Его слова ледяные – и пугающе откровенные.
– Я…
Рордин сжимает мне челюсть, убивая меня своим неумолимым взглядом.
– И просто чтобы ты знала: если я еще раз поймаю тебя за поцелуями с рыбешкой, я выпотрошу его от подбородка до члена, сварю в молоке и подам с пюре.
Услышав угрозу, я вся каменею.
С рычанием вырываю подбородок из его хватки.
– Поступишь так – и я уйду из твоей жизни навсегда.
Мои слова – зазубренный меч, и я представляю, как он взрезает намерения Рордина, оставляет их между нами кровавой грудой.
Я не шучу. Я уйду, и его это наверняка проберет до мозга костей. Хотя мне интересно, понимает ли он подтекст…
Он больше никогда не получит ни капли моей крови.
Рордин резко отступает, возможно ожидая, что без прижимающих меня к месту бедер я рухну. Но угроза Каю заставляет меня подобраться с куда большей уравновешенностью, чем была во мне все эти дни, и я твердо стою на ногах, даже глядя, как Рордин уходит по коридору прочь.
– Попробуй, Милайе. Только, мать твою, попробуй.
Глава 25Кай
Когда-то давным-давно спать и держать один глаз открытым было долгом. Необходимостью. Закроешь оба – и кто знает, что проскользнет мимо и украдет самое ценное.
Привычка – вторая натура.
Но мы не спим. Мы пытаемся.
Ничего не выходит.
Свернувшись клубком в каменном гнезде у входа в нашу сокровищницу, мой драко следит за океаном, наблюдает за проплывающими тенями.
Огромными, крошечными. С длинными, извивающимися конечностями. Теми, что преследуют других с пугающей скоростью.
Зиканта они не тревожат. Неважно, большие они или маленькие, быстрые или медленные, он знает, что бояться там особо нечего.
Больше нечего.
Сверху до нас доносится резкий звук. Настойчивый призыв.
Бам… бам… бам…
Набрав полные легкие холодной воды, Зик издает мощный рокот, который расходится волнами по океану, вспугнув стайку акулих бала, обгладывавших водоросли с нашей чешуи.
Мой драко недвижим, не шелохнет и плавником. Даже не приоткроет наш второй глаз.
– Он не уймется.
Словно в доказательство моей правоты, звук повторяется. На этот раз назойливей.
Бам-бам-бам.
Зикант взмахивает нашим змеевидным хвостом – воду рассекают множество серебристых плавников-оборок.
«Сожрать злюку?»
– Нет. Мы не можем его съесть… к сожалению.
Зикант фыркает, выпуская обжигающую струю воды, и опускает второе веко.
Бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам…
Мы рычим в унисон, вздернув верхнюю губу над нашей зубастой пастью.
«Злюка не держит ритм, – начинает разворачиваться Зикант. – Злюке лучше умереть».
– Зик…
Он отталкивается от уступа сильным ударом нашего хвоста, огибает острые камни, пробирается сквозь покачивающиеся водоросли. Стаи рыбок бросаются врассыпную, океан затаивает дыхание, когда мы устремляемся ввысь.
Я вдыхаю, перехватывая контроль за мгновение до того, как Зикант всплывает на поверхность.
С болезненным хрустом, к которому никогда не привыкнуть, смещается наша челюсть, длинная спина сокращается, сжимается по позвонку. Трещат, ломаются кости, стягивается кожа, загоняя Зиканта в клеть моей груди, где он мечется и бьется о ребра, посылая по воде рябь.
Зикант и правда собирался его сожрать.
Подняв голову над поверхностью, я разглядываю тень мужчины, стоящего на щербатом камне. Он одет в черное, из темноты, словно две луны, смотрят его глаза.
– Разве тебе не пора быть в кроватке?
– Вылезай, – рычит он, сверкая зубами, и отбрасывает в сторону металлический прут, звуком которого он нас поднял.
Прут стучит по камням в беспорядочном ритме, заставляя меня ощетиниться. Зиканта тоже.
Сморщив нос, едва не вздергиваю верхнюю губу.
– Только потому, что твои манеры столь безупречны.
Заталкиваю остатки сути Зиканта в клетку своей груди, и хвост расщепляется, кости твердеют, сгибаются суставы. Последняя чешуйка сворачивается внутрь, и я вонзаю только что обретенные пальцы ног в углубления скалы, хватаюсь за нее и вытаскиваю себя из надежных объятий океана.
Выпрямляюсь перед Рордином и смотрю на него сверху вниз, вскинув бровь. Меж голых ног тяжело покачивается мужское достоинство.
– Штаны надень, – он бросает мне в грудь комок ткани.
Не ловлю.
– Напрягает?
Рордин оставляет меня без ответа. Просто скрещивает руки на груди.
– Молчание – знак согласия, – наклоняюсь и, удерживая его взгляд, поднимаю штаны. – Мы этого допустить не можем, правда?
Влезаю в них, застегиваю пуговицы и сую руки в карманы.
Сквозь облака пробивается луна, окутывает нас лучом серебристого света, а мы все маринуемся в тишине, которая все тянется, и тянется, и…
– Собираешься говорить, бруак? Или так и будем стоять, смотреть друг на друга?
Молчание.
– Значит, играем в угадайку. Дай-ка подумать… угрюмый вид, жуткие глаза… – Скольжу по Рордину взглядом, и Зикант вдруг отталкивается от моих ребер, когда я замечаю в левом кармане выпуклость.
