгляд волхва бегал по стриженым макушкам.
— А вы говорите… — невпопад вздохнул волхв.
Головы младших богатырей опускались все ниже, словно волхв не слова выговаривал, а камни им на выи навешивал. И ведь никто слова поперек не сказал, словно наперед знали, чем такая похвальба может кончиться. Это вам не шапками хвалиться — у кого богаче.
Без обиды, без желания оскорбить, волхв со скрытой болью в голосе сказал.
— Нельзя нам ошибаться. Нельзя. Если оплошаем…
Гаврила помолчал, вспомнил начало разговора.
— Другой способ?
— Что?
— Ты говорил, что есть еще способы.
Белоян кивнул.
— Любовь женщины. Первая любовь.
— Какой женщины?
— Боги не всегда выражаются прямо. Чаще они только намекают.
Избор из-за Гаврилова плеча спросил:
— Так у князя столько жен… Неужели ни одна…
Он не закончил фразы, а уже сообразил, в чем загвоздка. Волхв кивнул.
— Жен много, а где первая любовь?… Да и была ли она у него?
Белоян досадливо тряхнул мордой.
— Говорил же ему смиряй плоть — не лезь на кого попало… Эх!
Гаврила видел, что волхв хочет еще что-то злое сказать, но сдерживается.
Чуть в стороне гудела разговором малая дружина. Что там происходило и гадать не стоило — мерились люди своими подвигами. Долетало:
— А помнишь?…
— А вот когда…..
— Так ведь после этого….
— А вы все тогда вообще….
— Так. С первой любовью ясно. Тогда давай снова про богатырей и поподробнее. Что за богатыри?
— Богатыри… Сам понимать должен, что за богатыри тут нужны. Чтоб не только горло на пиру драть мог, да мечом махать, а чтоб за душой что-нибудь кроме похвальбы настоящие дела были да народное уважение.
— А сколько крови?
— Чего?
— Крови сколько нужно?
— Нужна кровь 50-ти богатырей.
У Исина вытянулось лицо. Ничего себе… А на Избора число отчего-то никак не подействовало.
— Пятьдесят богатырей… — задумчиво сказал он. — Это, пожалуй, бочка…
Избор расставил руки, показывая размер бочонка, в каких иногда заморские купцы привозили фряжское, но волхв головой покачал и махнул рукой на уровне груди.
Избор недоверчиво посмотрел — не ошибся ли волхв — но тот только кивнул. Выходила бочка из-под пива или стоялого меда.
— Хорошая, добрая бочка, — поправил Исин, глядя как Гаврила молча шевелит губами. Тоже, наверное, прикидывал. — И где мы это все брать будем?
— Вот и думайте…
Волхв со вздохом поднялся.
— Вы думайте, и мы думать будем….
Белоян с товарищами ушли со двора первыми. Следом за ними и богатыри разбрелись по кабакам. Думать.
Посмотрев, как расходятся остатки киевской дружины, Гаврила почесал затылок.
— Нда-а-а-а-а… Эка они… С меня одного, пожалуй, такой бочки не натечет?
Избор отрицательно качнул головой.
— Нет. Если б это князя спасло, то не сомневайся. Белоян бы уже…
Воевода неопределенно провел рукой около горла, жестом ничего хорошего Гавриле не сулящим.
— Да и по чести, как тебя с Ильёй-то сравнить? Рать чужую не разогнал, колдуна в одиночку не погубил. Дракона только если… Так и того мы, считай, втроем валили. Так что радуйся.
Пришло время и Гавриле молча покивать.
В плане неведомых врагов виделось какое-то изящество, какое-то византийское коварство… Те кто мог дать нужную кровь остались в тереме, да и окажись они во дворе, то нацедить столько крови — значит убить всех их и оставить Русь без защиты… Может быть Белоян и пошел бы на это, но что дальше? Поднимется Степь и что тогда? Бескняженье или усобицы? С такой помощью и враги не нужны.
— Может быть, тогда все-таки первая любовь? — спросил Гаврила. Избор плечами пожал.
— С богатырями, по крайней мере, все ясно. Пятьдесят душ, бочка крови и все… А с женщинами ничего не понятно — ты её любишь, а она тебя? Первая ты у неё любовь или вообще никакая, а просто тятенька обниматься велел и ни в чем другом не отказывать…
Гаврила вздохнул.
— То-то и оно. А пятьдесят — всегда пятьдесят. Не перепутаешь. Тут только дурак ошибется.
Масленников почесал голову. И правда — иначе не получалось.
— Считать-то не ошибемся. Только где их набрать столько?
Они смотрели друг на друга, и никто не мог ничего сказать. Ничего путного, то есть. Глупости-то так и просились на язык, только умудренные, опытные воины держали их при себе. Безо всякой задней мысли Гаврила мельком глянул на Исина и оторопел. Сотник смотрел то на одного, то на другого так, что понятно стало, что ему-то как раз так хочется продолжить разговор, что зубы чешутся.
— Пива, — негромко сказал Гаврила.
В одно мгновение хазарин нашел и выставил на стол кружки, притащил из сеней два кувшина пива. Не торопясь хозяин отхлебнул, а потом, войдя во вкус, присосался надолго. Исин смотрел на него так, словно не мог дождаться, когда тот закончит с кружкой. Удовлетворенно крякнув, богатырь, наконец, оторвался от её и, видя нетерпение в глазах хазарина, спросил.