Лучше бы цветы остались в саду, но, по крайней мере, это всего лишь серолисты. Вокруг замка их в изобилии.
Если бы нарвали других, я бы уже вовсю скалила зубы.
Краем глаза уловив движение, я вижу, как по коридору со стопкой серебряных тарелок в руках спешит София – служанка с большими красивыми глазами и волосами цвета ночи.
Машу ей рукой.
– Прости, стой!
София вздрагивает, чуть не выронив ношу, затем натужно приседает в реверансе, чем заставляет меня поежиться.
– Мисс! Мать честная, совсем вас не заметила.
– Ты не знаешь, где я могу найти верховного владыку? Думала, он будет здесь… не знаю, надзирать, – взмахиваю рукой в сторону зала.
Брови Софии почти сходятся на переносице.
– Нет, мисс. И я не уверена, мисс.
Обычно слуги не ведут себя со мной так пугливо.
Кто-то похлопывает меня по плечу, и я поворачиваюсь лицом к здоровяку-стражу с темными глазами и копной черных волос, блестящих и зализанных назад.
Вскидываю бровь.
– Йонас.
– Орлейт. Что ты… – Он бросает взгляд мне за плечо. – О чем ты говорила с Софией?
Тычу в нее большим пальцем.
– В смысле только что?
Йонас кивает.
– Я, э-э, ищу Рордина. Думала, может, София знает, где его найти.
– А… – Он шумно выдыхает, и его лицо разглаживается. – И все?
– А что еще?
– Хорошо. Верховный владыка занят. – Быстрым шагом Йонас начинает уходить, но я бросаюсь вперед и хватаю его за запястье.
– Где именно он занят? Мне не хватит терпения обыскивать каждый уголок замка еще два дня.
Взгляд Йонаса устремляется вниз, к моим побелевшим от напряжения костяшкам, и я ослабляю хватку.
– Прости.
Кашлянув, он переглядывается с другим стражем, стоящим у дверей. Готова поклясться, что взгляды у них при этом полны раздражения.
– Ну и что я, по-твоему, ему сделаю? Наброшусь?
– Засунешь нос в дела нашего верховного владыки.
…Справедливо.
Большинство стражников мне не доверяют, и едва ли я могу их за это винить. За эти годы я почти всех их ловила в неловком положении. Очевидно, я хожу недостаточно громко, поэтому все время вижу, как Йонас сует язык Маркусу в глотку, хотя он вообще-то ухаживает за Софией.
– Выкладывай, Йонас.
Он скрещивает руки на груди.
– Нет.
Повторяю его позу, прищуриваю глаза и жду… постукивая ногой по полу.
Тишина.
Когда нетерпение берет верх, я подаюсь к Йонасу и шепчу:
– Как там Маркус?
Его глаза распахиваются шире, момент затягивается настолько, что я сдвигаюсь назад и удобно подпираю стенку.
Я бы никогда не стала стучать, но он-то этого не знает. И не удивлюсь, если после этой нашей маленькой беседы увижу, как он помочится на мои розы.
Йонас бормочет что-то неразборчивое и вздыхает.
– Рордин у себя в кабинете на третьем этаже.
Могла бы и догадаться.
– Спа…
– И у него закрытая встреча. – Йонас так выделяет слово «закрытая», будто сейчас возьмется за словарь, чтобы зачитать мне его значение. – Они с верховной владычицей Руста сказали ни при каких обстоятельствах их не беспокоить.
Спина цепенеет, а сердце словно опутывает колючая лоза.
Закрытая встреча… с Зали… в его кабинете…
Горечь трудно сглотнуть. Как и прогнать образ, который вонзился мне в мозг, словно кол.
Она, распростертая на его столе, как та женщина из книги, – выгнутая дугой, крепкие мужские ладони сжимают ей груди. Рордин склонился над ней, словно очерченная серебром тень, его лицо меж ее бедер, и он урчит…
Лакомится…
Проклятье.
– Точно, – отвечаю я, изо всех сил стараясь сохранять непринужденный вид, когда хочется только блевать. – Думаю, тогда я просто… пойду веселиться в свою башню.
Йонас закатывает глаза и уходит прочь широкими шагами, будто его выводит из себя один мой вид.
Сердце бешено колотится, в горле стоит ком, и я поднимаюсь на третий этаж, прямиком в большой коридор, что ведет к кабинету Рордина.
Пять раз я едва не разворачиваюсь обратно, говоря себе, что такое жуткое любопытство ядовито. Разрушительно. Но мои ноги несут меня сами, ведут по пути, который наверняка меня погубит.
Ступая тише, я приближаюсь и слышу неровный гул мужских голосов.
Замираю.
Не похоже на звуки, с которыми мужчина и женщина должны сплетаться в муках удовольствия.
Волна облегчения накатывает столь резко, что приходится сжать губы и сдержать вздох.
Прижимаюсь к дальней стене и ныряю за плотную бархатную занавесь, собранную сбоку от закрытого окна. Оттуда открывается идеальный обзор, и в такой близи слышно каждое слово, а еще, если высунуть голову с дальней стороны, вероятно, я даже смогу мельком заглянуть в широко распахнутую дверь.
– Изящный ход с головой врука, Зали. Не перестаешь удивлять.
Кайнон.
– Здесь нет ничего изящного, – отрезает Зали. – Я застала шавку за поеданием фермера и его сына. С остальных четырех вруков содрали шкуру и пригвоздили их к столбам в назидание. Они не были первые – и уж точно не будут последними.