«Сокровищ-щ-ще», – возбуждается Зик, трогая своей сутью скрывающую таинственный предмет ткань.
Быстро отвожу взгляд и пару раз тяну носом, принюхиваясь.
– От тебя смердит яростью, то есть если бы не, – обвожу жестом выглядывающие из-под воротника Рордина серебряные письмена, – вот это все, я бы уже истекал кровью у твоих ног, – пожимаю плечами и лениво тяну: – Очередной галочкой в твоем списке.
Рордин шагает вперед, почти нос к носу, и я расправляю плечи.
– То была случайность. Жертва войны.
Зик на мгновение затихает, и мне приходится напрячь спину, когда он ударяется о ребра, легкие, сердце, мешая вдохнуть.
– Если от этого тебе спится спокойней, продолжай так себе говорить, – опускаю взгляд… и снова поднимаю. – Что в кармане?
Вопрос возвращает моего драко к изучению формы и размера любопытного предмета. Лицо Рордина застывает маской.
– Думаешь, я сплю, Маликай?
– Надеюсь, что нет. Надеюсь, ты не можешь и глаз сомкнуть без желания выдолбить себе мозг. – Делаю вид, что лениво зеваю. – Если подумать, именно так тебе и стоит поступить. Я был бы не прочь посмотреть, как у тебя хлещет кровь из глаз, рта и сраных ушей.
Прямо как у нее.
– Аша была и моей подругой.
Позади меня затихает океан.
Он слушает.
– Она была больше чем просто моей подругой. Ты знал, что она была последней самкой?
У Рордина чуть расширяются зрачки. Крошечный признак, но такой красноречивый, который исчезает в тот же миг.
– Сочту за «нет».
Опустившись на колено, я поднимаю с земли осколок камня, разглядываю острые грани, а потом встаю, и взгляд снова цепляется за карман Рордина. Секундная слабость, которую я пытаюсь скрыть, бросая камень и наблюдая, как он прыгает по поверхности воды.
– Тем ударом ты обрек на гибель весь мой вид.
Жертва войны…
Испытываю соблазн натравить на него Зика, а самому сидеть и наблюдать за бойней. Рордин будет упорно сражаться, но это и хорошо.
«У него в кармане сокровище. Нельзя есть злюку, когда в кармане сокровище».
– Не глупи. Просто нужно для разнообразия жевать осторожно.
Рордин, кашлянув, снова скрещивает руки.
– Ты отдал ей коготь.
– Отдал. И надеюсь, что она тебя им выпотрошит.
Его грудь содрогается, исторгая низкий хохот.
– Смешно?
С лица Рордина стекает все веселье, и оно вновь превращается в лишенную чувств маску суровости, к которой я привык.
– Да нет, не особо. Веришь или нет, но мы с тобой на одной стороне. По крайней мере, пока ты не перейдешь очень четкую границу. – Рордин дергает в мою сторону подбородком. – Ты понял какую.
Значит, он видел поцелуй.
Хорошо.
– Мы не на одной стороне, Рордин. С тех самых пор, как ты обрек мой народ. – Украдкой бросаю взгляд на торчащую высоко в небе башню, наполовину омытую поволокой лунного света. – И Орлейт нуждается во мне больше, чем в тебе. Ты лишь забиваешь ей голову, а мне потом расхлебывать.
Он смотрит на океан, и я пользуюсь возможностью внимательней изучить его карман.
Зикант сразу оживляется.
Предмет выглядит тяжелым. Внушительным. Края, возможно, немного зазубрены, но именно эти острые фрагменты и делают его привлекательным. Отличают от других, сглаженных водой и временем.
Сжимаю кулаки, засовываю их в карманы.
Снова вынимаю.
– Когда ты в последний раз бывал у острова, Маликай?
У меня екает сердце.
Следую за взглядом Рордина к собственной вытянутой руке, невольно устремившейся к его карману. Вздрогнув, отдергиваю ее и скрещиваю руки на груди, повторяя его позу.
– Я спросил – когда?
Не отвечаю. Не осмеливаюсь произнести ложь, которая, без сомнения, окажется раскрыта. Не доставляю ему удовольствия разобрать ее по косточкам.
Рордин качает головой, издавая горлом низкое рычание, и на его лице отражается нечто сродни отвращению.
– Я не обрекал твой вид. Вы сами справились.
У меня вырывается шипение, верхняя губа вздергивается, обнажая острые резцы и еще более острые клыки, которые вот-вот начнут удлиняться и множиться, пока весь рот не будет набит смертоносными орудиями.
– Это лишь вопрос времени, когда тебя настигнет гнев Мелеющих морей, и что тогда? Девчонка потеряла все, и у тебя хватает наглости предлагать ей нечто столь мимолетное? – Рордин склоняет голову набок и щурит глаза. – Или ради нее ты готов отказаться от своего зверя?
Ярость бурлит во мне с силой тысячи волн.
Мышцы бугрятся, кости трещат от напряжения, когда я сдерживаю Зика, челюсть снова и снова смещается. Даже кожа начинает зудеть и покалывать, и я знаю, что если посмотрю вниз на ноги, то увижу проступающие чешуйки. Увижу плавники, вырастающие из лодыжек и, может, пальцев ног.
Рордин цокает языком, оглядывая меня сверху донизу.
– Не думаю.
С хрустом поворачиваю голову в одну сторону, в другую. Сжимаю кулаки.