Стремительно появившаяся Залия прервала его мысли:
— Ну что, отвел душу? Знаю я тебя, чуть что — начинаешь дрова колоть. Айда-ка, пойдем в дом, узнаем у бабушки, потомками какого зверя мы являемся!
— Да на пасеке она, — досадливо отмахнулся Аюхан. — Ты что, забыла?
Замерев на секунду, Залия пробормотала:
— А и в самом деле, что ж это я? И бабка Попугайчиха с ней… Никак с ума схожу. Мотаюсь между деревней и пасекой, скотина вся там, корову-то доить надо кому-то… Да и свихнешься тут, когда твоего ребенка медвежьим сыном называют.
Аюхан игриво подмигнул:
— Разве же я не силен как медведь, а, жена?
— He прикидывайся дурачком, Аюхан! Дело серьезное. Немедленно отправляемся на пасеку, пусть наша молчунья расскажет наконец, в чем тут дело!
— Да не могу я, с утра в район ехать.
— Ну а я не вытерплю, пойду! Что за чертовщина?! Говорят, будто и Хамдия тебя из-за того же бросила. Дескать, потомок хищника. А я-то, бедная пришлая невестка, ничего и не знаю! Ну и ну…
Залия постояла так некоторое время, покачивая головой, и действительно отправилась на пасеку. Аюхан крикнул ей вслед:
— Посмотри там скотину! Как бы медведь телку не задрал…
И тут же язык прикусил, будто испугался своих последних слов, вырвавшихся непроизвольно. Ладно, Залия не слышала, так стремительно выбежала со двора. И не зря, ох не зря она так всполошилась сегодня. Видно, не все ему сказала, что слышала, не договаривает что-то… Снова сев на чурбан, Аюхан закурил и снова погрузился в воспоминания. На этот раз гораздо глубже, в тот период, когда не было еще в его жизни ни Залии, ни даже Хамдии…
…Малыш ходит, переваливаясь с боку на бок. Вот он прижимается к груди какой-то женщины, чмокая и стараясь отыскать губами мягкий, пахнущий молоком сосок, нащупывает и, удовлетворенный, засыпает. А когда просыпается, рядом стоит мужчина и еще две женщины…
…Две женщины собирают ягоду. Мужчина рядом ломает ветки, мастерит что-то и дает ему, Аюхану…
…Молчаливая женщина с ним на руках подходит к холмику из желтой глины и плачет навзрыд…
…Бегает мальчик. Вот он кричит той женщине: «Бабушка!». И они только вдвоем…
…Держа его с двух сторон, бабушки Хадия и Зубайда ведут его в первый класс…
А что за обрывки смутных воспоминаний проносились до этого в памяти? В Асанай они пришли вдвоем с бабушкой. Откуда? Издалека. Откуда издалека? Может, там далеко и остался род Аюхана? У его сверстников в Асанае есть своя многочисленная родня, но ведь и он не одинок! Бабушка Хадия проговорилась как-то, что весь их род вымер в голодные годы. А мать и отец, как ему рассказывали, погибли от удара молнии. Аюхану было тогда три годика. Не их ли лица смутно мелькают в его воспоминаниях?
Поднявшись, Аюхан прошел в дом и вошел в комнату бабушки. Подошел к старинному сундуку, нащупал ключ, который всегда лежал на своем месте — под яркой подушечкой. В детстве он любил рыться в этом сундуке, украшенном блестящими стальными полосками. С возрастом отвык. Так говорит бабушка. Сейчас вот подошел, отпер замок, но не сразу откинул крышку. Собравшись с духом, открыл, в нос ударил резкий запах нафталина. На самом верху лежат в белом узелке «похоронные принадлежности» бабушки. Она уже много раз обновляла материал на саван, полотенца, платки для раздачи. Что тут еще есть? Вот нож с гладкой ручкой. Похоже, многое ему довелось повидать на своем веку… А на дне, в парчовом мешочке, кусочек кожи размером с ладонь. А вот и его, Аюхана, игрушка — маленький сайдак. Взяв в руки лук, Аюхан почувствовал его тепло и подумал: такое наследство могло достаться только от отца. А где он, отец? Кто он?.. Сложив вещи на прежнее место, Аюхан запер сундук и положил ключ на место. Посмотрел в окно: на западе зарделась вечерняя заря. Перевел взгляд на портрет на стене, на котором были изображены обе бабушки. Скоро исполняется сорок лет со дня смерти бабушки Зубайды. Глаза у нее всегда, сколько помнит Аюхан, были грустные. Наверное потому, что и муж, и сын не вернулись с фронта. Вот и с фотографии она смотрит печальным взором, словно и сейчас оплакивает своих родных.
А ведь глаза и брови, и нос у бабушки Зубайды, подумал Аюхан, как две капли воды Ильясовы. В бабушку Зубайду пошел сын… А с какой бы это стати, ведь она не родная вовсе, а названая?!