Кажется, Зали только что завоевала мое уважение.
Кайнон прочищает горло, и я почти наяву вижу, как он скрещивает руки на груди или разглядывает ногти, будто разговор ему наскучил.
– Как бы я ни наслаждался твоими рассказами, мне нужно поговорить с Рордином наедине.
– Ладно, – бросает женщина, и затем раздаются тяжелые, будто несущие весь груз ее гнева, шаги.
Шаги, которые направляются в мою сторону…
Вот дерьмо.
Задерживаю дыхание и закрываю глаза, вжимаюсь в стену, надеясь, что Зали не увидит мои торчащие из-под занавеси босые ноги.
Шаги все ближе, легкие начинают гореть, но я держусь… держусь…
Зали останавливается, проходят томительные секунды, а потом занавеска двигается, пропуская в мое убежище луч тусклого послеполуденного света…
Я вздрагиваю, щурюсь, глядя в большие медовые глаза в обрамлении темных ресниц, ожидая выволочки, а потом и возвращения в Каменный стебель под стражей.
Вместо этого Зали одаривает меня лукавой улыбкой – и опускает занавесь на место.
Потрясенно уставившись на плотную ткань, я снова слушаю шаги.
– Тебя это тоже касалось, Бейз.
Сдвигаюсь влево, приоткрываю занавесь и заглядываю в кабинет.
Каин стоит спиной к двери, широкие плечи закрывают половину обзора. Бейз вне поля зрения – вероятно, где-то подпирает стенку, но я вижу Рордина. Он развалился в кресле за большим черным столом.
– Бейз никуда не уйдет, – рокочет Рордин, и что-то в том, как он смотрит на Кайнона, заставляет волоски у меня на шее встать дыбом.
Каин выпрямляется.
– Прекрасно.
– Прекрасно, – повторяет Рордин. Шевелятся только губы, все остальное в нем неподвижно, как камень.
– Ты хочешь использовать мои корабли?
Корабли Кайнона?!
Рордин постукивает пальцем по подлокотнику.
– Всего сотню или около того, – он слегка поводит плечом. – У тебя в пять раз больше. Уверен, ты можешь их выделить.
Пять. Сотен. Кораблей.
Да кто он вообще такой?!
– Если Вадон прогнулся, с ним будет… сложно, – заявляет Рордин, наклоняя голову к одному плечу, потом к другому. – Его надежно защищают горы. Единственные его слабые места – река Норз, которая сейчас перекрыта, и западная расщелина в Рейдлинском высокогорье, куда можно добраться только по воде. У нас есть выбор: либо верное самоубийство на горном перевале, либо гораздо более безопасное путешествие по Мелеющим морям.
Рордин подается вперед, складывая пальцы домиком, и пронзает Кайнона взглядом, который обескровил бы пустоту между ними, если бы у нее было сердце.
– Нам нужны корабли.
Я сжимаю губы…
Его слова – мощные стены неприступной крепости.
Безопасные. Уверенные.
Непреклонные.
Мне хочется за ними укрыться, но что-то подсказывает, что я должна поступить наоборот. Бежать и никогда не оглядываться.
– Что ж, если твои подозрения верны, он угрожает лишь твоим чудным земелькам, – отвечает Кайнон резким тоном. – Почему вруки должны заботить кого-либо, кроме тебя?
Я сдвигаюсь еще дальше, мельком вижу лицо Бейза, его подпирающее стену плечо, скрещенные на груди руки. Выискиваю любой намек на эмоцию, ведь он, как правило, гораздо живей Рордина…
Не сегодня.
Бейз так же суров, так же непреклонен, он смотрит на Кайнона, словно питон, готовый напасть.
Замечаю у него на бедре клинок, и во рту пересыхает.
Это не деревянный меч.
Я еще никогда не видела ни этого серебристого эфеса, ни большого радужного камня, что его венчает.
– Одними вруками и странными исчезновениями дело не ограничится. – Голос Рордина как пруд посреди зимы.
Ровный, холодный и смертельно спокойный.
Кайнон едва заметно склоняет голову.
– Это угроза?
– Это факт.
– Что ж, Мелеющие моря поглощают десятую часть всего, что через них проходит. Значит, как только я брошу тебе свой знак, я пущу по меньшей мере десять кораблей коту под хвост. Пока нас ничто не связывает официально, – парирует Каин, пожимая плечами, – ничего не могу обещать.
Температура падает так резко, что мой выдох вырывается молочным облачком пара и я едва сдерживаю дрожь. Бейз кладет ладонь на эфес.
Глаза Рордина темнеют.
– Хорошо подумай, прежде чем продолжить, Каин.
– Сиротка, которую ты держишь взаперти в башне, – говорит тот без колебаний.
Спина цепенеет, я так неподвижна, что слышу, как в собственных венах бьется пульс.
– Что она?
Голос Рордина звучит так монотонно, что мне представляется смерть.
Ледяная, ужасная, безжалостная смерть.
– Я желаю даровать ей свою куплу, – отвечает Кайнон, и замок вдруг кажется мне слишком крошечным, чтобы вместить разрушительную энергию, исходящую от верховного владыки Запада.
– Вот как?
Рордин встает, медленно, плавно, будто он играет со временем, выделяя каждое движение восклицательным знаком. Он огибает стол сильным, уверенным шагом, и Кайнон смещается так, что теперь они стоят лицом к лицу и я отчетливо вижу оба их профиля.