Аюхан решительно вышел из дома, быстренько запряг лошадь и тоже отправился на пасеку, томимый неясными предчувствиями. Словно что-то очень важное должно произойти сегодня, что-то такое, чего он, Аюхан, пропустить никак не может. Ощущения были какие-то смутные, расплывчатые, но в душе от этого становилось еще тревожнее. Одно Аюхан знал точно: надо непременно повидать бабушку, поговорить, не оставляя это на потом. Разбередила его душу жена…
Бабушка Хадия сидела за столом с подружкой Гайшой-Попугайчихой, чаевничали. Мельком глянув на Попугайчиху, Аюхан краешком рта усмехнулся. Ведь как точно люди прозвища дают! Гайша-эби и сейчас как ярко одевается, можно себе представить, как она наряжалась в молодости. На ней блестящее атласное платье, на голове цветастый платок с люрексом, а морщинистую шею оплетают двойные бусы. Бабушка Хадия одета куда как скромнее. В своем зеленом камзоле и белом платочке в мелкий цветочек она разительно отличается от Попугайчихи. Чаевничают как обычно: Попугайчиха без умолку тараторит, а его бабушка слушает и покачивает головой…
Осторожно прикрыв дверь, Аюхан сердечно пожелал:
— Приятного аппетита!
— Проходи, внучек, проходи. Садись с нами, — приподнялась ему навстречу бабушка Хадия. — Что припозднился нынче?
— Спасибо, — вежливо отказался Аюхан. — Я попил айран в чулане, утолил жажду. А что припозднился, так по хозяйству дел много. Дрова колол.
— Залия прибегала, — вступила в разговор Попугайчиха. — Запыхалась вся, взволнованная. Говорит, корова не пришла, пошла ее искать.
Аюхан с некоторым облегчением вздохнул. Значит, Залия ничего еще не говорила бабушке, не приставала к ней со своими расспросами. Оно и хорошо. Старый человек требует особого подхода, а уж его бабушка тем более. Тут наскоком ничего не добьешься, замкнется только, и уж тогда из нее слова клещами не вытянешь. Да и при Попугайчихе нельзя вести такие разговоры, старуха тот еще звонарь. Что услышит — в три раза преувеличит и по всему селу растрезвонит. Нет, не станет бабушка Хадия при ней ничего говорить. Выждать надо. И Залия молодец, характер у нее хоть и вспыльчивый, но в глупости ее не упрекнешь.
Присев в сторонке, Аюхан прислонился к стене и, полуприкрыв глаза, снова погрузился в воспоминания…
С Хамдией у Аюхана отношения действительно не сложились. Девушка и в самом деле, как мечтала, стала диктором. Когда училась в Стерлитамаке, вычитала в газете объявление о конкурсе, приняла в нем участие и выиграла. Вскоре она уехала в Уфу, а Аюхан, получив диплом, вернулся в Асанай. Первое время они переписывались, но вскоре письма от Хамдии стали приходить все реже и реже, и содержание их становилось все сдержаннее, чего Аюхан не мог не почувствовать. В родное село девушка приезжала совсем редко, а через год ее родители поехали в Уфу на свадьбу дочери. Отец Хамдии, как-то встретив Аюхана на улице, несколько виновато сказал:
— Так уж получилось, сынок… Ты мне очень нравишься, парень ты крепкий, надежный в жизни. Но мать воспротивилась, дескать, не отдам дочь в медвежий род.
— Разве дело в имени? — с нескрываемой обидой уточнил Аюхан. — Бабушка так назвала, сказала — ни на какое другое имя не согласна. Когда паспорт получал, я хотел сменить, но бабушка…
— От имени можно избавиться, а вот… — Прервавшись на полуслове, отец Хамдии нахмурился и закончил: — Девушки в деревне не перевелись, сынок, достанется и тебе твоя ягодка.
Впрочем, попереживав какое-то время, Аюхан постепенно залечил эту душевную рану, с головой уйдя в работу. Но «ягодка-невеста» скоро тоже не встретилась. За хлопотами с лесным хозяйством, а оно было не малое, шли годы. Пока освоился, пока научился рачительно управлять, возраст постепенно подошел к тридцати годам. А он все еще холост! Не раз бабушка Хадия упрекала его, что нужно не только растить лес и заботиться о нем, но и о продолжении собственного рода подумать. Тем более что за последние годы Аюхан на месте старенькой бабушкиной избушки, уже изрядно покосившейся, поднял добротный дом и хозяйственные постройки. Да, кроме того, заимел собственную пасеку, из-за чего за ним даже закрепилось прозвище «кулак». Словом, все есть для создания крепкой семьи, нет только невесты. А ведь жених-то завидный! Прощупать почву к бабушке стали наведываться сельские старухи-сводницы. С самим женихом поговорить не удавалось, он все время пропадал в лесу. В клуб ходил редко, а когда заглядывал, юные девушки не упускали случая подшутить над ним: «Ты что, дядя, с дочками кикиморы шашни водишь?» А каждая из девушек на выданье моложе Аюхана лет на десять! Мало того, еще и юнцы ходят петушатся, стараясь вытеснить «старика»-конкурента. Словом, сплошные проблемы с этой женитьбой…
«Почему до сих пор нет Залии? Уже и сумерки сгустились, а лес он и есть лес. Как бы на зверье какое не наткнулась?»
Выйдя во двор, Аюхан направился к вышке, много лет назад построенной им на пасеке. Сын Ильяс называет ее «разведбашней», старики сельские — «минаретом». Аюхану она кажется похожей на морской маяк. Лес ведь тоже море, только зеленое. На «маяке» установлен керосиновый фонарь, чтобы ночью было видно издалека и можно было ориентироваться. Снаружи башня обшита досками, внутри — лестница. Все как на настоящем маяке.
Поднявшись наверх, Аюхан осмотрел окрестности Асаная. Хотя солнце уже село, но темно еще не было. Голубое небо долго хранит дневной свет в летние вечера… Качнув рукой фонарь, Аюхан подумал, что следовало бы его заправить, понадобиться может в любой момент. И еще этот фонарь отчетливо напомнил вдруг о первой их встрече с Залией.